— Леди? — Сомнения не покидали Хэмиша. — Я предпочел бы делать сзади. Не думаю, что мне бы понравилось, чтобы кто-то смотрел мне влицо, когда я этим занимаюсь. А что, — поинтересовался он, — очень трудно удержаться от смеха?


Собираясь вэтот вечер ложиться в постель, я все еще думала о Джейми и Хэмише. Улыбаясь про себя, я откинула толстое одеяло. Из окна тянуло холодом, и мне хотелось поскорее влезть под одеяло и устроиться поближе к теплому Джейми. Нечувствительный к холоду, он словно бы заключал внутри себя маленькую печку, и кожа у него всегда была теплая, иногда почти горячая, и казалось, он загорается сильней от моих холодных прикосновений.

Я по-прежнему оставалась незнакомкой и чужестранкой, но уже не была гостьей в замке. Замужние женщины держались по отношению ко мне дружелюбнее, потому что я стала одной из них, зато девушки ко мне не благоволили, поскольку я изъяла из обращения вполне подходящего молодого холостяка. Обратив внимание на количество холодных взглядов и замечаний за спиной, я просто диву далась, сколь многие из девушек в замке нашли дорожку в уединенный альков с Джейми Мактевишем за время его краткого проживания здесь.

Правда, больше не Мактевишем. Большинство обитателей замка всегда знали, кто он на самом деле, а я, независимо от того, являюсь ли английской шпионкой, теперь уже тоже знала это в силу необходимости. Он официально стал Фрэзером — и я тоже приняла это имя. Ко мне обращались как к мистрисс Фрэзер в комнате над кухнями, где замужние женщины занимались шитьем и баюкали своих ребятишек, обмениваясь материнским опытом и поглядывая на мою талию с откровенным интересом.

Поскольку у меня раньше были трудности с зачатием, я, давая согласие на брак с Джейми, как-то не подумала о возможной беременности, но теперь испытывала некоторые опасения, пока месячные не пришли в свой срок. В прежнее время я очень огорчалась по этому поводу, но на этот раз почувствовала немалое облегчение. Моя теперешняя жизнь и без того была весьма сложной, не хватало еще и ребенка! Мне казалось, что Джейми воспринял это с некоторым сожалением, хоть и заявил об обратном. Отцовство было роскошью, которую человек в его положении вряд ли мог себе позволить.

Дверь отворилась и он вошел, вытирая голову льняным полотенцем, капли воды оставили темные следы на его рубашке.

— Где ты был? — удивилась я.

По сравнению с деревенскими домами и фермами замок Леох казался роскошным обиталищем, однако удобствами для мытья похвалиться не мог, если не считать медной лохани, которую Колам использовал в качестве ванны для больных ног, да еще одной, побольше, предназначенной для нескольких избранных дам. Все прочие мылись, так сказать, по частям, пользуясь тазиком и кувшином, либо купались в озере. Можно было воспользоваться и особым помещением за огородами. Пол там был каменный, и молодые женщины, раздевшись донага, поливали друг дружку из ведра.

— На озере, — ответил Джейми, аккуратно повесив влажное полотенце над подоконником. — Кто-то, — с мрачным ударением на этом слове произнес он, — оставил открытой дверь стойла и дверь конюшни тоже, а Кобхар решил немножечко поплавать в сумерках.

— Так вот почему ты не пришел ужинать! Но ведь лошади, кажется, не любят плавать? — спросила я.

Он помотал головой и запустил пальцы в волосы, расправляя их, чтобы поскорее высохли.

— Не любят. Но они, понимаешь ли, как и люди, все разные. Кобхар, например, большой любитель молодых водорослей. Он спустился к самой воде и пощипывал себе их, но тут из деревни набежала целая свора собак и загнала его в озеро. Пришлось прогонять псов, а потом лезть за конем в воду. Ну, попадись теперь Хэмиш мне в руки, — пригрозил он, — я ему покажу, как оставлять ворота нараспашку.

— Ты собираешься рассказать об этом Коламу? — спросила я, испытывая сочувствие к преступнику.

Джейми отрицательно покачал головой и начал рыться в спорране. Вытащил булочку и кусок сыра — явно стянул их на кухне по дороге сюда.

— Нет, — сказал он, — Колам очень строг с пареньком. Если бы он узнал о том, что Хэмиш проявил такую беспечность, он бы на целый месяц запретил ему ездить верхом, да Хэмиш и не смог бы ездить после той трепки, которую получил бы. Господи, я просто умираю с голоду!

Он яростно впился зубами в булочку, рассыпая крошки.

— Только не лезь в постель с хлебом, — сказала я, сама забираясь под одеяло. — А что ты думаешь сделать с Хэмишем?

Он проглотил остаток булки и улыбнулся.

— Не волнуйся. Я собираюсь покататься с ним на лодке по озеру как раз перед ужином и кину его в воду. К тому времени, как он доберется до берега, а потом высохнет, ужин уже кончится. — Он в три укуса покончил с сыром и, не стесняясь, облизал пальцы, — Пусть-ка он отправится в постель промокший и голодный, будет знать, как это приятно!

Он с надеждой заглянул в ящик стола, где я иной раз оставляла яблоко или что-нибудь еще съедобное. Но сегодня вечером там ничего не нашлось, и Джейми со вздохом задвинул ящик.

— Ладно, как-нибудь доживу до завтрака, — философически заключил он.

Быстро разделся и заполз в постель поближе ко мне, весь дрожа. Хотя руки и ноги у него настыли после плавания в холодном озере, тело было блаженно теплое.

— М-м, как славно с тобой пообжиматься, — пробормотал он, занимаясь тем, что следовало понимать как «обжимание». — Ты как-то по-другому пахнешь сегодня, наверное, выкапывала растения?

— Да нет, — удивилась я, — мне показалось, что это ты — я имею в виду запах.

Пахло чем-то острым, явно от растения и не то чтобы неприятно, но незнакомо.

— От меня пахнет как от рыбы, — заметил Джейми, понюхав тыльную сторону ладони. — И как от мокрой лошади. Нет, — принюхался ко мне, — это и не от тебя. Но откуда-то поблизости.

Он выскользнул из постели, перевернул Одеяло в поисках источника запаха. Мы обнаружили его у меня под подушкой.

— С какой стати?.. — Я подняла это и тут же бросила. — Ой, на нем шипы!

Это был небольшой пучок растений, вырванных с корнем и связанных черной ниткой. Растения завяли, но острый запах исходил от опустившихся листьев. В букете был и один цветок — измятый цветок шиповника, о колючий стебель которого я наколола большой палец.

Я пососала пораненный палец, осторожно поворачивая пучок другой рукой. Джейми некоторое время, не двигаясь, смотрел на него. Потом он вдруг схватил его и, подойдя к открытому окну, вышвырнул наружу. Вернулся к кровати, быстрыми, энергичными движениями собрал в ладонь осыпавшуюся с корней землю и тоже выкинул в окно следом за пучком. Со стуком закрыл окно и отошел от него, отряхивая ладони.

— Выбросил, — без нужды пояснил он, забираясь на кровать. — Ложись в постель, Саксоночка.

— Что это было? — спросила я, укладываясь рядом с ним.

— Я думаю, шутка, — ответил он. — Скверная, но всего лишь шутка. — Приподнялся на локте и задул свечу. — Иди ко мне, mo duinne. Я замерз.


Несмотря на неприятный подарок, я спала крепко под двойной защитой запертой двери и рук Джейми. Перед рассветом я увидела во сне зеленый луг и множество бабочек над ним. Желтые, коричневые, белые, они кружились вокруг меня, словно осенние листья, садились мне на голову и плечи, дождем сыпались вниз по телу, крохотные лапки щекотали кожу, бархатные крылышки трепетали в такт ударам моего сердца.

Я медленно выплывала из сна к реальности и обнаружила, что лапки бабочек, щекотавшие мне живот, на самом деле — кончики мягких рыжих волос Джейми, а бабочка, забравшаяся мне между ног, — его язык.

— Ммм, — промычала я чуть позже, — все это очень хорошо для меня, ну а ты как же?

— Всего три четверти минуты побудь так, — отвечал он, отводя в сторону мою руку. — Но я предпочел отложить для себя еще время про запас. По натуре я человек медлительный и предусмотрительный. Могу ли я просить вас, мистрисс, составить мне компанию нынче вечером?

— Можете, — сказала я и, заложив руки за голову, вызывающе поглядела на него из-под полуприкрытых век, — если вы хотите этим сказать, что с вашей дряхлостью вас хватает всего на один раз в сутки.

Он пристально посмотрел на меня со своего места на краю постели. Внезапно вспыхнувшим белым вихрем бросился на меня и крепко втиснул в перину.

— Ну вот, — пробормотал он куда-то в мои спутанные волосы, — не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Через три минуты он застонал и открыл глаза. Обеими руками крепко растер себе лицо и голову, так что волосы встали дыбом. С невнятным гэльским проклятием неохотно вылез из-под простыни и начал одеваться, вздрагивая от холодного утреннего воздуха.

— Ты не мог бы сказать Алеку, что нездоров, и вернуться в постель? — с надеждой спросила я.

Он засмеялся и нагнулся поцеловать меня, прежде чем полез под кровать за своими чулками.

— Мне бы очень этого хотелось, Саксоночка. Но я сомневаюсь, чтобы даже оспа, чума или тяжкое телесное повреждение были приняты как отговорка. Если бы я лежал при смерти, но не истекал кровью, Алек в одну минуту явился бы сюда и поднял меня со смертного ложа.

Я глядела на его красивые длинные икры, пока он натягивал чулок и подворачивал его верхний край.

— Тяжкое телесное повреждение, говоришь? Я могла бы причинить тебе нечто подобное, — с мрачным видом сообщила я.

Джейми, крякнув, потянулся за вторым чулком.

— Ладно, только хорошенько смотри, куда пускаешь свои волшебные стрелы, Саксоночка. — Он пытался лихо подмигнуть, но, занятый своим чулком, только покосился на меня. — Мишень чересчур высокая, как бы не угодить так, что я стану тебе бесполезен.

— Не волнуйся. Обещаю не выше колена, — сказала я и нырнула под одеяло.

Он шлепнул меня по одной из выпуклостей и ушел в конюшню, очень громко распевая песню «Наверху среди вереска». Припев донесся до меня уже с лестницы. Джейми был прав: в смысле музыкального слуха ему медведь на ухо наступил.

Я полежала еще немного в состоянии приятной сонливости и отправилась завтракать. Большинство обитателей замка уже успели поесть и ушли работать. Те, кто еще оставался в зале, поздоровались со мной приветливо. Ни косых взглядов; ни выражения скрытой враждебности или интереса к тому, насколько удалась злая шутка. Но я тем не менее внимательно присматривалась к лицам.

Утро я провела в одиночестве на огороде и в поле со своей корзинкой и лопаткой. Искала самые употребимые травы. Как правило, люди из деревни обращались за помощью к Джейлис Дункан, но в последнее время часть пациентов стала приходить ко мне в аптеку, и торговля целебными средствами шла бойко. Возможно, болезнь мужа отнимала у Джейлис много времени и ей некогда было заботиться о своих постоянных больных.

Большую часть второй половины дня я провела в своей амбулатории. Пациентов пришло немного: человек с хронической экземой, потом явился еще один, с вывихнутым большим пальцем, потом поваренок, опрокинувший себе на ногу горшок с кипящим супом. Наложив на обожженное место мазь из тысячелистника и синего ириса и вправив вывихнутый палец, я уселась толочь весьма удачно названный каменный корень в одной из маленьких ступок покойного Битона.

Занятие было нудное, но вполне подходящее для лениво текущего послеполуденного времени. Погода ясная, под вязами протянулись синеватые тени — я смотрела на них, встав на стол, чтобы выглянуть из окна.

А в аптеке мерцали расставленные по порядку бутылки, лежали на полках аккуратные свитки бинтов и компрессов. Помещение тщательно вымыто и продезинфицировано, запасы сухих листьев, корней, грибов заботливо уложены в матерчатые мешочки. Я с чувством удовлетворения вдохнула острые, пряные запахи своего святилища.

Но вдруг я перестала толочь корень и положила пестик. Меня поразило, что я и в самом деле была довольна. Вопреки мириадам сложностей моей здешней жизни и несмотря на неприятное чувство, вызванное «скверной шуткой», вопреки постоянной боли из-за разлуки с Фрэнком, я не была несчастной. Совсем наоборот.

Мне стало стыдно, я ощутила себя предательницей. Как я смею быть счастливой в то время, как Фрэнк сходит с ума от тревоги? Ведь там, без меня, время продолжало идти своим чередом — иначе и быть не могло, — и я, таким образом, пропадала уже около четырех месяцев. Я представила себе, как он ведет поиски по всей Шотландии, звонит в полицию, ждет хоть какого-то знака, хоть одного слова обо мне. Теперь он, должно быть, почти совсем утратил надежду И ждет уже известия о том, что обнаружен мой труп.

Я поставила ступку на место и принялась мерить шагами узкую комнату, то и дело вытирая о передник руки в приступе виноватой горести и раскаяния. Я должна была поспешить. Я должна была приложить большее старание, чтобы вернуться. Но ведь я и старалась, напомнила я себе. Я сделала не одну попытку. И что из этого вышло?