– Дай, Господи, – машинально повторила Клодина.

Беата проводила кузину до самого купе поезда, по-матерински заботясь о невесте своего брата. Когда освещенный ряд вагонов исчез, она задумчиво села в свои сани. Колокольчики мелодично позванивали, в лесу было очень тихо. Беата думала об экстренном поезде, мчавшем больную герцогиню домой. Должно быть, ей совсем плохо, если уж решились на такое путешествие. Когда герцогиня уезжала в Канны, Клодине при прощании сделалось дурно. Теперь им предстоит последнее прощание…

Клодина во время поездки тоже думала о своей высокопоставленной подруге. Ужасно ехать с такой целью! «Как скоро! – звучало в ее сердце. – Слишком скоро пришел конец…»

Зимнее расписание поездов было очень неудобным. В Вэрбурге у нее была двухчасовая остановка и пересадка. Засветились огни станции, поезд замедлил ход и наконец остановился. Клодина по освещенной платформе прошла в пассажирский зал. Войдя, она, не подняв вуали, села в уголке. Недалеко от нее шептались господин и дама, и что-то в их облике показалось Клодине знакомым. Но господин сидел к ней спиной; на нем была дорогая шуба, шапка лежала рядом, как видно, он рассматривал путеводитель и когда переворачивал страницы, на пальце у него сверкал крупный бриллиант. Клодина, чтобы отвлечься от печальных мыслей, стала наблюдать за ними: что их связывает друг с другом, муж ли это с женой, отец ли с дочерью? Чем они заняты?

– Глупости! – услыхала Клодина французскую речь. – Я тысячу раз говорил, что доеду до Франкфурта и вернусь!

– Я вам не верю, – резко и горячо прошептала дама. – Все остается, как я сказала: если вы обманете меня, вы знаете, как я отомщу.

– Ну, это не поможет вам, уважаемая!

– Что ж, посмотрим, – сказала она громче, чем хотела, и стукнула по столу маленьким кулачком. Господин успокаивающе положил на него свою руку и испуганно огляделся.

Вуаль Клодины была очень густая и скрывала ее лицо. И тут она узнала господина – это был Пальмер, и, конечно, так шипела фрау фон Берг, когда сердилась. Клодина узнала ее густые волосы и полную фигуру. Но что происходит?

– Пожалуйста, – говорил Пальмер ласково, – что мне делать без тебя, мой ангел? Будь же разумна и исполни мою просьбу!

К перрону подошел поезд, окна вокзала слегка задрожали. Прозвучал звонок, и кондуктор закричал нараспев: «Франкфуртский поезд!» Пальмер поспешно встал.

– Останься здесь, – сказал он резко.

– Нет, я не лишу себя удовольствия проводить вас до купе, – насмешливо возразила дама. – Кто знает, как долго я буду лишена вашего общества?

Он не ответил и выбежал вон, она устремилась за ним. Клодина невольно встала и подошла к окну. Она увидела, как Пальмер поспешно исчез в купе первого класса. Дама стояла перед вагоном, плотно завернувшись в тальму. Наконец пришел поезд Клодины. Она подождала, чтобы посмотреть, в какое купе сядет фрау фон Берг. В поезде было только два вагона первого класса. Дама вошла в один вагон, Клодина подошла к другому, и кондуктор тотчас отпер купе. Клодина на минуту задержалась, так как там сидел один господин: не поехать ли ей во втором классе?

– Некурящее отделение второго класса свободно? – спросила она.

– Нет, сударыня, там пятеро мужчин и одна дама, а в дамском купе семейство с детьми.

Тогда Клодина наконец решилась, вошла и села у окна. Господин, видимо, спал, его нельзя было рассмотреть, видны были только шуба, шапка и лиловый плед. Ехать было недолго, часа два.

Она опустила голову в темной меховой шапке на подушку – ужасно устала, и все же беспрестанно сменяющиеся мысли не давали ей уснуть. Герцогиня умрет, и она потеряет любящее сердце, но получит свободу: как только потухнет последняя похоронная свеча, она вернет обручальное кольцо Лотарю и вздохнет с облегчением. Грудь ее поднялась – даже мысль об этом, казалось бы, облегчении причиняла ей страдание. Ах, как бесцветна, однообразна жизнь бедной дворянки, постепенно превращающейся в старую деву! Пропащая жизнь! А если Иоахим снова женится? Если к отсутствию радости присоединится сознание своей ненужности? Нет, нет, такие мрачные мысли были греховным малодушием. У нее есть много больше, чем у других. Прочь, прочь печальные мысли! Надо крепиться и держать себя в руках, впереди еще много переживаний. Скоро поезд прибудет в Вэрбург. Тут мысли ее спутались, и она забылась беспокойным сном.

Среди стука колес и скрипа тормозов поезда, подъезжавшего к какой-то станции и резко замедлившего ход, Клодина не услышала, как второй пассажир купе встал и подошел к ней. Только почувствовав, что кто-то прикоснулся к ее шубе, она очнулась и открыла глаза: перед ней стоял Лотарь.

– Так, стало быть, это вы? – ласково сказал он. – Узнал, несмотря на вуаль. Но что я говорю? Есть только одни такие золотые волосы. Вы тоже едете в резиденцию?

Он не скрывал своего радостного удивления. Его рука невольно протянулась, чтобы взять ее руку, но он только снял шапку и снова надел, борясь с волнением.

Клодина замерла как статуя, но очень быстро овладела собой.

– Да, – коротко ответила она, не замечая протянутой руки и крепко сжав руки в муфте, будто хотела удержать их. – Камергер Штальбах телеграфировал мне, что их высочества приезжают завтра, и я тотчас собралась.

– Не скажете, как обстоят дела в Полипентале? – спросил он.

– Хорошо, – отвечала она.

– А моя девочка?

– Она здорова, я думаю.

– Вы думаете? – повторил он с горьким выражением.

Они замолчали. Поезд остановился, снаружи заскрипел снег под тяжелыми мужскими шагами, отворилась дверь какого-то купе; потом прозвучал звонок, раздался свисток, и поезд двинулся дальше.

– Клодина, – нерешительно начал Лотарь. – Третьего дня я писал вам. Письмо придет в Совиный дом сегодня утром.

Клодина наклонила голову, не глядя на него.

– Я был в ужасном настроении, – продолжал он. – Представьте себе: совсем один в занесенном снегом старом, плохо меблированном доме в двух часах езды от города. Я промок на охоте и сидел перед окном. Один в совершенно пустом здании… К тому же меня мучили видения: я видел гостиную в Нейгаузе, видел, как моя малютка резвится и играет, слышал ее лепет и даже ясно чувствовал запах яблок, пекущихся в камине. – Лотарь на мгновение остановился. – И я подумал: «Господи, зачем, собственно, я здесь с этими грустными мыслями?» В эту минуту я подошел к столу и написал вам, чтобы прямо спросить вас.

Клодина поспешно перебила его:

– Зачем спрашивать? Ведь я не могу принудить вас сдержать обещание, да я никогда и не посылала вас в замок Штейн. Ведь вы могли поехать в Берлин, Вену или, наконец, в Париж! А может, и в еще более отдаленный город.

Он дал ей договорить.

– Я хотел спросить вас в письме, – спокойно продолжал он, – не пора ли нам кончать комедию, Клодина? Ведь преступно…

Она возмутилась: неужели он говорит серьезно?

– Эта вы говорите теперь, когда конец так близок? Бедная больная, может быть, не проживет и суток. Неужели вы так спешите получить свободу?

– Как вы раздражительны, Клодина, – произнес он терпеливо, и в его голосе послышалось сожаление. – Но вы правы: ввиду предстоящих грустных дней не следует говорить об этом.

– И не говорите, – сказала она со вздохом.

– Но я не могу иначе, – неумолимо продолжал барон. – Последняя новость: ее высочество напрямую обратилась ко мне.

Он вынул портфель и подал Клодине письмо.

– Прочтите лучше сами.

Клодина отвела руку с письмом.

– Это собственноручное письмо герцогини, – повторил он, не убирая письма. – Бедная женщина отравляет свои последние дни заботой. Если позволите, кузина, я прочту вам.

И он, взглянув на бледное лицо молодой девушки, начал читать:

«Милый барон!

Эти строки пишет вам после долгого колебания умирающая и просит, по возможности, помочь в очень сложных и затруднительных обстоятельствах.

Ответьте мне правдиво на один вопрос и простите мне, которой скоро не будет в живых, его нескромность. Любите ли вы вашу кузину? Если вы только под влиянием рассудка и великодушия предложили ей руку, то, барон, верните девушке свободу и будьте уверены, что сделаете счастливыми двух людей, которые для меня дороже всего.

Елизавета»

Глаза Клодины с отчаянием смотрели на небольшой листок. Милосердный Боже, что же это такое? Неужели герцогиня сохранила ужасную, безумную мысль о том, что ее муж любит ее или она его? Или же принцесса Елена доверилась герцогине, и та желает стать посредницей между ней и Лотарем?

– И вы… – прерывающимся голосом произнесла она.

– Я еду передать ее высочеству мой ответ, Клодина. Вы, надеюсь, знаете сами, что не было никакой необходимости герцогине требовать истины. Я всю жизнь действовал открыто, только однажды я решился на притворство, потому что считал себя обязанным сдержать данное слово, хотя бы и ценой своей жизни. Но оставим прошлое, оно похоронено. С тех пор ничто не мешало мне действовать согласно с моими убеждениями. Я прямо объясню ее высочеству, что…

Легкий крик перебил его. Клодина с мольбой протянула к нему руки, глаза ее с ужасом смотрели на него.

– Молчите, я не герцогиня! – с трудом произнесла она.

Лотаря остановило отчаянное выражение ее глаз.

Девушка вскочила и отошла в дальний угол купе. Вскоре перед окнами замелькали фонари, поезд замедлил ход, и в сером свете снежного утра показался вокзал. Над городом возвышался старый герцогский замок.

Клодина вышла прежде, чем он успел помочь ей. Ее уже ждали придворный лакей и карета. Когда она поспешно садилась в нее, к дверце подошел Лотарь. Его лицо изменилось – в бледном утреннем свете Клодине показалось, что он постарел за последние месяцы.

– Пожалуйста, кузина, назначьте мне время, чтобы переговорить с вами, – сказал он вежливо, но решительно.

– Завтра, – сказала она.

– Только завтра?

– Да, – прозвучал короткий ответ.

Лотарь с поклоном отошел, сел в наемный экипаж и медленно проехал в те же ворота, через которые промчалась придворная карета с Клодиной.

«Что, – думал он, испуганный ее странным поведением, – если герцогиня все-таки права, и Клодина любит герцога, а ко мне равнодушна, на самом деле равнодушна?»

Барон всегда был уверен в своем понимании женщин и думал, что хорошо знает Клодину. Сегодня он впервые всерьез усомнился в этом.

Клодина тем временем подъехала к флигелю, где проживала герцогиня-мать. Восходящее солнце заливало пурпуром зубчатые стены, крыши и башни замка. А внизу, на городской башне, еще тонувшей в сером тумане, в это мгновение подняли герцогский флаг – знак того, что герцогиня возвращалась домой. Да, возвращалась, чтобы умереть…

Для Клодины были приготовлены на втором этаже две уютные комнаты. Утром ее позвали к герцогине-матери. Глаза доброй старушки были заплаканы. Она сидела у углового окна и смотрела поверх крыш любимого города в далекое поле. О, как часто сидела с ней Клодина в этой уютной комнате со старинной мебелью и многочисленными портретами, любуясь прекрасным видом! Сейчас обе женщины не замечали этой красоты. Они смотрели в ту сторону, где из леса выбегало полотно железной дороги, по которой должна была приехать бедная больная.

У герцогини вновь пошла горлом кровь, и она хотела только одного: увидеть перед смертью детей и привести в порядок кое-какие дела. Принцы оставались дома, чтобы не беспокоить мать. Этого потребовал врач, хотя она и противилась: «Доктор, я умру от тоски!»

Рассказывая это, старая герцогиня тихо качала головой.

– Как тяжело, в особенности для Адальберта: они очень сдружились теперь и могли бы стать счастливой четой. Он с такой любовью пишет о ней, и вот… – Герцогиня вздохнула. – Один Бог знает, сколько мы еще всего переживем.

Их высочества запретили встречу, но старая герцогиня все-таки хотела поехать с наследным принцем и предложила Клодине сопровождать ее. В два часа спустились они с горы, где стоял старый герцогский замок; из серых ноябрьских облаков, висевших над городом, сыпал снег. Но, несмотря на плохую погоду, сотни людей стояли вдоль дороги к вокзалу. Ландо герцогини остановилось.

У вокзала полиция старалась удержать все прибывавшую толпу. Люди тихо стояли на некотором расстоянии от экипажа старой герцогини. Подходил поезд. Наконец прошумели вагоны, и все на вокзале засуетились. Сначала вышел герцог и поцеловал руку матери. Потом он вынес из вагона больную жену. Все взоры обратились на нее, а ее большие глаза искали наследного принца. Герцогиня обняла свекровь и с грустной улыбкой поцеловала сына.

– Вот я и вернулась, – прошептала она.

Она едва смогла дойти до экипажа, герцог и наследный принц поддерживали ее. На платформе в числе присутствующих придворных была и принцесса Елена с фрейлиной Катценштейн. Когда герцогиня увидела Клодину, лицо ее дрогнуло: она махнула рукой и указала на экипаж. Молодая девушка поспешно подошла к ней.