Маринка опешила.

– Я? В зеркале? Ты чего хочешь сказать?

– А того! У нас же что ни баба, то красавица! Прынца ей подавай! А я вот не прынц!

– Я обратила внимание.

– Да что ты там обратила! Ты на меня вообще никакого внимания не обращала! У меня появлялись любовницы, дети, а тебе хоть бы хны! Я тебя даже с матерью своей не знакомил, а тебе все по фиг!

– Но ты же сам мне врал, что…

– Да! Да, я врал, потому что сил не было тебя слушать: «Темоська, Темоська!» Тошнит!

– Так и убирайся! Какого хрена ты прилип-то?

– Я прилип? Да я здесь восемь лет живу! И жить буду! И меня все устраивает! А если тебе не нравится, так тебя никто не держит, можешь фигачить к своей мамаше!

– А может, ты к своей? Тебе там самое место.

– Мне? – крикнул Артемий, и Маринке показалось, что он готов ее ударить.

– А чего это у вас дверь нараспашку? – вдруг раздался мужской голос. – Вы говорите, говорите, я только водички зашел попросить.

Маринка не могла удержаться от улыбки. Корнеев, что называется, «включил полного дурака», и смотреть без смеха на его наивную физиономию не было сил.

– О! Слетелись вороны, – проворчал Артемий, затолкал только что вытащенные вещи обратно в сумку и направился к двери. – Посмотрим! Думаешь, это прынц? Ха!

– Мне сказали, что я царь, – вежливо произнес Корнеев.

– Развела тут… сплошные короны, плюнуть некуда, – пробурчал Артемий и вышел из дома.

Марина уже не обращала на него никакого внимания. Корнеев приехал к ней! И разве могло быть что-нибудь важнее?

– Ты как здесь оказался? – смотрела она на него счастливыми глазами.

– А я, Мариш, решил… решил тоже перебраться в городскую квартиру. Чего я там в этом доме? Тут и до работы ближе, и тебя не надо ждать – каждый вечер можно встречаться. А летом мы вместе переедем ко мне.

– А как же твои собаки? Атос? Кардинал? За ними будет присматривать моя мама?

– Я их с собой взял. Они же раньше жили вместе со мной в городе. Так что это их родная среда. Летом набегаются. И вообще – к ней царь приехал, а она его тут разговорами балует! Ты меня накорми, баньку истопи да спать уложи, а потом уже… Да, «накорми» можешь опустить, твоя маменька уже накормила. А вот спать… Показывай, где твоя спальня? Я та-ак хочу спать!

Маринка боялась закрыть глаза, чтобы не спугнуть эту сказку.

Уже под утро она уткнулась ему в плечо и прошептала:

– Ты… ты самый родной человек для меня… А я ведь ничего про тебя не знаю. Интересно, родной незнакомец, ты женат?

– Нет, пять лет в разводе.

– Какое счастье! Я бы тебя все равно ни с кем делить не стала.

– Правильно, – бурчал ей в ухо Корнеев. – Я не инфузория какая-то, чтобы делиться…

– Пять лет… И ты чего – все время был один? – вдруг приподнялась на локте Маринка и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Марина! Разве мужчинам подобные вопросы задают? Это ж… как ни ответь – везде подстава получается. Если я скажу, что не один, ты тут же меня выгонишь, обидишься. А если скажу, что один… опять же выгонишь, подумаешь, что у меня с ориентацией проблема. Поэтому… это будет моей маленькой тайной!

– Ответ неправильный. Надо было ответить, что ты все время ждал меня и никого не видел.

– Обожаю умненьких женщин! – расмеялся Корнеев и прижал ее к себе.

Глава 10

И началась новая жизнь. Теперь Маринка каждое утро встречала с улыбкой – ведь днем ее непременно ждал какой-нибудь сюрприз. Корнеев на них не скупился. Хотя никаких сюрпризов ей и не надо было, ей хватало того, что вечером она опять увидит его горящие глаза, он возьмет ее за руку, будет снова шептать ей, что она самая лучшая. И даже то, что он каждую ночь уходил домой, ее ничуть не огорчало – все же он был нужен не только ей, дома его ждали Атос и Кардинал.

– Давай я приведу собак сюда, пусть здесь живут, – просил Корнеев, но Маринка возражала.

– Я их немного боюсь. А вдруг не справлюсь с ними?

– Да чего с ними справляться? Будут тихонько лежать, ждать меня. Ну хорошо, когда мы станем жить у меня за городом, тебе все равно придется с ними смириться.

– Смириться? Да я буду только рада!

Если честно, Маринка боялась не того, что песики будут мирно дожидаться хозяина. Она боялась, что заявится Артемий, и вот тогда… Нет, таких здоровых псов ей точно не удержать.

Мама звонила реже, зато часто звонила сестрица и подруга Надя.

– Надюша, – щебетала в трубку Маринка. – Так хочется встретиться, но не получается. Ну просто никак не вырвусь!

– Мариш, у меня та же история! Столько всего надо рассказать, а у меня минутки свободной нет! – счастливо вторила ей подруга. – С ума сойти! Как же я не знала всего этого раньше! Ведь дура дурой была!

– Я тебе всегда это говорила, – смеялась Маринка. – Наденька, посмотри, как у меня с отпуском? Нельзя продлить? Ну никак не могу, не получается. Мне надо на работу выходить, а у нас тут лыжная база наметилась. Ну не могу же я рисковать личной жизнью!

– Марин, ты меня режешь без ножа, – ворчала подруга. – Меня уже наш новый босс поедом ест, что я всех пораспустила. Ты только представь: Спиридонова нет, Тонечка взяла отпуск, а потом у нее будет больничный, это стопудово, ты ж ее знаешь, Афанасьев взял две недели, а уже конец года, надо все дыры закрывать, этот бирюк рвет и мечет, орет, что мы тут все развинтились! Я с ума схожу! Хорошо еще, что Степан всегда рядом со мной, он умеет меня успокоить.

– Ну скажи, что я взяла отпуск… позже на две недели! Или я возьму за свой счет? Не могу сейчас. Неужели нельзя что-нибудь придумать, ты же умная тетенька.

– Да этому старику разве что-нибудь скажешь… Но я попробую, конечно. Может, тебе справку достать, что ты на сохранении?

– На каком сохранении? У меня и знакомств таких нет. Объясни, что уехала, не можешь мне дозвониться. Все. Нет меня!

– Ладно, не пропадай, – вздохнула подруга и похвасталась: – А мы со Степкой заявление подали! Через два месяца свадьба!

– Ну просто убила! – охнула Маринка. – Учти, я буду у тебя свидетельницей!

Ну разве не подарки судьбы? И опять утро началось с радости!

А вечером приехал Корнеев и велел срочно собираться.

– Куда? – воскликнула сияющая Марина. – Может, ты поесть успеешь?

– Все потом! – заявил Корнеев. – А сейчас мы с тобой отправляемся в «спорттовары» и покупаем нам лыжные костюмы. Я сегодня заезжал, уже присмотрел. Оценить надо.

– Но, любимый, у меня есть замечательная короткая дубленка. И потом… я на лыжах… в общем. Я плохо катаюсь, – призналась она.

– Тогда я вычеркиваю тебя из олимпийских резервов. Но в магазин все равно поедем. Что это такое – у нее есть дубленка? Это в машине она хороша, а на лыжах…

– Хорошо, пусть будет костюм, только давай лыжи покупать не будем. Возьмем напрокат.

В костюме она была великолепна: стройное тело, задор в глазах.

– Давай в них домой поедем? – продолжила Маринка.

– Не надо вводить людей в заблуждение, а то они подумают, будто мы олимпийские чемпионы. А ты даже стоять на лыжах не можешь, – чмокал ее в нос Корнеев.

На следующий день он заехал за ней с самого утра.

– Садись, не бойся. У меня там пассажиры, – кивнул он на заднее сиденье, где серьезно и гордо восседали два пса. – С собой их взял. Все же на три дня едем.

Маринка не боялась, она уже привыкла доверять Корнееву.

Место, куда они приехали, завораживало красотой. Это был какой-то сказочный гибрид санатория и лыжной базы – в заснеженном лесу прятались маленькие, кукольные домики. А чуть поодаль располагались дома повыше – административные здания. Повсюду гуляли люди – молодые и пожилые, с детьми и просто парами в ярких спортивных костюмах, с лыжами, санками и даже с коньками.

– Здорово! – воскликнула Маринка. – Прямо спортивный городок!

– Мне тоже нравится, – кивнул Корнеев. – Наш домик вон тот, номер пять.

– Мы будем одни жить в целом домике? – удивилась она.

– А кто тебе еще нужен?

– Неужели одни?

– Нет, с нами будут собаки.

– Да хоть кошки! Ура! – крикнула Маринка, и собаки ответили ей радостным лаем.

Для нее так и осталось загадкой, почему Корнеев стремился показать себя именно на лыжне? Дело в том, что стоять на лыжах он не мог. То есть стоять, опираясь на лыжные палки, у него получалось, но не более того. Даже шаги он делал какие-то непомерно длинные и осторожные.

– Так ты вообще на лыжах ни разу не ходил? – от всей души хохотала Маринка, глядя, как ее царь карабкается на малюсенькую горку. – Ты лыжи-то не прямо ставь, ты их вот так… Ой, не могу, да ты же обратно катишься!

– Нет, в школе мы ходили на лыжах, только я в то время на катке был, – пыхтел раскрасневшийся Корнеев. – Марин, вон с той горки слабо?

– Да ты убьешься!

– Плохо ты меня знаешь, – ворчал Корнеев. – Я всех переубиваю, но сам… выживу… я такой… вообще, я крепкий… Не понимаю, чего всех так тянет на эти лыжи? Марин, пойдем на горку. Я хочу испытать весь букет наслаждений. Кардинал! Не крутись под ногами, лучше Марину укуси, если заняться нечем. Ну так мы идем?

Марина забралась на горку первой. Следом тут же взлетели собаки, и только потом добрел Корнеев.

– Смотри, ноги вот так сгибай. И палки убирай, чтобы не мешали.

– А ты откуда знаешь? Ведь так и рвется в сборную России, так и рвется…

Она поехала первая. И уже одолела половину пути, как вдруг почувствовала сильный удар, нога дернулась, и ее пронзила боль.

– Марин! Ты в порядке? – кричал в ухо Корнеев.

– Погоди, – села она, поправляя шапку. – Погоди, Атос… не лижись… чего-то с ногой… А что случилось-то?

– Это я… скатился… Хотел тебя догнать и… догнал.

На ногу было больно наступать, но идти было можно. Но Корнеев ей просто не позволил. Он схватил Марину на руки и понес к домику.

– Лев, ну отпусти же меня, ну что ты делаешь? – шипела она ему в шею. – Неудобно, люди смотрят.

– Пусть смотрят… пусть все видят. Какой я… олух. Такую женщину чуть не задавил… Сейчас придем. Я тебе врача вызову.

– Да какой врач! Я просто ударилась!

– Сейчас – просто, а потом… что, я тебя в старости на инвалидной коляске катать стану? Нет уж, сиди и молчи.

– Эй, мужик! Тебе помочь? – весело крикнул кто-то из компании парней с лыжами.

– Я те помогу, – рыкнул Корнеев. – Вот своей женщине ногу сломай и носи ее на здоровье.

– Слышь, – встревожились парни, – так если чего серьезное, то…

– Да балуемся мы так, – криво улыбнулась Маринка. – Шутим. Заигрывает он.

– Понятно!

– И ничего не шучу… это я на будущее, потом можно будет всем хвастаться, что я свою жену на руках носил!

У Маринки перехватило дыхание.

– Я тебе не жена пока, – тихо проговорила она, глядя ему в лицо.

– Какие твои годы? Будешь еще.

Три дня пролетели незаметно. Нигде и никогда не было Маринке так хорошо.

– Лева, а давай мы и Новый год здесь отметим? – спрашивала она, утыкаясь ему в плечо.

– Нет, Мариша, Новый год у нас встретить не получится, – гладил ей волосы Корнеев. – У меня командировка как раз с тридцать первого по второе число. Прямо с утра полечу. Самолет в четыре утра. Так что мы раньше с тобой посидим под елочкой.

Маринка насторожилась.

– А кто в такие дни в командировки ездит? У нас же вся страна отдыхает.

– Марина! Но чтобы вся страна отдыхала, кто-то ей этот отдых должен обеспечить. Это раз. А второе… В такие дни как раз самые сложные проблемы решаются. Потому что все суматошные, никому дела нет, подмахнут любую бумажку не глядя, ведь возиться некогда. Ну и настроение у людей праздничное, добрые все. Так что… Да не переживай, я же говорю, что второго я тебе уже новогодний подарок вручу.

– Да, не пережива-ай… – обиженно протянула Маринка. – Вот так всегда, между прочим, женатые поступают. Гуляют с невинными девушками. А праздники с семьей отмечают. И тоже, наверное, про командировку сочиняют.

– А ты откуда знаешь? – шутливо сдвинул брови Корнеев и усмехнулся. – Да ладно, сейчас…

Он принес ей паспорт.

– Смотри.

Штампа о браке в паспорте не было. И это подняло настроение. Значит, все в порядке. И потом… надо любимым доверять. Доверять своему сердцу.

– Хорошо, любимый, я тебя буду ждать второго числа.

– Ты так говоришь, словно командировка у меня через двадцать минут, – обиделся Корнеев. – У нас с тобой еще уйма времени, и вся жизнь впереди.

Новый год они отметили двадцать девятого числа в самом роскошном ресторане города. Никогда прежде Маринка не собиралась на праздник так тщательно, так придирчиво не выбирала себе платье, туфли и аксессуары, так трепетно не вглядывалась в зеркало после салона красоты. И никогда еще ее сердце не билось так бешено, когда за ней заехал Корнеев.

Сначала он просто потерял дар речи, а затем начал скидывать с себя пальто, шарф…