Энн Стюарт - Чужие грехи

Приближался вечер, и небо над Вашингтоном уже начало темнеть. Джеймс решил дождаться наступления сумерек, которые скроют зловещее пятно на его джинсах и неестественную бледность лица. И еще — жажду смерти в его глазах.

Дождавшись темноты, Джеймс выбрался из туалета и, отчаянно стараясь не шататься от слабости и потери крови, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, остановил проезжавшее мимо такси.

Конечно, при этом он рисковал, однако выхода не было. Впрочем, Джеймс был готов при малейшем подозрительном движении водителя прострелить ему голову, но, к счастью, это не потребовалось. Таксист был слишком поглощен новостями о взрыве в аэропорту, которые передавали по радио, чтобы разглядывать пассажира, забившегося в угол на заднем сиденье.

Джеймс с мрачным удовлетворением выслушал известие о собственной гибели. По имени его, правда, не назвали — Кэрью ни за что не допустил бы утечки информации. Как бы то ни было, неопознанного владельца «Форд-Таурус», взлетевшего на воздух, сочли мертвым.

В глубине души Джеймс был даже рад, что избавился от этого автомобиля. Он его на дух не переносил. А тут, как нельзя более кстати, «Форд» погиб вместо него самого. Это был тяжеловесный, неказистый и анонимный автомобиль, который устраивал его исключительно по этим качествам. Джеймс решил, что, если ему суждено будет вернуться в Ирландию, он приобретет себе там спортивную машину. Быструю, мощную и капризную. Такую, которая ни за что не заведется во время дождя…

По требованию Джеймса таксист высадил его в Арлингтоне. Теперь, согласно правилам, которые ввел еще Уин, таксиста, во избежание ненужного риска, следовало убрать.

Но Джеймс уже играл в другую игру, правила которой устанавливал не Уин, а он сам.

От долгой ходьбы нога снова начала кровоточить. Остановиться, чтобы перевязать ее получше, Джеймс не осмелился — предместье, где жил генерал Дональд, охранялось не хуже Форт-Нокса, и привлечь к себе внимание охраны было равносильно самоубийству.

Впрочем, этим вечером не нашлось бы в мире силы, способной остановить Джеймса. Ему не помешала хитроумнейшая ультрасовременная сигнализация, установленная на всех подходах к дому генерала. Проморгали его и многочисленные охранники, лично отобранные генералом из элитных подразделений, готовящих лучших профессионалов.

Свет в генеральском кабинете горел только над письменным столом. Джеймс затаился в тени и ждал своего часа. А терпения ему было не занимать.

Между тем генерал, наполнив стакан дорогим виски, наполовину осушил его. Потом, развязав галстук, он развалился в кресле и выдвинул ящик стола. Джеймс уже решил, что пора, когда генерал заговорил:

— Я долго ломал голову, Маккинли, пытаясь определить, когда вы появитесь здесь, — сказал он, доставая пистолет.

Джеймс вынырнул из тени: больше скрываться не имело смысла.

— Мешкать не в моем стиле, — сказал он, усаживаясь в кресло напротив генерала.

— Кто-то вас ранил, сынок? — поинтересовался старик, кивая в сторону окровавленной ноги Джеймса.

— Шрапнель.

— Терпеть не могу бомбы, — сочувственно покачал головой генерал.

— Я тоже, — согласился Джеймс.

Генерал достал еще один хрустальный стакан и, почти до краев наполнив его неразбавленным виски, протянул Джеймсу. «Хрусталь уотерфордский», — машинально отметил про себя Джеймс.

— Что привело вас ко мне, мой мальчик? — осведомился генерал отеческим тоном. — Хотите прикончить старика?

— Я нашел пропавшую репродукцию и записку, спрятанную в рамке.

— Я не сомневался, что вы ее найдете, — кивнул генерал. — И что, прочитали?

— Не все. Но вполне достаточно, чтобы узнать, кто возглавляет организацию. Именно так я на вас и вышел. Должно быть, вы с Уином получали немало удовольствия от того, что так долго и ловко водили всех за нос. Вы вечно хныкали и жаловались, что ЦРУ забирает львиную долю причитающегося вам финансирования, но в то же время продолжали лично руководить всем этим спектаклем.

— Да, должен признаться, есть в этом процессе свои приятные стороны. Как и своеобразная ирония. У меня, правда, чувство юмора оставляет желать лучшего, а вот Уин хорошую шутку ценил. Жаль, что он наделал столько ошибок…

— Так, значит, вы хотите, чтобы отдел продолжал свою деятельность? — уточнил Джеймс. — С чьей помощью, интересно? Кэрью?

— Вы, должно быть, прочли его фамилию в списке? — полюбопытствовал генерал.

— Да. Кстати, он, кажется, единственный из всего списка, кто еще жив, — заметил Джеймс. Генерал улыбнулся и отпил виски.

— Не совсем так, сынок, но в общем вы недалеки от истины. А ведь я всегда считал, что у Кэрью кишка тонка. Он типичный «белый воротничок», готовый целыми днями бумажки с места на место перекладывать. И абсолютно безынициативный. Постоянно ждет указаний.

— И кто же в таком случае отдает ему указания?

— Я, — признался генерал. — И, надо сказать, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы восстановить организацию в ее прежнем блеске. Помогать мне будет очень дельный и расторопный молодой человек. Кстати — бывшая правая рука Уина. Его фамилию вы, очевидно, не заметили в списке. Вдвоем мы быстро все наладим. Как только покончим со всем, что нам мешает.

— Что же вам мешает? — спросил Джеймс, поднося стакан к носу. Пробовать виски он не стал — лишь позволил терпкому запаху пощекотать ноздри.

— Бывшие подручные Уина. От них следует избавиться как можно быстрее: начинать новую партитуру нужно с чистого листа. И вы, должен воздать вам должное, весьма нам помогли. Стоило поручить кому-то убить вас — и вы быстренько отправляли несчастных на тот свет. Одного за другим.

— Рад, что сумел вам пригодиться, — проронил Джеймс.

— Но не во всем, мой мальчик, — констатировал генерал. — Кое в чем вы нас подвели. Я надеялся, что вы устраните Энни Сазерленд. Признаться, я недооценил вас, и вы изрядно потрепали мне нервы. Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается.

— Надо же — вояка, цитирующий Шекспира! — восхитился Джеймс. — Кто бы мог подумать! А чем вам, кстати, насолила Энни?

— Я, видите ли, аккуратист. Люблю, чтобы все было разложено по полочкам. Мы знали, что та репродукция пропала неспроста, и понимали, что Энни — ключ к разгадке ее исчезновения. Я опасался, что рано или поздно она примется складывать кусочки шарады воедино, и тогда мы окажемся в полной заднице. — Генерал шумно вздохнул. — Мы пытались обойтись без лишнего кровопролития, однако девчонка оказалась хитрее, чем мы думали. И — упрямее.

— А кто же был правой рукой Уина, генерал? — осведомился Джеймс. — Кто поможет вам возродить организацию в ее былом блеске?

— Вас интересует, кто лез из кожи последние полгода, чтобы вас ухлопать? И вы всерьез рассчитываете, сынок, что я отвечу вам на такой вопрос?

— Да.

Генерал откинулся на спинку кресла.

— А я, пожалуй, действительно отвечу. И знаете почему? Да потому, что у меня в руке пистолет. Кроме того, дом мой кишит специально подготовленными охранниками, так что, сынок, считайте себя трупом. Тем более что вас уже таковым объявили. Я сам слышал это в выпуске новостей. После взрыва уцелело, понятно, немногое, так что никто не удивится, если вас не удастся опознать. В любом случае вашей семье предоставят правительственную пенсию, а вы сгинете бесследно. Как, кстати говоря, это и должно было случиться — только намного раньше.

— У меня нет семьи.

— Жаль, — сказал генерал. — Как и у Энни Сазерленд. Она ведь тоже круглая сирота — без семьи, без близких. Некому будет унаследовать богатый дом и кучу денег…

На мгновение гнев ослепил Джеймса, но усилием воли он заставил себя успокоиться. Нельзя было поддаваться эмоциям в столь напряженной ситуации.

— Что вы несете, черт побери?!

— Возможно, сынок, она уже на том свете, — почти ласково ответил ему генерал.

— Она сейчас с Мартином, — нахмурился Джеймс. — Я сам проследил, чтобы он ее встретил. Он не позволит, чтобы с ее головы хотя бы волос упал.

— Сомневаюсь, — мрачно усмехнулся генерал. — Позволит, и еще как!

Слова эти, зловещие и недвусмысленные, повисли в воздухе, словно голова королевской кобры, готовой к смертоносному броску.

— Я вас понял, — медленно произнес Джеймс.

— Вы оказались в плену у собственных чувств, мой мальчик. Позволили им ослепить себя. В противном случае вы бы наверняка призадумались, отчего это Мартин так старается вам помочь. И зачем он отправил Энни Сазерленд именно к вам. Как бы то ни было, в конечном итоге вы проиграли. — И генерал выжидательно уставился на Джеймса.

— Возможно, — задумчиво ответил тот. — Но не исключено, что вы ошибаетесь.

Генерал даже не стал притворяться, что пытается понять смысл этих слов.

— Боюсь, что мне придется пристрелить вас, сынок, — сказал он. — Надо решить только, как объяснить вашу смерть полиции. Пожалуй, я попытаюсь выдать вас за одного из этих чокнутых красных пацифистов, которого подослали убить меня. Или скажу, что вы обычный воришка-домушник… В любом случае у меня есть священное право на неприкосновенность своего жилища. Кроме того, я, может быть, успею посоветоваться с Мартином. Покончив с девчонкой, он сразу явится сюда. А голова у него светлая.

— Что он с ней сделает? — нахмурился Джеймс. Генерал удивленно поднял брови:

— Как — что? Убьет, конечно. Собственно говоря, выбора у него нет. А потом инсценирует самоубийство. В самом деле, с работы она исчезла практически без предупреждения. Неделю где-то болталась. Вдобавок всякий подтвердит, что в последнее время она была очень подавлена. Смерть отца, размолвка с Мартином…

— Она сама с ним порвала!

— В сущности, это не имеет значения. К тому же Мартин, если вас это беспокоит, почти наверняка обойдется с ней как джентльмен. Дочь Сазерленда даже не поймет, что с ней случилось. Она и глазом моргнуть не успеет, как окажется на том свете, в вашей компании.

— Да, Энни думает, что я уже мертв… — глухо произнес Джеймс.

— И она недалека от истины.

С этими словами генерал поднял пистолет и прицелился. Со старыми привычками расставаться тяжело, и столь же тяжело расстаются с жизнью старые вояки. Однако выстрелить генерал не успел. Джеймс молниеносно выбросил вперед руку, и от удара ребром ладони по шее генерал опрокинулся навзничь вместе с креслом.

Джеймс в мгновение ока очутился рядом. Ствол его собственного пистолета с навинченным глушителем нацелился в самый центр генеральского лба. Джеймса так и подмывало всадить в него пулю. Одежда его и без того была запятнана запекшейся кровью, а ему страстно хотелось вышибить из старика мозги. Пусть напоследок посмотрит в глаза своей смерти.

Он снял пистолет с предохранителя и наклонился над генералом. Старый солдат лежал совершенно неподвижно, как бревно, и Джеймс, присмотревшись, выругался. Неужели он уже убил его? Он попытался нащупать артерию на старческой шее. Пульс бился, но едва ощутимый. Нитевидный.

И еще Джеймс заметил, что шейные позвонки перебиты. Старик уже стоял одной ногой в могиле — он был полностью парализован и лишь беспомощно взирал на своего палача, от которого зависело только, прервать его мучения или нет.

Джеймс вновь приставил дуло пистолета ко лбу генерала, дожидаясь, пока глаза старика не затуманятся от животного ужаса. Дождавшись, он улыбнулся, потом встал и медленно попятился, слегка морщась, когда наступал на раненую ногу.

— Вы уже труп, генерал, — негромко сказал он. — И вам остается лишь мечтать о том, чтобы я вас добил. Шея ваша сломана. Вы останетесь парализованным до конца своих дней, пока не сдохнете в муках, и никто на всем белом свете не сумеет вам помочь. Кормить и поить вас будут внутривенно и каждые несколько часов переворачивать, чтобы уберечь от пролежней. Но согласитесь, что вы первый подняли на меня руку, — добавил он холодно и безжалостно. — Вам не в чем меня упрекнуть.

Только глаза генерала не потеряли прежней живости. Они яростно горели на пожелтевшем лице, испепеляя Джеймса ненавидящим взглядом.

— Наверное, молите бога, чтобы я вас прикончил? — усмехнулся Джеймс. — Хотите уйти с почестями, овеянным славой? — Он засунул пистолет в карман кожаной куртки. — Боюсь, что не могу оказать вам эту услугу, генерал. Я ведь сам уже покойник.

С этими словами Джеймс покинул кабинет и тихонько прикрыл за собой дверь.

В доме стоял затхлый запах пустоты и заброшенности. Энни отсутствовала чуть больше недели, но ей показалось, что прошла целая вечность. Цветы, правда, еще не завяли, и даже молоко в холодильнике не прокисло…

Энни бесцельно бродила по дому словно сомнамбула, а Мартин не отходил от нее ни на шаг.

— Хочешь, приготовлю тебе чай? — предложил он. — Спиртного ты ведь, помнится, в рот не берешь.

— Я хочу бренди. — Энни словно со стороны услышала собственный охрипший голос.

— Хорошо, — ласково сказал Мартин и взял ее за руку.