Своими упреками Мариабелль Керрин нарушила неписаные законы, царившие тогда в обществе. Содержанкам не полагалось предъявлять какие-либо упреки своим покровителям. Они могли быть недовольны только их недостаточной щедростью, да и это никогда не высказывалось открыто.

Впрочем, его совесть была чиста, маркиз просто осыпал подарками миловидную актрису, и она еще месяц назад восхищалась его великодушием. Тогда они наслаждались обществом друг друга.

А потом он уехал на север и задержался у лорда Харгрейва. Вернувшись в Лондон, маркиз несколько раз виделся с Мариабелль в театре или на квартире, которую снял для нее в Челси, но встречи были короткими и совсем не походили на их прежние свидания.

Конечно, он оплачивал все ее счета, и это обходилось ему недешево, платил за содержание лошадей и купленный для нее элегантный экипаж.

Маркиз подарил ей драгоценности, которым завидовали все ее знакомые, а счета к портным достигали просто астрономических сумм. Ни одна из прежних содержанок не могла себе такого позволить.

Но Мариабелль Керрин жаловалась отнюдь не на скупость маркиза. Ее мучила и доводила до слез его «неописуемая жестокость». Ведь всему Лондону известно, что после возвращения из поездки он стал ее избегать.

Маркиз с неприязнью прочел это плохо написанное, напыщенное и мелодраматическое послание.

«Вечно одно и то же, — подумал он. — Рано или поздно каждая из любовниц перестает довольствоваться тугим кошельком и жаждет завладеть моим сердцем».

Нет, маркиз никогда не предлагал и не собирался предлагать руку и сердце ни дамам из высшего света, ни тем более содержанкам, с которыми провел немало приятных часов.

— Черт побери, — произнес он, обращаясь скорее к себе, чем к секретарю, — ну почему женщины ждут от меня невыполнимого?

— Еще одна любящая душа, милорд? — с легкой усмешкой осведомился мистер Граттон.

Он был в курсе многих его романов и знал об их развитии едва ли не лучше самого маркиза.

Рэкфорд небрежно бросил письмо на обеденный стол и протер пальцы салфеткой, не желая, чтобы к нему пристал запах амбры, а потом сказал:

— Рассчитайтесь с ней, Граттон. Не надо мелочиться, пусть она получит сполна. Мариабелль сможет покинуть дом в любое удобное для нее время, но дайте ей понять, что отныне она меня не интересует.

— Я всегда полагал, что она хорошая актриса, милорд, — коротко заметил мистер Граттон.

— Слишком эмоциональна на сцене, а еще больше в жизни, — откликнулся маркиз.

Он встал из-за обеденного стола и направился к двери.

Мистер Граттон вынул надушенное письмо из масленки, куда его бросил маркиз, и, поскольку его хозяин уже был готов покинуть столовую, спросил:

— Возможно, мне следует напомнить, милорд, что у леди Лоури сегодня день рождения. В прошлом году вы послали ей в подарок лилии. Не желаете ли вы сейчас преподнести ей те же цветы?

Маркиз помедлил с ответом.

Леди Лоури занимала особое место в списке его возлюбленных. Его связь с ней тянулась дольше, чем с другими женщинами.

Она была очень красива и талантлива — темноволосая, стройная, превосходная музыкантша.

Неудивительно, что он сильно увлекся ею. Какое-то время маркизу даже казалось, что он в нее влюблен. Но едва ее чары ослабели, как маркиз обнаружил, что она ничем не отличается от прочих дам. Леди Лоури также стремилась привязать его к себе и жаловалась, когда он по разным причинам откладывал свидания с ней.

«Неужели женщины не способны понять, что в жизни существуют не только любовные утехи?» — задавал он себе вопрос.

Недавно маркиз принял горячее участие в дискуссиях палаты лордов по поводу войны и составления акта об отмене ряда социальных ограничений. Он и его друзья полагали, что необходимость в подобном указе давно назрела.

Он присутствовал на различных заседаниях, где требовалось его участие, и леди Лоури напрасно ждала его по вечерам. Однако маркиз не чувствовал себя виноватым, справедливо считая, что государственные дела гораздо важнее личных.

Маркиз наконец принял решение.

— Нет, Граттон, — твердо проговорил он. — В этом году я не стану посылать лилии леди Лоури.

После разбора писем он намеревался поехать в Айлингтон и встретиться с Ванессой. Только теперь маркиз обратил внимание, что на нем по-прежнему костюм для верховой езды.

Он рассчитывал вновь отправиться с Ванессой за город, но сначала хотел с ней откровенно поговорить. Об этом он успел намекнуть ей прошлым вечером.

К сожалению, когда маркиз переоделся и спустился вниз, он узнал, что в библиотеке его ждет младший брат.

Ему и Пирсу предстояло внести в законопроект лишь одну поправку, но без точной формулировки документ нельзя было посылать на рассмотрение в палату лордов.

Это заняло какое-то время, но наконец Пирс покинул Рэкфорд-хауз с черновиком в руках.

Фаэтон маркиза стоял у ворот особняка уже добрый час, а лошади кругами ходили по бульвару, где пышно расцвела лиловая и белая сирень.

Когда маркиз вышел из дома, все пришло в движение, и даже присмиревшие лошади ринулись ему навстречу.

Маркиз забрался на сиденье, взял в руки вожжи, лакей устроился сзади, и они тронулись в путь.

Маркиз не стал подгонять лошадей, но они покрыли расстояние от Беркли-сквер до Айлингтона в рекордно короткий срок.

Когда они остановились у небольшого здания, похожего на кукольный домик, маркиз заметил у калитки другой фаэтон.

Он был не столь элегантен, как его собственный, да и лошади явно уступали его отборной четверке, но маркиз сразу узнал этот экипаж по его показному шику.

Его глаза гневно сверкнули, он быстро спустился и подошел к двери, когда лакей только начал привязывать лошадей.

Маркиз громко постучал, и Доркас, не медля ни минуты, открыла ему дверь.

Он снял шляпу, собираясь войти в дом, а она взволнованно проговорила:

— Как я рада вашему приходу, милорд! Этот джентльмен, которого мы встретили в гостинице, сейчас наверху, в мастерской с мисс Ванессой. Он грубо оттолкнул меня, и я не смогла преградить ему путь. Я не знаю, что мне делать!

— Я с ним сейчас разберусь, — с яростью произнес маркиз.

Он ни разу не был в мастерской, но знал, где она должна находиться.

Маркиз взбежал по узкой лестнице, добрался до площадки и поднялся еще на три ступеньки, ведущие в мастерскую. Она располагалась в самой глубине дома.

Когда он распахнул дверь, до него донеслись крики Ванессы, а секундой позже маркиз увидел, что там происходит.

Ванесса пыталась вырваться из цепких объятий сэра Джулиуса Стоуна.

Она была столь хрупка и миниатюрна, что никак не могла справиться с крепким, сильным мужчиной.

Когда маркиз вошел в мастерскую, сэру Джулиусу уже удалось повалить девушку на кушетку.

Маркиз стремительно пересек комнату и схватил сэра Джулиуса за воротник сюртука.

Но тот настолько стремился овладеть Ванессой, что не услышал ни стука открываемой двери, ни шагов маркиза.

Сэр Джулиус склонился над Ванессой, намереваясь ее поцеловать, когда сильные руки маркиза приподняли его и оторвали от девушки, а потом мощный удар кулака сбил его с ног.

Стоун с грохотом растянулся на полу.

Он беспомощно дергался, пытаясь встать, а маркиз с брезгливостью смотрел на него сверху вниз.

— Вставай, грязная свинья! — грозно приказал он. — Я тебя еще проучу! Ты навсегда запомнишь, как вести себя с честной девушкой. И, надеюсь, поймешь, что она тебя ненавидит!

— Как вы посмели ударить меня, Рэкфорд?! — гневно воскликнул сэр Джулиус.

— Вставай и убирайся отсюда поскорее! Ты от меня легко не отделаешься и до конца своих дней не забудешь, что со мной лучше не связываться, — сказал маркиз.

Сэр Джулиус был старше Рэкфорда, и никто бы не назвал его трусом.

Стоун начал медленно подниматься, сознавая, что маркиз не ударит его, пока он не встанет. Еще не успев распрямиться, он ударил маркиза правым кулаком снизу вверх. Любой судья на ринге удалил бы его за нарушение правил.

Но маркиз ловко уклонился и нанес сэру Джулиусу ответный удар. Это был мощный апперкот, от которого Стоун отлетел к столу и чудом удержался на ногах.

Из разбитых губ струйка крови потекла по подбородку.

Он больше не пробовал атаковать маркиза и злобно глядел на него, тяжело дыша.

— Убирайтесь! — скомандовал маркиз.

— Я не могу бороться с вами в таких условиях, Рэкфорд, — угрюмо заявил сэр Джулиус.

Глаза маркиза зажглись гневным огнем, и он спросил:

— Вы готовы принять мой вызов?

На мгновение сэр Джулиус растерялся. Потом он вспомнил, что маркиз — непревзойденный стрелок и мастерски владеет шпагой. Это могли бы подтвердить многие.

— Нет, черт бы вас побрал! — немного погодя откликнулся он. — Я не намерен рисковать своей жизнью из-за какой-то грязной юбки!

Он произнес эту фразу с нескрываемым отвращением, и маркиз пригрозил ему:

— Еще одно слово, Стоун, и если вы тотчас же не уберетесь из дома, я превращу вас в отбивную!

Нельзя было усомниться, что он поступит именно так.

Сэр Джулиус Стоун, стараясь сохранить остатки достоинства, неторопливо вытер кровь, побрел к двери, взял свою шляпу, лежавшую на стуле, и вышел, даже не взглянув на Ванессу.

Маркиз подождал, пока за ним закроется дверь, и повернулся к девушке.

Ванесса по-прежнему полулежала на кушетке, на которую ее повалил сэр Джулиус.

Она была очень бледна, а ее глаза расширились от страха. Когда маркиз посмотрел на нее, Ванесса тихонько вскрикнула, приподнялась и уткнулась головой в его плечо.

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Все в порядке, Ванесса, — успокоил он девушку. — Этот негодяй ушел и больше никогда не вернется.

— Я… испугалась, — чуть слышно прошептала Ванесса. — Я… очень испугалась!

«Для этого у нее были все основания», — подумал маркиз. Судя по тому, что он увидел, войдя в мастерскую, сэр Джулиус в конце концов добился бы своего и непременно овладел бы девушкой.

Маркиз почувствовал, как дрожит Ванесса, и понял, что она изо всех сил старается не расплакаться.

— Подобно принцу вы теперь будете надежно защищены, — любезно проговорил маркиз.

Он обвел взглядом мастерскую и увидел на столе две миниатюры — свою и принадлежащую принцу.

Они были вынуты из рамок. Он догадался, что Ванесса уже кончает их реставрировать, одна или с помощью отца.

Затем он заметил, что вторжение сэра Джулиуса, очевидно, оторвало ее от работы над миниатюрой, вынутой из оправы кольца. Она была крохотной и вполне оправдывала свое название.

Кольцо лежало рядом, маркиз присмотрелся повнимательнее и понял, что на миниатюре изображен глаз. Ванесса лишь наметила очертания, но не успела прорисовать детали.

Только теперь он увидел, что поверх домашнего платья на ней был голубой фартук, какие обычно художники надевают, не желая красками пачкать одежду.

Внезапно до него дошло, что разгадка занимавшей его тайны очень проста.

«Какой же я тупица!» — мысленно выругал он себя.

— Расскажите мне всю правду о вашем отце, Ванесса, — попросил он девушку.

Она подняла голову, отодвинулась и настороженно поглядела на него. Опомнившись от пережитого страха, Ванесса осознала, что до сих пор находится в объятиях маркиза, высвободилась из них и пересела.

— Что бы вы хотели… узнать? — спросила девушка, и маркизу стало ясно, что она волнуется.

— Я хотел бы узнать, где находится ваш отец, — спокойно пояснил он. — У меня создалось впечатление, что его нет в живых. — Ванесса ничего не ответила, и, сделав паузу, маркиз продолжил: — Конечно, с моей стороны очень глупо, что я сразу об этом не догадался. Значит, вы сами теперь справляетесь с заказами?

— Иначе нам было бы… не на что жить, — отозвалась Ванесса. — Дом принадлежит теперь мне, но папа почти не оставил денег.

— Вы пишете миниатюры, а заказчики думают, что это делает ваш отец? — уточнил маркиз.

— Я только реставрирую, — торопливо пояснила Ванесса, — и еще расписываю кольца. Отец научил меня этому.

Маркиз бросил взгляд на стол у окна.

— Как вам удается вводить в заблуждение людей? Ведь они уверены, что ваш отец продолжает работать?

— Когда приходит заказчик, я говорю, что отец болен, а я помогаю ему и могу сделать наброски, — призналась Ванесса. Она смущенно покраснела и добавила:

— Боюсь, что я несколько раз подделала его подпись на оборотах миниатюр.

Маркиз улыбнулся.

— Я понимаю, что это было необходимо, Ванесса. Но вы должны осознать что так больше продолжаться не может.