Лиз Тайнер - Дама сердца

Эбигейл ошибалась. Лили знала, что не пошла в мать. Как, впрочем, знала и то, что ни разу в жизни не отвешивала пощечин. Никому. Никогда. Но стоило герцогу проявить нежность, как самообладание покинуло ее. Увидев Фокса, она взорвалась от гнева.

А потом наверняка начала бы швыряться вещами…

Эбигейл улыбнулась:

– Не стоит так беспокоиться. Это занятно – у нас обеих были романы с пэрами. Можем как-нибудь мимоходом похвастать, что я разбила сердце Фоксворти, будущего графа, а ты разбила сердце герцога. Мы с удовольствием будем вспоминать об этом.

– Нет. – Лили встала, взяла украшение из рук сестры и, жестом попросив Эбигейл повернуться лицом к зеркалу, застегнула на ней ожерелье. – Я не хочу над этим шутить. Это ужасно. Я такая же, как мама. Рядом с герцогом я ощущаю себя именно так. Я слаба и ненавижу это. Из-за него я теряю разум.

Эбигейл покружилась перед зеркалом, и ее глаза засверкали.

– О, так и знала! – Она схватила Лили за руки. – На самом деле он точно такой же. Он ведь вывесил носовой платок для тебя, да?

– Не важно. – Лили высвободила ладони из рук сестры. – Довольно с меня этого сумбура. Если мы с Эджвортом будем общаться слишком близко, это попадет на страницы газет. Я не хочу быть в центре сплетен, как раньше.

– Ты не должна позволять людям вроде Софии Свифт делать тебе больно.

Лили вздохнула:

– А ты знаешь, что мы с тобой родные сестры?

Эбигейл закатила глаза:

– Я никогда в этом не сомневалась. Кто еще смог бы выносить меня? К тому же ты точная копия папиной тети, но в миниатюре. Я всегда смотрела на ее портрет и считала, что это ты, пока однажды мама не объяснила мне, что это не так. – Эбигейл улыбнулась и погладила ожерелье. – По-моему, мне стоит надеть его, когда я разобью сердце Фокса. Если ты не против. – Эбигейл направилась к двери и уже на пороге обернулась: – Мы родные сестры. А сестры помогают друг другу. Помни это.

– Безупречно, – оценил Эдж и наклонился, глядя в зеркало. Ему удалось завязать простой шейный платок так, что теперь он идеально подходил для деловой встречи.

– Вы уверены, что не хотите подстричься? – второй раз спросил Гонт.

– Совершенно точно нет.

Эдж выпрямился, коря себя за излишне резкий тон, но этим утром камердинер так и выводил его из себя своей медлительностью.

Избегая встречаться взглядом с Эджем, Гонт убрал принадлежности для бритья.

– Я по-настоящему ценю годы твоей работы, Гонт. – На этих словах герцога Гонт замер, и уголки его губ вздернулись. – Спасибо.

Досада помешала Эджу сказать больше. Гонт держался отстраненнее обычного, словно что-то скрывал, и снова медлил, протирая тряпкой поверхность зеркала.

– Что-то не так? – потерял терпение Эдж.

– Нет, сэр.

На сей раз Гонт перехватил взгляд Эджа. Глаза камердинера повеселели и метнулись в сторону окна.

Проследив за взглядом Гонта, Эдж увидел носовой платок, вывешенный в окне дома напротив, снаружи.

– А… – Тепло разлилось по телу, и он помедлил, глядя на платок. Потом с любопытством, без тени беспокойства спросил: – Все домашние в курсе?

– По-моему, вы последний человек, который узнал об этом.

– Все? – Эдж испытующе взглянул на Гонта.

Тот кивнул.

Эдж положил полотенце у таза для умывания. До наступления темноты было еще долго. Вряд ли стоит ждать, если все вокруг знают.

– Если они и не заметили первый, – не поднимая глаз, Гонт сложил тряпку, которой смахивал пыль, – то наверняка увидели тот, зеленый, на метле, прислоненной к углу дома. Или третий. На парадных воротах.

Эдж с трудом удержался от улыбки.

– Я возьму те два, что висят ниже, и верну владельцу, – сказал он.

– Если собираетесь достать тот, что висит выше всех, – Гонт и сам с трудом удерживался от смеха, – надо позаботиться о мерах предосторожности. Не хотелось бы, чтобы вы упали с приставной лестницы.

– Разделяю твое беспокойство, – ответил Эдж.

– Благодарю вас. – И Гонт, его верный союзник, удалился.

Эдж тут же изменил планы на день. Ему нужно было забрать носовые платки, но тот, что висел в окне, он достать не мог. Лили могла принести ему этот платок позже, после наступления темноты.

Выйдя на солнечный свет, Эдж снял кусочек льна с метлы. Он удержался от желания поднести платок к лицу и довольствовался воспоминанием об аромате весенних цветов, который был связан для него с Лили, садом и ее детской восторженностью.

Сложив платок, Эдж сунул его в карман. Потом подошел к воротам и забрал тот, что был обвязан вокруг железной стойки.

Он действовал не спеша, чувствуя, что за спиной, в каждом окне его дома, торчат любопытные лица.

В доме Хайтауэров Эджа встретил дворецкий. Он, разумеется, видел носовой платок на воротах. Дворецкий не знал, зачем висел платок, иначе тут же снял бы его.

Эдж пообещал себе, что, если у него будут дети, он купит маленький загородный домик для отдыха и возьмет с собой лишь одного надежного слугу, который будет жить отдельно, по соседству. Останавливаться в этом домике будут лишь Эдж и его семья. Он тут же представил Лили и их будущих троих детей.

Эдж оглядел гостиную Хайтауэров. Никаких портретов, изображавших идеальную семью. Никаких замысловатых ваз или книг вокруг. Только лампы, мебель и одна картина, на всю ширину каминной полки, изображавшая банк Хайтауэра.

В гостиную размеренной поступью вошел мистер Хайтауэр. Он тут же спросил, явно нервничая и опасаясь неприятных новостей:

– Все в порядке, ваша светлость?

Мистер Хайтауэр не знал о носовых платках. И был, похоже, единственным человеком в двух этих домах, который был не в курсе.

– Я могу видеть вашу дочь?

– Лили? – помедлил Хайтауэр.

– Конечно.

– Хорошо… разумеется.

Хайтауэр взял себя в руки. Его лицо преобразилось, и он со всей силы дернул за шнурок колокольчика.

Когда Лили зашла в комнату, в ее глазах сквозила настороженность.

– Ваша светлость. – Она присела в реверансе. Ее взгляд метнулся с Эджа на отца и обратно.

– Эджворт хочет тебя видеть, Лили, – сообщил ей отец.

– Правда? – Она уставилась на Эджа, изучая его лицо.

Герцогу стало неловко.

– Да.

Лили стиснула зубы. Хотелось бы Эджу уметь читать ее мысли… Она явно пыталась что-то дать понять – нечто, о чем не хотела говорить в присутствии отца. И это, похоже, было совсем не то, чего ожидал Эдж. Три носовых платка. Три.

И тут за спиной Лили горделиво показалась Эбигейл, слегка кивнув, приветствуя гостя. Глаза Эбигейл сияли. И тут Эдж догадался, что история с платками была делом рук вероломной сестры. Он сдержал чувства, лишь осуждающе посмотрел на нее.

– Эбигейл, оставь нас на минутку, – приказал отец.

Ее нижняя губа дрогнула, и Эбигейл замерла в нерешительности, словно придумывая отговорку, чтобы остаться.

Слишком много носовых платков. Отец – единственный, кто ничего не знал. Хотя Лили, судя по всему, тоже.

– Мисс Эбигейл, – Эдж подошел к ней и вынул из кармана платки, – кажется, вы потеряли это в саду.

Она глотнула воздух:

– О, гм… Разве это не твое, Лили?

Глаза Лили сначала изумленно округлились, потом ярко вспыхнули и, наконец, сверкнули опасными молниями.

– Это платки Эбигейл, – яростно прошипела она.

– О, – Эбигейл вытянула руку и невинно вытаращила глаза, – а я-то думала, куда они запропастились.

– И где вы их нашли? – поинтересовался Хайтауэр у Эджа.

– Они запорхнули в мои владения.

Хайтауэр уставился на дочерей.

– Эбигейл, – сказала Лили, – заблудилась и, похоже, тогда-то и потеряла платки.

– Видимо, мне нужно отнести их в свою комнату, – промолвила Эбигейл. – Потому что здесь они явно никому не нужны.

И она бросилась прочь из комнаты.

С решительным щелчком закрыв за сестрой дверь, Лили уселась на диван, осторожно, чтобы не помять юбку. Эдж сел напротив, отец остался стоять.

– Я давно подумывал зайти к вам по важному делу, – произнес Эдж, раздраженный нерешительностью своего голоса. Сейчас ему требовалось ощутить себя настоящим герцогом, но ничего не получалось. Сказать по правде, первый раз со смерти отца он не ощущал значимости своего титула.

– По-моему, это прекрасная идея, но… – Лили сглотнула ком в горле. – У меня… есть тайна, которую я должна открыть вам. И, полагаю, после этого обсуждать будет уже нечего. Я не хотела, чтобы об этом узнали…

Он вскинул брови, наблюдая за ее попыткой что-то лихорадочно придумать. Наконец ее глаза прояснились – ей в голову пришла идея.

– Я люблю Фоксворти.

– Лили, – изумленно охнул отец, отступая назад.

– Я не хотела говорить тебе, папа, – выпалила она. – Я недавно осознала свои истинные чувства. Это моя сокровенная тайна. Ее никто не знает. Даже Эбигейл.

– Я понимаю твое нежелание. – Отец пошевелил губами, явно желая сказать что-то еще, но лишь немного помолчал. – В таком случае действительно не захочется выходить замуж за его кузена.

Хайтауэр скользнул взглядом по лицу дочери.

– Мисс Лили… – Эдж поднялся, вышел вперед и протянул ей руку. Лили ничего не оставалось, кроме как вложить пальцы ему в ладонь. От этого прикосновения все перевернулось у Эджа внутри. Он не собирался давить на Лили, особенно после того, как выяснилось, что встречу подстроила ее интриганка-сестра. Но Фокс? О, черт, нет! – Я понимаю вас. Он мне тоже очень дорог. Его нельзя не любить. Он отвечает вам взаимностью?

– Не сомневаюсь, что в итоге ответит.

– Как он может не ответить? – Эдж крепче сжал пальцы Лили, глядя ей в глаза. – От меня не укрылась глубина чувств, которые вы проявили к нему во время вашей недавней встречи. Вы бросились прямо ему в объятия и были переполнены эмоциями.

– Лили? – задохнулся Хайтауэр.

– Да.

Эдж поднес кончики ее пальцев к губам:

– Я совершенно не против этого. – Он поцеловал ее пальцы, чувствуя, как Лили тянет их на себя. Тогда он ослабил хватку, позволяя ей отдернуть ладонь. – Меня потрясла нежность, с которой вы отнеслись к нему.

– Лили? – повторил отец.

– Да, Лили, – подхватил Эдж. – Пожалуйста, поделитесь со своим отцом воспоминаниями о том моменте, и он поймет ваши глубочайшие чувства.

– Я споткнулась, – ответила Лили. – Я не бросалась к нему. Потом я подняла на него взгляд и не могла поверить в то, какую колоссальную ошибку совершила.

– Нет. Это не так. Учитывая вашу глубокую преданность Фоксу, не понимаю, как оказаться в его объятиях означает совершить ошибку.

– Вы не понимаете нежных женских чувств.

– Только не к Фоксворти.

– Лили, – встрял отец, – помнится, ты никогда не была хорошей лгуньей. И сейчас лучше не стала.

Она смотрела на Эджа, склонив голову набок, приподняв брови и сжав губы.

– Брак… Это не для меня.

– Лили, – снова вставил отец, – ты не должна отказываться от счастья только потому, что у нас с твоей матерью был не самый лучший брак.

При упоминании о жене его лицо будто окаменело, да и лицо Лили – тоже.

– Кажется, мне пора. И кто знает, – Эдж нахмурился, – возможно, вы передумаете насчет брака.

Она нисколько не смягчилась.

Не сводя с Лили взгляда, Эдж вынул из кармана носовой платок и вложил ей в руку:

– Кажется, у вас что-то на лице. Частичка пудры?

Лили посмотрела на шелковый платок, провела пальцем по позолоченным нитям вышивки и подняла взгляд на Эджа.

Он коснулся пальцем своей губы, в том самом месте, где у нее был крошечный шрам.

Лили бросилась обмахивать лицо.

– Все, убрала?

Эдж утвердительно вскинул подбородок, обратив внимание, как Лили нервно скомкала ткань в пальцах.

Она протянула ему платок.

Он отказался, плавно отведя от себя ткань:

– Вы можете прислать это с кем-нибудь позже.

– Да, Лили. Сначала его надо выстирать. Ты ведь понимаешь, – сказал отец.

– Мне нужно идти. Я только что вспомнил, что мы с Фоксом должны быть в палате лордов сегодня вечером, и обычно мы задерживаемся там до ночи. Поэтому, пожалуйста, не спешите с возвращением платка.

Надев короткий жакет-спенсер, чтобы не замерзнуть, Лили подошла к скамье около половины второго ночи.

Эдж уже стоял там, ожидая.

– Сколько вы уже здесь? – спросила Лили.

– С тех пор, как погас свет в вашем доме. Я не хотел лишнего внимания. Мне надоело общаться с тобой при свидетелях. Я отправил Фокса домой к Эндрю. Фокс взял с собой маму, чтобы она могла попозировать Беатрис для нового портрета, и они не вернутся еще несколько дней, потому что Фокс ценит свою жизнь, а я доходчиво объяснил ему, что это простейший способ ее сохранить. Он у меня в долгу – я вытащил его из одной переделки.

Лили всплеснула руками:

– Я должна извиниться перед Фоксом за ту пощечину.

– Я бы не стал, – заметил Эдж. – Ему незачем было слоняться вокруг дома в тот момент, и он прекрасно знал это. Можешь ударить его снова, не сомневаюсь, он это еще заслужит.