Деззи закрывает глаза, переносясь в то место, откуда исходит вся музыка и красота. Все то напряжение, которое я заметил в ней, как будто испаряется. Совершенно расслабленная и свободная, как ветер, она берет микрофон и подносит к своим розовым губам.

Благодаря Дмитрию, я вижу поток слов:


Этот лак на моих ногтях,

Кудри в моих волосах,

Мой талант и мой стиль —

Все подделка. Я лгунья.


Макияж на твоем лице,

Надетая на тебе одежда из кожи или кружева,

Эти духи, которые ты используешь —

Просто очередная ложь,

Просто еще одна вещь на пути.

Ты тоже лгунья.


На самом деле, ты не выглядишь такой.

Еще одна ложь на миллиард долларов,

Которую тебе продали за ту же цену.

Неважно, мыло, духи или шампунь,

Я не думаю, что ты знаешь себя так хорошо,

Как думаешь.


Как и я, актриса, которая лжет каждый день,

Читая очередную реплику из очередной пьесы,

Притворяясь другим человеком, с другим именем.

Все мы лжецы.


И в тот момент, когда ты готова отпустить это,

Поскольку устала от этого шоу,

Ты заглядываешь в чужие глаза

И, наконец, видишь

Единственный путь на свободу.

Быть лгуньей, которая никогда не лжет.


После того, как спет последний куплет, музыканты, кажется, все еще наполняют комнату музыкой: руки гитариста перебирают струны, пока Деззи что-то напевает, ее глаза закрыты, и она потеряна в песне.

А я потерян в ней, мои руки скрещены на груди, а челюсть плотно сжата.

Она открывает глаза и находит взглядом мой.

Я задаюсь вопросом, видит ли она мою ложь.

Мою правду.

Мой путь к свободе.

А потом зал заполняется аплодисментами, и я поднимаю руки, чтобы присоединиться к ним, наблюдая, как Деззи принимает овации. Она смеется, щечки становятся розовыми, в конце делает демонстративный поклон.

Она возвращается за стол, ее друзья делятся своими эмоциями по поводу песни, осыпая ее комплиментами, улыбками и смехом. Дмитрий говорит о том, насколько красивый у нее голос, но беспокоится о значении слов:

— Если я солгал тебе, — говорит он, одновременно с этим жестами переводя мне, — то очень извиняюсь и, знаешь, не пиши песню обо мне.

Через некоторое время Деззи поворачивается ко мне и что-то говорит. Я смотрю на нее, ожидая, когда она повторит свои слова, когда внезапно перед моим лицом появляется экран телефона:


Хочешь выбраться отсюда?


Я ухмыляюсь в знак согласия, затем хлопаю Бранта по плечу, предупреждая, что мы уходим. Дмитрий замечает, что я собираюсь уходить, и машет рукой на прощание. Я отвечаю ему жестом:

— Нам нужна квартира на некоторое время.

Ответ Дмитрия — ямочка от широкой улыбки и решительный кивок.

Хороший мальчик.

После этого мы выходим наружу в тишину улицы. Кожей ощущаю заметное изменение вибраций и шума, как будто делаю глоток прохладной воды. А может, это просто ветерок ночного воздуха.

Мы могли бы держаться за руки, но не делаем этого. Мы не на том этапе. Честно говоря, я даже не уверен, с каких пор стал парнем, который хочет держать чью-то руку. Не знаю, почему вдруг стал одержим этой идеей. Может, дело в близости Деззи. Наверное, мне стоит приобнять ее или…

Нет, что за херня. Почему я думаю об этом?

Я смотрю на нее. Либо она решила посмотреть на меня в тот же момент, либо наблюдает за мной давно. Я сухо усмехаюсь. Не знаю, прозвучало ли это как смешок или нет, но я почувствовал его в груди.

Потом замечаю, как шевелятся ее губы. Могу ошибаться, но думаю, Деззи спрашивает о том, идем ли мы ко мне.

— Если ты не против, — отвечаю я.

На это она кивает.

Я, блядь, словно взлетаю в данный момент.

Когда же дверь квартиры оказывается перед моим носом, я едва могу вставить ключ в замочную скважину. Я чертовски взволнован. Последние три дня я отчаянно хотел провести с ней ночь. Жаждал ее прикосновений и страстно желал обнять ее. Я настолько чертовски сильно хочу Деззи, что практически подпрыгиваю от нетерпения.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашиваю я на автомате, быстро двигаясь в сторону кухни и не сводя с нее глаз.

Она кусает губы.

Я застываю у кухонного стола, наблюдая за ней. Мир становится очень-очень тихим.

— Так… это значит «да»?

Губы Деззи приоткрываются. Она делает вдох, и взглядом встречается с моим. В ней сидит какое-то напряжение. Думаю, она ждет, что я сделаю первый шаг. Она хочет, чтобы я сбросил все предметы со стола безрассудным взмахом руки, потом подхватил ее и усадил на него, чтобы трахнуть. Я вижу эту фантазию в ее глазах. Тоску к этому…

— Да? — подсказываю ей. — Выпить?

Затем слезы появляются в ее глазах.

Ох, блядь. Я неправильно понял.

— Деззи?

Она качает головой, слезы застилают глаза, не желая скатываться по щекам. Затем она приподнимает подбородок и говорит что-то, глядя на меня холодным взглядом.

Я не улавливаю ее слов.

«Лжец, — думаю, говорит она. — Не заслужил».

Мое тело каменеет, ее губы продолжают быстро двигаться.

— Деззи, — повторяю я, подходя к ней и обнимая за плечи.

Она отворачивается и крепко зажмуривается, стиснув зубы.

Она злится.

— Деззи. — Я пытаюсь заставить ее посмотреть на меня, наклоняю шею и потираю ее плечи. Блядь, ее кожа такая гладкая. — Деззи, говори.

— Я говорю! — кричит она яростно, ее полные слез глаза встречаются с моими. Я вижу, как напрягается ее шея, ноздри раздуваются, все тело сжимается от напряжения. — Это все, что я делаю!

Я полностью запутался.

— Извини, — говорю я, чувствуя вину за свое поведение на этих выходных, но я думал, мы это преодолели. — Я не должен был тебя отшивать. Я был напуган. Я был гребаным идиотом. Ты заслуживаешь парня лучше, чем я.

— Нет. — Глаза Деззи округляются. — Это ты заслуживаешь девушку лучше меня, — говорит она, хлопая себя по груди. Она один раз машет рукой перед своим лицом, потом убирает большой палец руки за ухо — «Лучше». Затем тычет пальцем себе в грудь — «Меня».

Деззи что, совсем спятила?

— Это я тебя не заслуживаю, Деззи. Ты слишком хороша для меня.

Она делает глубокий вздох, закрывает глаза, и ее губы начинают двигаться.

И на этот раз я улавливаю слова.

Каждое слово.

Я знал, что она скажет, потому что именно к такому же выводу пришел после нашего обеда сегодня. Отец пропихнул ее на этот факультет. Ее отец — популярный художник по свету. Она знала Келлена и является причиной того, почему он здесь проектирует освещение для главного спектакля.

И она причина того, что этим не занимаюсь я.

— Мое пребывание здесь… разрушило… всё, — говорит она.

Но я вижу столько силы в ней. Эти слезы, она даже не позволяет им упасть. Она не пытается заработать мою симпатию; она уже и так владеет ей. Если Деззи спросит меня, я отвечу: она владеет слишком многим.

Деззи не просила Келлена-Придурка-Райта.

Деззи не просила меня о близости и не вставала между мной и моими мечтами. Она просто познакомилась со мной пару недель назад. Она мне ничего не должна.

И вот я стою здесь, перед этой сильной и невероятной женщиной, в которой столько страсти, что это пугает. Когда она пела на сцене, это она сама заслужила уважение каждого, кто был в баре. Ее отец не купил его, она заработала его сама.

Теперь я стою с огромным стояком в своих штанах, который отвлекал меня в течение последнего часа, и не заслуживаю ни единой ее слезинки.

Правда в том, что ее появление здесь спасло меня.

— Твой отец может дать тебе колледж, — говорю я, пробираясь сквозь вакуум в ушах, чувствуя, как горло и грудь вибрируют от моих слов. — Твой отец может дать тебе целую пьесу. — Вижу, как Деззи пытается протестовать, поэтому говорю громче, молясь, чтобы мои слова дошли до нее. — Но твой отец не может дать тебе то, что ты сделала на той маленькой сцене час назад. Ты видела их глаза? Видела всех тех людей в баре, как они слушали тебя, когда ты… когда ты пела?

Деззи поднимает взгляд, слезы вот-вот покатятся по щекам, и говорит сквозь стиснутые зубы:

— Единственный человек… для которого я пела, — ее губы дрожат, — не может… услышать… ничего.

— Я слышу тебя.

Ее взгляд вспыхивает от этих слов. Брови приподнимаются, и Деззи неуверенно смотрит на меня. Эмоции застывают на ее лице.

— Я слышу тебя, — повторяю я Деззи, каждый нерв в моем теле натянут. — Не только твои родители пытались разрушить тебя. Ты не единственная, кто боролся с судьбой, которую тебе навязывают. Я слышу тебя. — Чувствую, как ломается мой голос. Сегодняшний день может побить все рекорды по количеству слов, которые я позволил себе произнести вслух. Это все для Деззи; она делает это со мной. — Ты не одна в этой битве, чтобы найти собственный голос. Свое место. Свободу.

Наши эмоции практически осязаемы. Я переживаю, что в моих глазах появляются слезы. Слезы, которые я отказываюсь проливать за этот глупый мир.

— Меня тошнит от людей, которые думают, будто знают, кто я такой, — шепчу я, чувствуя, как с каждым словом вырывается дыхание. Обхватываю лицо Деззи ладонями, потом вглядываюсь в глаза. — Люди пытаются сказать мне, что я за мужчина.

— Что я за женщина, — эхом отзывается она.

— Говорят, что я просто техасский мусор.

— Говорят, что я просто нью-йоркский сноб.

— Деззи, я слышу тебя.

Гнев исчезает с ее лица, уступая место чему-то совершенно другому.

— Клейтон… — шепчет она

— Я слышу тебя.

Наши губы соприкасаются. Дыхание Деззи омывает мое лицо неровными потоками, пока руками мы скользим по телу друг друга.

Деззи стискивает в ладонях мою футболку. Дрожь предвкушения пронзает каждую частичку моего тела, которой касаются ее пальцы.

Прижимаю ее к стене, наши губы все еще соединены, и мы пытаемся поглотить друг друга. Тепло между нами — это огонь, который я не в силах погасить.

Я касаюсь ее сексуальных бедер.

Она прижимается к моему телу, и наши губы разъединяются только для того, чтобы я мог снять с нее сексуальный красный топ.

Он падает на пол.

Деззи находит губами мочку моего уха, а затем прикусывает ее.

Я стону, удовольствие пронзает мою шею и взрывается там, где ее зубы впиваются в меня. Разве она не знает, какую опасную игру затеяла?

Я больше не могу сдерживаться. Черт возьми, Деззи…

Подхватываю ее под колени, и Деззи обвивает меня руками, пока я двигаюсь в сторону спальни. Матрас прогибается, когда мы падаем на него, и Деззи оказывается на спине. Ее глаза вспыхивают беспокойством.

Надеюсь, она сможет справиться со мной. Я играю грубо.

Как зверь, которым я и являюсь, ползу вверх по ее телу, пока не достигаю губ. Деззи отвечает мне взаимностью с таким же голодом. Мы не позволяем друг другу произнести ни одного бессмысленного слова, обо всем говорят наши пальцы и губы.

Я просовываю руки под нее, начиная энергично расстегивать бюстгальтер. Я делаю это наощупь, но ловко.

Когда оголяю ее грудь, лицом прижимаюсь к ней, как животное. Чувствую вибрацию в ее груди от слов. «О, черт… Клейтон!», — представляю, как она говорит это, выкрикивая слова.

Затем я кусаю левый сосок.

Кладу свою ладонь на ее лицо, погружаю палец в рот, пока она судорожно дышит — ощущаю, как ее рот широко открывается и из него вырывается горячее дыхание. Деззи сосет мой палец, скользя пальцами вниз по моей спине, на что я глубоко и по-звериному рычу.

Ощущение ее ногтей на спине только усиливает мой захват зубами ее соска. Бьюсь об заклад, это почти подводит ее к краю, судя по тому, как ускоряется дыхание под моей рукой.

Есть что-то завораживающее в том, как Деззи доверяет мне свое тело, это так чертовски эротично.

Оставляю в покое ее сосок и тянусь вниз, расстегивая пуговицы на ее джинсах. Глаза Деззи блестят, пока она наблюдает за моими действиями. «Эти джинсы находятся на моем пути, — говорит мой взгляд. — И прямо сейчас я должен от них избавиться».

Наконец джинсы соскальзывают с ее тела и находят свое место на комоде, или на стене, или где угодно, я просто небрежно бросаю их.