И вот теперь он сидит на террасе и думает о другой женщине – с маленькими прохладными ладошками и крохотным белым шрамом на лбу. О девушке, которую никак не удается раскусить, на которую нельзя положиться. Но как забыть прикосновение ее гладкой кожи, ее неподвижный взгляд?

Нет, сказал он себе, ни в коем случае нельзя снова рисковать, ведь можно опять совсем потерять себя. Он балансирует на краю пропасти, ему в очередной раз угрожает опасность свалиться в бездну неконтролируемых чувств.

Человек умный всегда остановится, пока не поздно. Только дураки не учатся на ошибках.

Он снова отхлебнул из бокала.

Интересно, а сам-то он умный человек?

После того как Сюзанна увезла одежду умершей супруги, Джек постарался очистить квартиру от малейших следов их совместной жизни. Конечно, в нем не было присущей ей оперативности, решительности и целеустремленности. Но все-таки он довел эту работу до конца. Действовал постепенно, методично, раз за разом. Первым делом собрал фотографии и сложил их в ящик комода в прихожей. Потом взялся за картины, которые когда-то покупала жена: заменял их на те, что ему попадались на работе или в антикварных лавках Айлингтона. Постепенно у Джека вошло в привычку: едва увидев хоть что-нибудь, напомнившее ему о покойнице или ей принадлежавшее, он тут же либо выбрасывал эту вещь, либо отправлял ее в ящик комода в прихожей. Расправившись таким образом с предметами, не вызывающими сомнений, например с ее паспортом или фарфоровой статуэткой, он постепенно добрался и до того, что напоминало о жене лишь косвенно: спички, которые она когда-то прихватила в ресторане, кухонный нож, который она привезла с собой из родительского дома, когда они стали жить вместе.

Все эти вещи одна за другой исчезали из поля зрения, пока в конце концов Джек с удовлетворением не констатировал, что теперь может спокойно передвигаться по всей квартире, не рискуя натолкнуться на что-либо, так или иначе связанное с покойной женой.

Таким образом он изгнал из своего жилища сам ее дух.

И вот теперь, когда Джек совсем оправился, когда выкарабкался из пропасти, когда мрачные дни наконец ушли в прошлое, он внезапно увидел свою жизнь в совершенно ином свете. Словно пелена вдруг спала у него с глаз, словно густой туман развеялся, и он узрел бесконечно расстилающийся перед ним пейзаж во всех его мельчайших подробностях.

И все, что касалось его прошлой семейной жизни, моментально стало неправдой.

Сент-Джеймс-сквер, 5

Лондон

23 мая 1936 года

Дорогая Птичка!

Вот скажи на милость: можешь ты объяснить мне, чего именно хотят от нас мужчины? Лично я ну никак не могу этого понять. То он к тебе так внимателен, что, кажется, просто умрет на месте, если ты сделаешь два шага в сторону. А через минуту он сам уходит, даже не попрощавшись. Похоже, вокруг меня всегда будут увиваться мужчины, которые мне без надобности, а те, что действительно нужны, вечно будут в дефиците! Сегодня я что-то склонна к меланхолии. Чувствую, как давит на меня это огромное черное здание, и единственный выход – танцевать, танцевать и танцевать. Или вообще больше не танцевать никогда…

Напиши мне что-нибудь хорошее, любовь моя. Ну пожалуйста, даже если тебе для этого придется солгать. И прошу тебя, расскажи еще какую-нибудь историю про свою забавную служаночку! Неужели она и вправду сшила вместе обе половинки твоих панталон? Не думаешь ли ты, что она работает на Маман?

Если тебе вдруг захочется приехать в Лондон, я буду тебе постоянной и преданнейшей спутницей. Прошу, не оставляй меня одну со всеми этими интриганами и политиканами! Город просто кишит иностранными посланниками и заграничными особами королевских кровей. У них совершенно дикие имена и еще более дикие манеры, которыми эти люди щеголяют друг перед другом: не вылезают из сырых винных погребков, без перерыва пьют и постоянно обнимаются. Я уверена, что все они сплошь шпионы. Лорд Р. всеми правдами и неправдами пытается заставить меня танцевать с ними в надежде на их нескромность и длинный язык. Конечно, в скромности этих типов и впрямь не упрекнешь, однако совсем не в том смысле, как это понимает лорд Р. То ли дело мистер Пол Робсон – вот человек, с которым я просто обожаю танцевать! Представляешь, что бы сказал на это наш Старый Служака?!

От души надеюсь, что заставила тебя покраснеть!

Шлю тебе тысячи непорочных, одобренных Римско-католической церковью поцелуев,

твоя Б.* * *

Продавщица, слегка хмурясь, повертела значок.

– Никогда не встречала ничего подобного, – призналась она и вернула его Кейт. – Боюсь, мисс, что я в этом не разбираюсь. Вроде похоже на какой-то значок девочек-скаутов, только это вряд ли: уж больно он старый. А вы спросите у Лоуренса, у него стойка под номером двадцать восемь. Мне кажется, тут что-то связано с войной. Он как раз этим занимается.

Кейт сунула значок в карман джинсов.

– А где эта стойка двадцать восемь?

– В самом конце левого прохода, справа.

– Как, вы сказали, его зовут – Лоуренс?

– Да, Лоуренс Фридман.

– Спасибо.

Кейт пошла по проходу «Элфис-антик-маркет», тесные ряды которого были заполнены мебелью, одеждой, предметами искусства, завалены всевозможным барахлом и сувенирами. Словом, здесь можно было найти товар на любой вкус. Этот, один из крупнейших в Европе, антикварный рынок занимал четыре этажа и для знатоков был настоящей сокровищницей: в удивительных коллекциях одержимых, а порой и откровенно чудаковатых энтузиастов оживало прошлое.

В самом конце прохода Кейт заметила цифру «28». Здесь продавались часы и ювелирные изделия: бриллиантовые серьги, броши, ожерелья из жемчуга. В основном все довоенное, а кое-что – даже периода Регентства. За прилавком читал «Сан» бородач лет пятидесяти с лишним. Увидев потенциальную покупательницу, он поднял голову, сложил газету и сунул ее куда-то под прилавок.

– Здравствуйте, – улыбаясь, обратилась к нему Кейт. – Лоуренс – это вы?

– Точно, – ответил продавец и встал. – Чем могу служить?

– Мне нужна ваша помощь.

– Постараюсь по мере сил.

– У меня есть одна вещица, но я никак не могу определить, что это такое. – Кейт вынула значок и положила его на стеклянный прилавок, добавив: – Мне сказали, что вы сможете помочь.

Лоуренс взял значок и поднес его поближе к глазам. Облупившийся, местами помятый, темно-зеленого цвета. По центру горела золотая свеча с тремя буквами «ОСГ». По краю виднелась надпись: «Надежда велика, награда справедлива».

Нахмурившись, бородач поднял на нее глаза:

– Где вы его взяли?

– Нашла. Так что это такое?

– Никогда раньше не видел такого, – медленно произнес продавец, – но думаю, что это значок Общества Святого Георгия. – Он перевернул его. – Погодите минутку… А это что?

Лоуренс достал ювелирную лупу и принялся внимательно разглядывать обратную сторону значка.

– Тут какая-то надпись. Такие маленькие буквы, не разобрать! – Он сощурился. – Ага. «И сказал Бог: „Да будет свет!“ И явилась ты». – Он снова посмотрел на Кейт. – Очень странно.

– А я и не заметила. А что это за Общество Святого Георгия? Никогда не слышала.

– Ну, тут удивляться не приходится. Вообще-то, раньше я и сам думал, что это просто легенда. Об этом никто толком ничего не знает. Вроде как была незадолго до Второй мировой войны какая-то общественная организация. И ее члены якобы ставили перед собой цель – сделать Британию страной более чистой и строгой, обладающей над другими государствами духовным превосходством. Отсюда и образ святого Георгия. Британия, управляемая британцами и для британцев, – нечто в таком роде. В то время весьма популярная идея, к сожалению. Особенно в высших классах. Но все это длилось недолго. – Лоуренс снова посмотрел на лицевую сторону значка. – Потрясающая находка. Эти люди хотели добиться даже большего влияния, чем «Кливденская кучка». Получить статус весьма привилегированной и престижной организации. Стать ядром подпольного, тайного движения.

Пояснения антиквара никоим образом не прояснили ситуацию. Ну и при чем здесь, спрашивается, светская львица, с улыбкой позирующая модному фотографу в костюме Венеры или с породистой собачонкой в ошейнике, усыпанном бриллиантами? Что за ерунда!

– Вы уверены? Неужели речь идет о тайной политической организации?

– Я уже сказал, что прежде никогда не видел такого значка. Но кое-что читал. Когда-то выходила газета под названием «Уик», там писали про такие вот негосударственные организации, разоблачали их деятельность. Жаль только, что правящие круги серьезно не относились к этим публикациям, потому что газета была коммунистического толка. В общем, все как всегда: кучка правит, остальные повинуются. В том числе и неофициально, за кулисами. Я дам вам пятьдесят фунтов.

– Но я не собираюсь продавать значок.

– Больше вам все равно за него никто не даст.

– И не надо. Простите, а вы когда-нибудь слышали про человека по имени Николас Уорбертон?

– Вроде как имя незнакомое. А он как-то связан с этим значком?

– Скорее всего, нет. Спасибо, мистер Лоуренс, вы очень мне помогли.

Он вежливо поклонился:

– Не за что. Дайте знать, если все же надумаете продавать. Послушайте, а за семьдесят пять фунтов не отдадите?

Кейт покачала головой и протянула руку за значком.

Он неохотно вернул его:

– Вот вам моя карточка. На всякий случай.

– Спасибо.

– Обещайте, что больше ни к кому обращаться не станете, хорошо?

Кейт сунула значок в карман:

– Хорошо, договорились. Всего доброго! И еще раз спасибо.

Шагая по проходу, Кейт снова достала значок и провела пальцем по его облупившейся эмали. Нелогично как-то получается: зачем, спрашивается, делать значок, если организация тайная? Вряд ли подпольщики станут себя рекламировать. Нет, как хотите, но что-то здесь все-таки не так.

Кейт положила значок в сумочку и проверила мобильник. Ничего. Ни пропущенных звонков, ни эсэмэсок.

На всякий случай она нажала кнопку, чтобы убедиться, что телефон работает. Да, все в порядке.

Кейт пробиралась по тусклым, плохо освещенным и пыльным проходам рынка к яркому дневному солнцу, и ей казалось, что она обломок кораблекрушения, которым бесцельно играют морские волны.

Неужели он наконец оставил попытки связаться с ней? Но почему ей не становится от этого легче? Ведь она сама этого хотела. Или не хотела?

Кейт дошла до угла Чёрч-стрит и Лиссон-гроув и в нерешительности остановилась.

Ну и куда теперь, что делать дальше? Лондон казался чужим, враждебным городом, его огромные размеры подавляли Кейт, ей было здесь трудно дышать. Она подошла к автобусной остановке и, облегченно вздохнув, присела в ее тени на скамейку. Достала ежедневник, чтобы просмотреть записи, сделанные в библиотеке.

Но, бегло пролистывая месяц за месяцем, Кейт вдруг задержалась: в глаза бросилось несколько памятных дат, отмеченных звездочкой или обведенных красным цветом. И снова она перенеслась памятью в отдельные кабинеты ресторанов, укромные номера гостиниц, места тайных свиданий, вновь переживая все, что составляло ее недавнюю жизнь, день за днем, месяц за месяцем. Она бессознательно провела пальцами по гладким жемчужинам висевшего на шее ожерелья.

Зачем она надела его сегодня? По привычке? На счастье? Или чтобы не забывать, что некий человек когда-то любил ее?

В тот день, когда он подарил ей ожерелье, шел снег. Оно лежало в темно-синем кожаном футляре. Жемчужины светились на фоне черных атласных складок, словно огромные прозрачные снежные хлопья в ночном небе.

«Я хочу, чтобы ты всегда помнила обо мне», – сказал он тогда, надевая ожерелье ей на шею.

Он закрепил золотую застежку и поцеловал ее в шею, потом – за ушком, а потом, не торопясь, – и во все остальные места…

И вот Кейт здесь, в далеком Лондоне, разделенная с этим человеком тысячами миль, помнит и думает о нем в этот жаркий летний день.

* * *

Вряд ли его можно было назвать красивым. Он был великолепен. Высокий, черноволосый, глаза черные как ночь. Но в этих глазах затаились мрачная угрюмость и неумолимая жестокость. Черты лица его были несимметричны, в них не было той соразмерности, которую называют привлекательностью и красотой. И все же, когда он улыбался, лицо его словно оживало и светилось, и отблески этого света падали на все вокруг. Да уж, обаяния, харизмы, внутренней силы у этого человека хватало.

Когда Кейт впервые увидела его, на нем был, конечно, черный галстук. В смокинге мужчины смотрятся по-другому. Тем более посреди бального зала. Да и женщины тоже, надев вечернее платье, ощущают себя совсем иначе.

Она пришла с Дереком. Дерек вообще много времени проводил в обществе, не пропускал мало-мальски значимых приемов, балов и прочих мероприятий. У него был свой бизнес, свои клиенты, с которыми требовалось работать. Да ему и самому нравилось везде бывать, постоянно находиться на публике. И конечно, Дереку было приятно, что рядом с ним молодая красивая девушка. С другой стороны, за все время знакомства он ни разу не проявил к Кейт чисто мужского интереса. Без сомнения, она для него была все равно что борода на лице или дорогое украшение: бороду всегда можно сбрить, а украшение снять. Да и кто она такая? Ни денег, ни связей. Будь она богата, Константайн бы в лепешку для нее разбился, луну с неба достал бы. Он был так корыстен и испорчен, что Кейт понятия не имела, каков этот человек на самом деле и чего от него можно ждать.