Веселые, озорные, ослепительно яркие картины идеально подошли к глубоким альковам, обставленным в восточном стиле, и привлекли в сады новых посетителей.

Тайерс распорядился поставить в Воксхолле памятник Генделю и позаботился о дополнительном освещении. Уже тогда в садах горело пять тысяч масляных ламп, и они стали едва ли не самым светлым местом в Лондоне. Но к концу столетия их число увеличилось до четырнадцати тысяч. Захватывающие дух аттракционы пользовались особым успехом у зрителей всех сословий, включая принца Уэльского и его друзей.

У его королевского высочества был личный павильон с отдельным входом. Эта вычурная постройка виднелась за деревьями, посередине небольшой рощи, и к ней примыкала тоже весьма причудливая эстрада для оркестра, похожая на китайскую пагоду.

Около ротонды полукругом располагались небольшие уютные павильоны, где обычно ужинали друзья принца. В каждом из них стояли стол и шесть или семь стульев.

Павильоны украшали картины Хеймана «Дракон», «Королевская охота», «В беседке», «Корабль», «Король Георг».

Маркиз часто бывал в садах Воксхолла, и его не прельщала возможность вновь услышать пение известной примадонны. Он предпочитал оперный театр концертам на свежем воздухе.

Он также отнюдь не стремился отведать знаменитый воксхоллский бекон, который продавали здесь по баснословной цене. Владелец Воксхолла хвастался, что его официанты могут нарезать тонкие, как вафли, ломти этого бекона и покрыть ими все одиннадцать акров сада!

Но принц хотел развлечься, и маркиз понимал, что ему придется составить его королевскому высочеству компанию.

Навстречу принцу Уэльскому из павильона вышел церемониймейстер, мистер К.-Х. Симпсон. Этот маленький лысый человек в светлых панталонах, визитке и бобровой шапке невольно привлекал к себе внимание. При столь комической наружности он очень любил пощеголять и не расставался с массивной тростью.

— Знаете, какое у него прозвище? Разодетый Шут, — шепнул принц маркизу.

Праздничные гулянья были в самом разгаре. Чтобы убедиться в этом, стоило только поглядеть на яркие лампы и украшенные гирляндами деревья, прислушаться к великолепной музыке и веселому гулу толпы.

В Воксхолле почти каждый вечер запускали фейерверки. В воздухе переливались разноцветные короны, сердца, инициалы. Однако ночной аэростат казался чем-то еще невиданным.

Маркиз вспомнил, что когда два года назад французский аэронавт мсье Гарнерин устроил испытания своего парашюта, об этом событии тогда долго говорил весь Лондон.

Не желая рисковать своей жизнью, мсье Гарнерин посадил в аппарат кошку и направил парашют в сторону садов.

Кошка благополучно приземлилась, и репортажи о полете четвероногой героини появились в газетах.

Наконец Гарнерин набрался храбрости и сам полетел на парашюте, спокойно приземлившись около церкви Сент-Панкрас.

Теперь он решил продемонстрировать ночной аэростат, и принц сгорал от нетерпения.

— Похоже, нам предстоит увидеть необычайное зрелище, — обратился маркиз к герцогине Девоншир, стараясь, чтобы принц его не услышал.

Она улыбнулась ему и ответила:

— С годами мы все больше любим детские игры.

Герцогиня бросила на него внимательный взгляд и участливо спросила:

— Что с вами, Даньен? У вас какой-то подавленный вид.

— Когда-нибудь я вам расскажу, — отозвался он, — но только не сейчас.

— Вы изменились, — заметила герцогиня. — Во-первых, вы похудели, а во-вторых, больше не похожи на победителя, у ног которого распростерт весь мир.

Маркиза удивила ее проницательность, но он был давно дружен с герцогиней и не стал кривить душой.

— Случилось так, что я впервые в жизни лишился покоя. Я растерян, близок к отчаянию и не знаю, что мне делать.

— Неужели вам отказала какая-то женщина? Это что-то сверхъестественное!

Он не ответил, и она мягко добавила:

— Я не дразню вас. Мне жаль, что у вас сейчас тяжелая полоса. Надеюсь, что в будущем все наладится.

— Об этом я могу только молиться! — с неожиданной откровенностью признался маркиз.

Герцогиня не могла скрыть своего изумления.

Пока они разговаривали, в ротонде прозвенел звонок. Представление должно было вот-вот начаться. Маркиз встал и двинулся к лужайке перед эстрадой, куда со всех концов сада стекались толпы зрителей.

Он заметил ярко освещенный баллон, наполненный газом, который мсье Гарнерин собирался запустить в небо.

По мнению маркиза, он ничем не отличался от других воздушных шаров, такие нередко попадались ему на глаза в Гайд-парке.

А в детстве он видел Винсента Лунардиса, когда тот выступал в Пантеоне в 1784 году.

Но на окружающих красочная расцветка аэростата и развевающееся на ветру полотнище произвели сильное впечатление.

Сидящие в павильонах пододвинулись с бокалами в руках поближе к эстраде, а оркестр заиграл бодрый марш под стать волнующему событию.

Толпа радостно загудела, когда аэростат начал стремительно подниматься.

Когда он взлетел над садами, в небе опять зажглись фейерверки.

Они засверкали рядом с аэростатом, и лица наблюдателей озарили потоки золотистого, красного и голубого цветов.

Маркизом овладела скука, он не удержался и зевнул.

Он решил вернуться в королевский павильон, но для этого надо было пробраться сквозь толпу. Рэкфорд обернулся и снова поглядел на аэростат, заполыхавший в плотном кольце фейерверков.

— Знаешь, что она мне сказала? — обратилась стоявшая сзади него женщина к своей приятельнице. — Если вы поглядите ему прямо в глаз, то поймете любит он вас или нет.

Они рассмеялись.

— Она имела в виду настоящий глаз или тот, который нарисовала?

— Конечно, тот, который нарисовала. Вот почему я заплатила за него пять шиллингов. Кто знает, может быть, в этом есть какой-то смысл?

— Ты всегда была очень доверчива, Летти.

Маркиз без особого внимания выслушал их разговор, но, когда они кончили, словно очнулся от тяжелого сна.

Он оглянулся и увидел двух элегантно одетых дам. Их сопровождало двое джентльменов.

Одна из них держала в руках листок бумаги.

Маркиз догнал ее и снял шляпу.

— Простите меня, мадам, — начал он, — но я слышал, что вы купили рисунок с изображением глаза. Вас не затруднит сказать мне, где вы его приобрели?

Женщина, с которой заговорил маркиз, с опаской взглянула на него.

Но его элегантный облик успокоил ее, и она ответила:

— В Воксхолле новое представление, сэр. Персидская художница в крайней беседке слева рисует человеческий глаз за пять шиллингов.

Дама показала маркизу листок.

И хотя это был лишь эскиз с едва намеченным зрачком, уверенный, четкий рисунок выдавал профессионала.

— Крайняя беседка слева, — повторил маркиз. — Большое спасибо, мадам.

Маркиз поклонился и поспешил в указанное место.

От его апатии и скуки не осталось и следа. Он чувствовал себя так, будто заново родился. Его нервы напряглись в ожидании.

В Воксхолле представления подобного рода были запрещены, и их устраивали тайком. Он миновал павильоны, из которых доносились голоса подвыпивших посетителей, и приблизился к плотно занавешенному входу в беседку.

Рядом с ним висела афиша следующего содержания:

«Мадам Шахриза, прорицательница из Персии, нарисует магический глаз для всех, мечтающих о счастливом повороте судьбы и любви».


Пока маркиз читал объявление, занавес раздвинулся, и из беседки вышли смеющиеся мужчина и женщина.

— Ты веришь, что нас ждет счастливое будущее? — спросила женщина.

— Я могу посмотреть тебе в глаза, чтобы в этом убедиться, и не нуждаюсь ни в каком клочке бумаги! — возразил ей мужчина.

Они заспорили, но маркиз не стал их слушать. Он торопливо отдернул плотную ткань и вошел в беседку.

Прежде это был небольшой кабинет для ужина, но теперь он казался еще меньше из-за стоящего посередине стола.

За ним сидела женщина, чье лицо было полностью скрыто покрывалом, только глаза поблескивали сквозь узкую прорезь.

В беседке царил полумрак, на концах стола стояли две масляные лампы, но свет от них падал так, что фигура мадам Шахризы оставалась в тени.

Рэкфорд увидел на столе листы плотной бумаги, разрезанной на квадраты, палитру, кисти и несколько карандашей.

Художница что-то рисовала на одном из этих квадратов. Она, не отрываясь от своего занятия, сказала:

— Будьте добры, садитесь поближе к свету.

Маркиз последовал ее указанию.

Художница наметила очертания глаза и мельком взглянула на посетителя, а потом начала тщательно прорисовывать детали. Он обратил внимание на уверенные движения ее длинных, тонких пальцев.

— Я хочу, чтобы ты поглядела мне в глаза, — проговорил маркиз.

Она не откликнулась. Маркиз понял, что от волнения Ванесса не в состоянии произнести ни слова.

После длительной паузы он спросил, не повышая колоса:

— Как ты могла так долго от меня скрываться? Я чуть не сошел с ума за последние недели.

Она ничего не отвечала, и он добавил:

— Мы поговорим в другом месте. Надевай плащ, Ванесса. Я оставил фаэтон на Кенсингтон-лейн.

Он подумал, что она примется спорить, однако Ванесса медленно поднялась из-за стола и стала складывать в коробку краски и листы бумаги. Ей никак не удавалось унять дрожь в руках.

Маркиз молча наблюдал за ней. Когда она повернулась и достала свой плащ, он встал и положил ей руки на плечи.

— Надеюсь, ты не одна? — спросил он.

Ванесса собралась с духом и ответила:

— Доркас всегда приходит со мной, но сегодня ей нездоровится, и я уговорила ее остаться.

— В таком случае я отвезу тебя к ней, — заявил маркиз.

Они вышли из беседки и оказались в гуще толпы, по-прежнему глядевшей на догорающий аэростат.

Маркиз взял Ванессу под руку и повел к выходу из Воксхолла, расположенному неподалеку от берега. Павильон принца находился от него в двух шагах.

Фаэтон маркиза стоял за каретой принца, открывая длинный ряд экипажей, растянувшихся по Кенсингтон-лейн.

Конюх увидел его светлость, спрыгнул и распахнул дверь, Ванесса поднялась в экипаж, и маркиз последовал за ней.

— Куда тебе нужно ехать? — осведомился он.

— Я остановилась на Мюзеум-лейн, двенадцать, — чуть слышно откликнулась она.

Маркиз сообщил кучеру адрес, и фаэтон тронулся в путь.

Ванесса медленно, все еще дрожащими руками откинула капюшон и сняла чадру, закрывавшую ее лицо.

Она посмотрела на маркиза, и при свете фонаря в фаэтоне он заметил, что ее глаза потемнели от волнения.

— Ты… искал меня? — робко спросила она.

— Я объездил Лондон из конца в конец, пытаясь тебя найти! — воскликнул маркиз. — Как ты могла быть такой жестокой? Бросить меня и скрыться? Я уже начал терять надежду на то, что найду тебя.

— Я не хотела губить твое доброе имя и не могла оставаться в Рэкфорд-парке.

— Выходит, ты думала только обо мне?

— Да… и к тому же не смогла бы принять твое предложение…

— И была бы права, — сказал маркиз. — Я не должен был тебе это предлагать, мне стыдно, очень стыдно, и я постараюсь искупить свою вину.

Ванесса удивленно посмотрела на него. Не в силах больше сдерживаться, он придвинулся к ней и взял ее руки в свои.

— О моя дорогая! — произнес он и замолчал, подыскивая нужные слова. — Скажи, что ты выйдешь за меня замуж! Я не могу без тебя жить!

Ванесса оцепенела от изумления. Потом она прошептала:

— Почему… ты сейчас просишь меня стать твоей женой?

— Потому что люблю тебя! — отозвался маркиз. — Люблю так, как никого еще не любил! Ты измучила и чуть не погубила меня своим уходом, Ванесса. Я знаю, что хочу лишь одного — быть с тобой, и умоляю тебя стать моей женой.

Она не сводила с него взгляда и явно была потрясена до глубины души.

— Но я… полагала, — запинаясь, пробормотала она, — что ты собираешься жениться на дочери герцогини Тилби.

— Я ни на ком не собираюсь жениться, кроме тебя, Ванесса. Я не смогу быть счастлив с другой женщиной.

Он увидел, что ее бледное, осунувшееся лицо преобразилось от внутреннего света, а глаза радостно засияли.

Маркиз крепко обнял Ванессу и прикоснулся губами к ее рту.

Сначала он поцеловал Ванессу очень легко и нежно, сознавая, что порыв страсти способен испугать девушку.

Маркиз ощутил мягкую свежесть ее губ. Какая-то чудесная сила соединила их друг с другом, и оба испытали блаженство, уже знакомое им обоим. Потом поцелуй стал глубоким, страстным, он заставил Ванессу трепетать, разжигал в ней огонь желания.