— Но если мы не высказываем искренне собственного мнения, то мы — не обозреватели. Мы — циркачи. Я училась не для того, чтобы давать представления. Это — не моя профессия.

Джилл хотела отвернуться, но Джек поймал ее за локти и удержал.

— Я не менял моих мнений, Джилл. Я только чуть иначе их выразил. Картину со Сталлоне великим произведением не назовешь, но развлечение это великолепное. И, на мой взгляд, «Любовь делает выбор» — безнадежно фальшивый фильм.

Отпустив ее руки, он отступил на шаг.

— Главное, что мы сегодня были великолепны. И ты это знаешь. Но тебе это не понравилось, потому что не ты владела ситуацией. А ты всю свою жизнь из-за своих родителей стремилась управлять ходом событий.

У Джилл болезненно забилось сердце.

— Это — подлый удар. Даже для тебя, Джек.

— Это правда! — Он заставил себя не повышать голос. — Ты всегда хотела, чтобы все шло по-твоему. Все. И никаких компромиссов. И этому ты тоже научилась от своих родителей.

Она резко выпрямилась, переполненная возмущением:

— А как насчет твоих родителей, Джек? Насчет твоего детства? — На этот раз отвернуться попробовал он, но Джилл удержала его за плечо. — Печально, правда? Мы столько времени были вместе, а я даже не знаю, кто ты такой.

Он смотрел на нее, сжав зубы, его переполнял гнев.

— Но ты ведь все равно хотела быть со мной, правда? До той минуты, когда решила, что пора уйти. — Джек рассмеялся холодным жестким смехом. — Постоянный контроль над собой, над окружающими… У тебя все всегда сводится к тому, чтобы выйти из любой ситуации победителем.

Она отдернула руку, словно обжегшись.

— Так вот как ты представляешь себе мир? Вежливый разговор? Бьешь в самое больное место.

— Эй, я что-то не заметил, чтобы ты старалась не сделать мне больно.

— Очень жаль, что не заметил.

Отвернувшись, Джилл скрестила руки на груди.

Джек смотрел на нее — на непримиримо выпрямленную спину и напряженные плечи, и его охватило сожаление.

— Черт, Джилли. Извини. Я опять сорвался.

Она покачала головой.

— Брось. Ты не виноват. Дело в нас обоих. Мы не могли вежливо разговаривать и когда были любовниками — не понимаю, почему мы вдруг начали надеяться, что теперь у нас это получится. Мы всегда…

— Мамочка?

Оба стремительно повернулись к двери. Там стояла маленькая девочка, одной рукой прижимая к себе плюшевого зайца, а другой протирая сонные глазки.

Джилл кинулась к ней:

— Бекки, малышка, почему ты встала?

— Мне показалось, что я слышу папин голос. — Девчушка посмотрела на Джека и смущенно отвела взгляд. — Папочка тут?

— Нет, малышка, — прерывающимся голосом пробормотала Джилл. — Это — мистер Джейкобс. Мы вместе работаем.

Девочка снова взглянула на него, а потом уткнулась лицом в плечо Джилл.

— А почему нет папочки?

Джек посмотрел на Джилл. Лицо ее напряглось от усилий скрыть от него — и от дочери — свои чувства. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, — он и сам не знал, что именно, но Джилл покачала головой, остановив его.

— Извини, — прошептала она. — Мне надо уложить Бекки.

Джек проводил ее взглядом. Его раздирало множество сложных чувств. Джилл явно было больно, когда Ребекка спросила ее об отце. Он еще не видел Джилл такой ранимой. Он вспомнил, как девочка обвилась вокруг матери, как прижалась к ее плечу. И как на это ответила Джилл. С какой трепетной любовью. Глядя на нее, Джек ощутил, насколько сильна ее привязанность к дочери, — он как-будто прочувствовал то, что она испытывала тогда, считая, что беременна.

Джек пошел в ту сторону, куда скрылась Джилл, и попал в короткий коридор. Он приказывал себе умерить собственное любопытство, сказал себе, что это было бы недопустимым вторжением в ее жизнь, — но, несмотря на это, все же очутился у двери в детскую.

Джилл сидела на краешке кровати дочери. Джек как раз успел увидеть, как она заботливо поправила ей одеяло и ласково пригладила волосы. И все время она говорила что-то нежное и успокаивающее — слов он не мог разобрать и не хотел бы, но их звучание сказало ему все.

У него в горле встал ком. Он уже давно знал, что Джилл стала матерью. Общие знакомые сообщили ему о ее замужестве, беременности, разводе… Но он не осознавал, что все это значило для Джилл.

Джек с трудом сглотнул. Теперь он все осознал. И для этого ему достаточно было увидеть ее полный преданности взгляд, обращенный к дочери, услышать нежные слова, которыми она ее успокаивала, заметить, с какой лаской Джилл гладит шелковые волосики девочки.

Он сжал кулаки. Новое ощущение подействовало на него с такой силой, что он едва мог дышать. Джилл и Бекки соединяет такая связь, которой ему никогда не понять и не испытать.

Казалось, Джилл вдруг почувствовала его присутствие: она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Он прочел в ее глазах удивление и недовольство его вторжением.

Ему здесь не было места. Он не имеет никаких прав на ее дочь — и на их жизни. Эта горькая истина отрезвляюще подействовала на Джека. Резко повернувшись, он стремительно ушел в гостиную. Ему не стоит встревать в отношения матери и дочери. Они его не касаются — и никогда не коснутся.

Ребекка могла бы быть его ребенком.

Но не была.

Отбросив эту мысль и те противоречивые, непонятные чувства, которые она в нем вызвала, он подошел к каминной полке и начал рассматривать выставленные на ней фотографии. Фотографии Ребекки: младенцем на руках у Джилл, ее первые неуверенные шаги, ее первую Пасху, девочку, украшающую елку на Рождество.

Ни на одной из фотографий не было мужчины, который мог бы быть отцом Ребекки, — хоть этот факт Джека и не удивил. Он нахмурил брови. Он часто думал о том, как тот выглядит, всегда считал его своим врагом, соперником. Ему было жаль, что эти чувства не направлены на какой-то конкретный образ.

— Джек?

Он медленно повернулся и встретился взглядом с Джилл. При виде ее встревоженного лица у него в горле снова встал ком.

— Извини, Джилли. Я поддался порыву. Я не имел права идти за вами, — виновато произнес он.

— Да, не имел. — Голос ее звучал глухо. Она стиснула пальцы. — Думаю, тебе лучше уйти.

Джек понимал, что она права. Он и так пробыл слишком долго — а ведь он пришел сегодня для того, чтобы отдалиться от нее, а не сблизиться с ней еще сильнее.

Мысленно ругая себя последними словами, Джек подошел к ней и встал рядом.

— У тебя такой печальный вид.

— Да?

Она попыталась отвернуться, но он поймал ее за подбородок и мягко повернул ее лицо к себе.

— С Ребеккой все в порядке?

В ее взгляде промелькнула паника. Смертельный страх.

— Все прекрасно. У нее иногда бывают кошмары — она скучает по…

По папочке. Непроизнесенное слово тяжело упало между ними, оставив после себя напряженную тишину. Джек поспешил ее заполнить.

— Ты всегда хотела быть матерью и говорила, что у тебя это получится. Ты была права. Ты — хорошая мать, Джилл. Это сразу видно.

У нее на глаза навернулись слезы благодарности, и они сделали Джилл такой трогательной и беспомощной, что у него захватило дух.

— Спасибо, — прошептала она.

Джек прикоснулся пальцами к ее щеке.

— Извини, Джилли. За то, что я тут наговорил. Я ведь пришел не ссориться. Я не хотел сделать тебе больно.

Ей понадобилась вся ее воля, чтобы не подставить доверчиво свое лицо под его губы, чтобы не уткнуться к нему в грудь, не расплакаться. Вот так между ними и было в последние месяцы их связи. Они отчаянно и зло ссорились — а потом исступленно друг друга любили. Они были одержимы друг другом. Она не могла позволить себе снова восстановить эти отношения — как бы ей этого ни хотелось.

— Знаю. Все дело в нас. Мы не умеем не спорить. — Сделав усилие, она отдалилась от него — от его обжигающего прикосновения. — Мы спорили обо всем на свете. Помнишь? О фильмах. О еде. О друзьях. Вся наша жизнь представляла собой череду словесных и эмоциональных поединков.

— Но мы ведь и смеялись тоже. Помнишь? Нам вместе было весело!

Джилл покачала головой.

— Под конец — нет. Тогда мы нанесли друг другу уже слишком много ран. И в конце между нами не осталось ничего хорошего, кроме потрясающего секса.

У него напряглось лицо. Джек отвернулся и отошел к окну. Долгое время он молчал, а она смотрела на его напряженно выпрямленную спину, и сердце ее охватывала нестерпимая боль. Он казался таким одиноким, когда стоял у темного квадрата окна! Непобедимым — и невероятно ранимым.

Она невольно шагнула к нему, но тут же остановилась, заставив себя слушаться голоса рассудка. Было безумием впускать его в свой дом. А еще большим безумием было надеяться на то, что между ними может быть мир. Они навсегда останутся противниками.

И всегда будут причинять друг другу боль. Только сейчас Джилл поняла, что Джек тоже был задет тем, что между ними было тогда. Прежде она так не думала, ей всегда казалось, что их расставание его не затронуло.

Словно прочтя ее мысли, он повернулся и встретился с нею взглядом. Его глаза потемнели от нахлынувших чувств.

— Ты меня хоть когда-то любила, Джилли?

Он произнес эти слова так тихо, что она даже подумала было, что ослышалась. Однако выражение его лица подсказало ей, что он спросил именно это.

— Ты же знаешь, что да!

— Знаю? — Он вернулся к ней и снова обхватил ее лицо ладонями. — Ты вышла замуж так быстро после… нашего разрыва.

Она облизала губы.

— Если бы я осталась одна, я не вынесла бы… И мне надо было подумать о своем будущем.

Его пальцы сжались немного сильнее.

— И твои чувства ко мне касались только твоего желания стать матерью… иметь мужа и семью?

— Нет! — Она снова решительно покачала головой. — Как ты можешь такое говорить? Как…

Его пальцы зарылись в ее волосы.

— Я знаю, что между нами было больше, чем просто секс! Намного больше!

Джилл чуть слышно застонала. Ей хотелось сказать ему, что он ошибся, что для нее все их отношения сводились к сексу. Но это было бы ложью. Она не любила бы его так отчаянно и не была бы так больно ранена, когда поняла правду относительно их будущего, если бы их отношения были чисто физическими.

— Тогда что же между нами было? — тихо, но настоятельно спросила Джилл, и в голосе ее звучали близкие слезы. — Скажи мне, что это было! Потому что я понятия не имею.

В его глазах отразилось отчаяние:

— Не знаю! Черт подери, я…

Он оборвал фразу и наклонился к ней, пока его лицо не оказалось совсем близко.

Джилл прерывисто вздохнула, предвкушая его прикосновение: сердце у нее колотилось, груди так налились желанием, что им тесно стало под шелковым халатом. Она уперлась кулаками ему в грудь.

— Скажи мне, Джек! Скажи, что это было.

Он не стал тратить лишних слов, а просто прижался к ее губам жадным поцелуем. Джилл прижала ладони к его груди — а потом уцепилась за его свитер, уцепилась так крепко, словно оказалась в вагончике «американских гор», уходившем в самый отчаянный, самый умопомрачительный вираж.

И, подобно «американским горкам», поцелуй действовал столь же головокружительно. Поцелуй лишил ее воли и способности соображать. Он довел ее до исступления и напугал до полусмерти.

А потом Джек ее отпустил — так неожиданно, что она пошатнулась бы, если бы не цеплялась за его свитер. Джилл молча уставилась на него, все еще не опомнившись и не восстановив дыхания.

— Ты могла бы стать лучшим, что было в моей жизни, — с горечью пробормотал он. — Это единственное, в чем я уверен.

— Могла бы стать?

Джилл так трясло, что она невольно уцепилась за его свитер еще крепче, боясь, что если его отпустит, то не устоит на ногах.

— Если бы я тебе позволил это сделать. Если бы ты не ушла.

Она подавила стон боли:

— Я ушла потому, что поняла: у нас нет будущего. Я хотела иметь будущее, а не глухой тупик.

Он отступил на шаг, заставив ее опустить руки.

— Это очевидно. Ведь ты вышла замуж, не прошло и полгода.

Рассвирепев из-за того, что в его голосе прозвучало осуждение, Джилл парировала:

— Можно подумать, тебе это было важно! Давай не будем лгать друг другу, Джек. Я тебе никогда не была нужна. Ты не хотел ничего мне обещать.

— Я не мог ничего тебе обещать, Джилли. Это не одно и то же. — Он сжал кулаки, стараясь не потерять самообладания. — Дело в том, кто я. И ты не ошиблась — да, это связано с моей семьей. С моим детством.

Джек направился к двери, но, оказавшись у нее, снова повернулся к Джилл, и глаза его были темными и холодными. Джилл не могла поверить в то, что этот человек только что обнимал ее с такой страстью, целовал с таким жаром.