Я стояла и дрожала под холодным закатным ветром. Меня разрывали противоречивые чувства — страх за свою жизнь и мысли о несчастном беспомощном младенце, медленно умирающем сейчас в темноте, с букетиком полевых цветов у ножек.

— Нет, — произнесла я, откидывая с лица мокрые волосы. — Гейли, нет, не могу. Обещаю, я буду осторожна, но я должна туда пойти. — Я вырвалась из ее рук и повернула к противоположному берегу, спотыкаясь на неясных тенях на дне ручья.

За спиной послышался приглушенный гневный возглас, и Гейли, с бешенством разбрызгивая воду, пошла в обратную сторону. Вот и хорошо, по крайней мере, не будет мне больше мешать.

Быстро темнело, и я продиралась сквозь кусты как можно быстрее. Я боялась, что не найду в темноте нужный холм — их было несколько, и все примерно одной высоты. Есть там феи или их нет, но мысль о том, что придется одной бродить здесь впотьмах, меня совсем не радовала. Как я буду возвращаться в замок с больным младенцем на руках, придется решать потом.

В конце концов я все же нашла холм, заметив молодые деревья у его подножья. К этому времени совсем стемнело, ночь была безлунной, и я часто спотыкалась и падала. Деревья росли почти вплотную друг к другу и тихонько разговаривали между собой под дуновением ночного ветерка — они щелкали, и скрипели, и вздыхали…

Проклятое место, зачарованное, подумала я, прислушиваясь к разговорам листвы над головой и прокладывая себе путь между стройными стволами. Не удивлюсь, если у следующего дерева мне встретится привидение.

Однако я удивилась. Честно сказать, я просто перепугалась до смерти, когда из-за дерева выскользнула неясная фигура и схватила меня. Я пронзительно закричала и стала вырываться…

— Иисус, — воскликнула я, — что ты здесь делаешь?! — и на мгновение прижалась к груди Джейми. Несмотря на то, что он меня напугал, я успокоилась, увидев его рядом.

Он взял меня за руку и повлек прочь из леса.

— Пришел за тобой, — тихо произнес он. — Я шел встречать тебя, потому что уже темнело, а встретил Гейлис Дункан, и она рассказала мне, где ты.

— Но дитя… — начала я, поворачивая обратно к холму.

— Дитя уже умерло, — коротко ответил он и потянул меня прочь. — Я сначала поднялся туда.

Я пошла за ним без возражений, расстроившись из-за смерти младенца, но при этом чувствуя облегчение, потому что мне все же не придется взбираться на холм фей и в одиночестве проделывать долгий путь домой. Подавленная темнотой и шепотом деревьев, я молчала, пока мы не перешли ручей. Поскольку я промокла, упав в воду, то не стала утруждать себя, снимая чулки. Джейми перепрыгнул с берега на валун посреди ручья, а с него перелетел на наш берег, как прыгун в длину. Он не промок.

— Ты вообще представляешь себе, как опасно ходить в одиночестве в такую ночь, Сасснек? — спросил он, но не рассерженно, а с любопытством.

— Нет… в смысле — да. Прости, если я встревожила тебя. Но я не могла оставить младенца там, просто не могла.

— Ага, я понимаю. — Он быстро обнял меня. — У тебя доброе сердечко, Сасснек. Но ты представления не имеешь, с чем тебе приходится иметь здесь дело.

— Феи, что ли? — Я устала и расстроилась, но скрывала это под легкомысленным тоном. — Я не боюсь предрассудков. — И тут меня словно стукнуло. — Ты что, веришь в фей, и подменышей, и всякое такое?

Он немного помолчал, прежде, чем ответить.

— Нет. Нет, я в такое не верю, но будь я проклят, если решусь переночевать на холмах фей, вот так-то. Но я образованный человек, Сасснек. У меня был учитель-немец, хороший, он учил меня латыни и греческому и всякому такому, а в восемнадцать лет я ездил во Францию. Ну, изучал историю, и философию, и узнал, что в мире еще много всего, кроме горных долин, и вересковых пустошей, и водяных коней в озерах. Но эти люди… — Он махнул рукой в темноту. — Они никогда не отходили от своих домов дальше, чем на день пути, разве только по такому случаю, как Сбор клана, а он случался, может, дважды за их жизнь. Они живут среди гленов и озер, и знают о мире только то, что рассказывает им отец Бэйн по воскресеньям в часовне. Это — и старые сказки.

Он отодвинул в сторону ветку ольхи, и я прошла под ней. Мы были на тропинке, по которой шли с Гейлис днем, и сердце мое согревала мысль, что Джейми даже в темноте может отыскать дорогу.

Здесь, вдали от холмов фей, он разговаривал нормальным голосом, иногда замолкая, чтобы убрать с тропинки ветку или сучок.

— Эти сказки становятся обычным развлечением Гвиллина, когда сидишь в зале и попиваешь рейнское вино. — Он шел по тропинке впереди меня, и его голос словно плыл ко мне, тихий и выразительный в холодном ночном воздухе. — А вот здесь, или даже в деревне — нет, там это совсем другое. Люди ими живут. Мне кажется, в некоторых из них содержится доля правды.

Я вспомнила янтарные глаза водяного коня и подумала, какие еще сказки окажутся правдивы.

— А другие… что ж, — голос Джейми сделался еще тише, и мне пришлось напрягаться, чтобы расслышать его. — Скажем, родителям этого ребенка, наверное, проще думать, что умер подменыш, а их собственное дитя, живое и здоровое, будет вечно жить среди фей.

Мы уже дошли до места, где оставили пони, и через час огни замка Леох приветливо засветились сквозь тьму. Никогда не предполагала, что смогу считать это унылое сооружение представительством развитой цивилизации, но именно сейчас эти огни показались мне маяком просвещения.

Только когда мы подъехали ближе, я поняла, что впереди столько света, потому что вдоль перил моста были развешаны фонари.

— Что-то случилось, — обернулась я к Джейми, увидела его при свете и сообразила, что он одет не в свою обычную поношенную рубашку и грубый килт. Белоснежный лен сиял в свете фонарей, а его лучший — и единственный — бархатный камзол лежал на седле.

— Ага, — кивнул он. — Поэтому я за тобой и пошел. Герцог, наконец, прибыл.

Герцог меня поразил. Не знаю точно, чего я ожидала, но уж никак не грубоватого, сердечного, краснолицего спортивного вида мужчину, которого увидела в зале Леоха. У него было приятно-грубое, обветренное лицо и светло-голубые глаза, постоянно прищуренные, словно он вглядывался против солнца в летящего фазана.

Я задумалась, не преувеличены ли все эти рассказы, но оглядела зал и поняла, что каждый мальчик младше восемнадцати не отрывает настороженного взгляда от герцога, который смеялся и оживленно разговаривал с Каллумом и Дугалом. Похоже, не преувеличены. Более того, их всех предупредили.

Когда меня представили герцогу, я с трудом сохранила серьезное лицо. Он был крупным мужчиной, крепким и основательным, из тех, что настойчиво доказывают в пабах свое мнение, подавляя собеседника громким голосом и постоянными повторами реплик. Конечно, я помнила рассказ Джейми, но внешний вид герцога так на меня подействовал, что, когда он низко склонился над моей рукой и сказал: «Как очаровательно обнаружить соотечественницу в этом глухом захолустье, миссис» голоском возбужденной мыши, мне пришлось закусить щеку изнутри, чтобы не опозориться публично.

Герцог и его свита, уставшие с дороги, рано отправились спать. Однако на следующий вечер после ужина была музыка и беседа, и мы с Джейми присоединились к Каллуму, Дугалу и герцогу.

Сэндрингэм очень невоздержанно потреблял рейнское вино Каллума и говорил многословно, подробно рассказывая как об ужасах путешествия в горах, так и о красотах местности. Мы вежливо слушали, и я старалась не встречаться взглядом с Джейми, когда герцог пищал о своих мучениях.

— Сломали ось за Стирлингом и застряли на три дня — под проливным дождем, заметьте, пока лакей не отыскал кузнеца и не заставил его починить чертову штуку. Но не прошло и половины дня, как мы попали в самую огромную выбоину, какую я когда-либо видел, и снова сломали проклятую ось! Потом одна лошадь потеряла подкову, и пришлось разгружать карету и идти рядом с ней — по грязи — и вести хромого коня. А потом…

Рассказ тянулся от одного бедствия к другому, и мне все сильнее хотелось захихикать, и я пыталась утопить это желание в вине — вероятно, это было ошибочным решением.

— Но дичь, Маккензи, дичь! — воскликнул вдруг герцог, закатывая в экстазе глаза. — Я просто не мог поверить! Не удивительно, что вы накрыли такой стол. — И он ласково погладил свой большой живот. — Клянусь, я готов отдать зуб за возможность поохотиться на оленя вроде того, что мы видели два дня назад. Восхитительный зверюга, просто восхитительный! Выскочил из кустов прямо перед каретой, моя дорогая, — обратился он ко мне. — Так напугал лошадей, что мы едва-едва не перевернулись опять!

Каллум поднял красивой формы графин, вопросительно изогнув темную бровь. Наливая вино в протянутые бокалы, он произнес:

— Ну, возможно, мы сумеем устроить для вас охоту, ваша светлость. Мой племянник — отличный охотник. — И кинул на Джейми острый взгляд исподлобья, получив в ответ едва заметный кивок.

Каллум сел, поставил графин на место и небрежно сказал:

— Да, можно устроить, ребята. Может, в начале той недели. Увидите много фазанов, и на оленя поохотиться тоже неплохо. — Он повернулся к Дугалу, сидевшему рядом на мягком стуле. — Мой брат тоже может поехать. Если намереваетесь отправиться на север, он покажет вам все те земли, о которых мы говорили раньше.

— Превосходно, превосходно! — герцог был в восторге. Он потрепал Джейми по ноге. Я заметила, что Джейми напрягся, но не сдвинулся с места. Он безмятежно улыбнулся и позволил руке герцога задержаться несколько дольше, чем следует. Потом его светлость перехватил мой взгляд, игриво улыбнулся мне с выражением «попытаться-то стоит?». Я улыбнулась ему в ответ. К моему большому удивлению, этот человек мне нравился.

В возбуждении от прибытия герцога я совершенно забыла, что Гейли предложила мне свою помощь в поисках того, кто подкинул мне сглаз. А после неприятной сцены с подменышем на холме фей я не была уверена, что мне хочется принимать ее помощь.

И все же любопытство победило подозрительность. Через два дня Каллум попросил Джейми поехать и сопроводить Дунканов в замок на банкет в честь герцога, и я поехала с ним.

Именно поэтому в четверг мы с Джейми оказались в гостиной Дунканов, и судья неуклюже развлекал нас дружеской беседой, пока его жена завершала наверху туалет. Почти совсем оправившись после сильного приступа гастрита, Артур все же не выглядел здоровым. Как и многие другие резко потерявшие вес толстые мужчины, он похудел больше лицом, чем телом. Брюшко по-прежнему выпирало из-под зеленого шелкового жилета, а вот кожа на лице обвисла дряблыми складками.

— Может, мне стоит пойти наверх и помочь Гейли с прической? — предложила я. — Я привезла ей новую ленту.

Чтобы иметь предлог для разговора с Гейлис наедине, я захватила с собой небольшой сверток. Показав его, я быстро выскользнула за дверь и побежала вверх по лестнице, пока Артур не начал протестовать.

Она меня ждала.

— Быстро, — сказала Гейли, — для этого нам нужно пойти в мой личный кабинет. Только надо поспешить, но это много времени не займет.

Я последовала за ней по узкой винтовой лестнице. Ступени были разной высоты, некоторые оказались настолько высокими, что мне приходилось поднимать юбки, чтобы не наступить на подол. Я пришла к выводу, что у плотников восемнадцатого столетия либо были неверные методы измерения, либо хорошее чувство юмора.

Личный кабинет Гейлис был под крышей, на одном из уединенных чердаков над комнатами прислуги. В него вела запертая дверь, которая открывалась просто чудовищным ключом не меньше шести дюймов в длину, с широкой, украшенной резьбой (виноградные лозы и цветы) головкой. Гейли извлекла его из кармана своего передника. Должно быть, он весил не меньше фунта и мог послужить неплохим оружием. Замок и петли были обильно смазаны маслом, так что толстая дверь открылась вовнутрь бесшумно.

Чердачная комнатка оказалась небольшой, свет в нее попадал из стрельчатых слуховых окон, прорезанных со стороны фасада. Каждый дюйм стен был занят полками, на которых выстроились кувшины, склянки, банки, флаконы, пузырьки и мензурки. Пучки высушенных трав, аккуратно перевязанные разноцветными нитками, свисали со стропил ровными рядами. Когда мы проходили под ними, они припудривали мне волосы ароматной пылью.

Эта комната, заставленная, буквально забитая вещами, темная, несмотря на окна, не имела ничего общего с чистой, деловой комнатой травницы внизу.

На одной полке стояли книги, в основном старые и потрепанные, без надписей на корешках. Я с любопытством провела пальцем по переплетам. Большинство из телячьей кожи, но две или три переплетены чем-то другим, чем-то мягким, но неприятно маслянистым. А еще у одной переплет больше всего походил на рыбью чешую. Я вытащила томик и осторожно его открыла. Текст написан от руки на смеси архаического французского и еще более устаревшей латыни, но я разобрала название: «Колдовская книга графа Сен-Жермена».