Ирэн требует, чтобы я постоянно сидела дома и выходила только в сад. Мне так скучно, ну просто хоть волком вой. Но наверное, сестра права: если мне самой наплевать, что обо мне думают люди, то она, напротив, дорожит репутацией. Да и взаперти всегда можно найти себе какое-нибудь занятие и проводить время с пользой. Например, собирать в макулатуру старые газеты. Ирэн вечно нет дома, она теперь постоянно толкает зажигательные речи на тему моральной и физической гигиены: «Чистое сердце и чистое тело – это приблизит час нашей победы!» Умора, да и только! Она приносит из госпиталя кучи бинтов, чтобы я их сматывала, – это, кажется, единственный талант в области домашней работы, которым я обладаю. Я сматываю не менее тысячи штук в день, но все равно этим бинтам конца и краю не видно. Старый садовник Ирэн (ужасно хочется обозвать его Жабой, сама не знаю почему – скорее всего, потому что до смерти хочется хоть кого-нибудь обозвать Жабой) вскопал всю землю и посеял несметное количество овощей. Раньше он был тяжел на подъем и буквально спал на ходу, а теперь суетится и носится, как ракета.

Ирэн сделала мне шикарный подарок, вернее, не совсем подарок, но все равно здорово. Она решила пока подождать с ремонтом дома и позолоту, которой собиралась отделать библиотеку, отдала мне для украшения детской комнаты. Сестра полна энтузиазма, говорит, что должно получиться очень красиво, мы покрасим всю комнату и будет просто прелесть. Сам понимаешь, какой из меня маляр, но я начала буквально на следующий день, и результат получился поразительный. С другой стороны, немного похоже на позолоченную клетку. Не могу избавиться от чувства, что Ирэн собирается оставить меня здесь навсегда. Из Лондона, из магазина «Хэтчардс», ей уже прислали огромное количество детских книжек, каждый день она строит новые планы. Мы вместе отделываем комнату: я крашу все, что пониже, а у Ирэн хорошо получается там, где высоко, она забирается на самый верх стремянки. Это напоминает мне детство: когда мы молча занимаемся отделкой комнаты, между нами царит полное согласие.

Твоя, всегда твоя

Беби* * *

Весь следующий день в Эндслее царила обычная для аукциона суета. Но уже к вечеру все закончилось, бóльшая часть народу разъехалась, и жизнь снова вошла в обычную колею. Рейчел с мистером Симсом заканчивали оформлять документы, в фургоны грузили остатки мебели, которой теперь предстояло отправиться в самые разные районы Объединенного Королевства и даже за границу. Кейт бродила по дому в поисках Джека и в конце концов обнаружила его в саду, где он, закрыв глаза и вытянувшись во весь рост, лежал на траве под каштаном.

– Привет, – сказала Кейт.

Он открыл глаза и козырьком приложил ладонь ко лбу, щурясь на солнце.

– Привет! Так и не успел спросить, как там дела с книгами. Вы не заблудились?

– Нет, дом я нашла сразу. Но мать Джо наотрез отказалась брать книги. В общем, прогнала меня.

– Да вы что! – засмеялся он и покачал головой. – Выходит, я напрасно пошел на должностное преступление, самовольно утаив часть имущества.

Джек глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. Она смотрела сверху вниз на его лицо: оно казалось спокойным и безмятежным. Рейчел, пожалуй, права: Джек действительно очень красив, но самое трогательное и притягательное в нем то, что он совершенно не придает значения своей внешности, словно бы не замечая собственной красоты.

Она легла рядом на траву:

– Устали?

– Да уж, к концу аукциона просто видеть никого не мог.

– Удивляюсь, как вы молоток не сломали.

– О, молоток аукциониста – этот символ власти и славы! Честно говоря, ужасно хотелось зашвырнуть его куда подальше. Просто руки чесались.

– Хотела бы я на это посмотреть.

Кейт повернулась на бок, сорвала травинку и сунула в рот.

– Сегодня едете домой?

– Нет. Хочу съездить в Мелтон-Моубрей. У моей мамы там небольшой коттедж, да и отца я давненько не видел. Он сейчас живет в доме престарелых там же, поблизости, так что заодно и к нему заеду.

– А потом что? Есть еще большие дома на горизонте?

– Вообще-то, – Джек открыл глаза и уставился на густой зеленый шатер над головой, – я больше не планирую этим заниматься.

– Правда? Почему?

Он немного помолчал, а потом сказал:

– Думаю, самое время двигаться дальше.

– Вы собираетесь уволиться из фирмы?

– Ага.

– А Рейчел знает?

– Нет еще. Я ей пока ничего не говорил.

– Понятно. Думаете, она без вас справится?

В голосе Кейт Джеку почудилась какая-то странная нотка: она словно бы осуждала его.

Он посмотрел на нее в упор:

– Справится. Тем более что теперь у Рейчел есть вы.

– Я здесь не для того, чтобы занять ваше место, – с неожиданным для самой себя раздражением заметила Кейт. – Так что увольняться вам ни к чему. Я же ничего в этом деле не понимаю!

Он приподнялся, упершись в землю локтями:

– Да я вовсе не это имею в виду. Просто уже пора. Что-то я засиделся на этом месте, хватит.

Кейт сдвинула брови, пытаясь связать вместе две длинные зеленые травинки.

– И чем же вы собираетесь заняться?

– Еще и сам не знаю. У меня есть немного денег. На первое время хватит. А вы?

– Я? А что я? – резко, словно защищаясь, спросила Кейт.

Джек засмеялся, и это еще больше смутило ее.

– Разве вы не собираетесь вернуться в Нью-Йорк?

– Не знаю. – Она внимательно разглядывала зеленый комочек, в который превратились на ее ладони травинки. – Я вообще больше ни в чем не уверена.

– Может, хотите остаться здесь?

– Не знаю, – повторила Кейт.

Они помолчали.

Как странно говорила Кейт: с явной агрессией и в то же время боясь поднять на него глаза. Ее реакция смутила Джека.

– Послушайте… – начал он и нерешительно замолчал. А вдруг сейчас не время говорить об этом? Но с другой стороны, если он не скажет это сейчас, то, возможно, не скажет уже никогда. – Я хочу поговорить с вами… Помните тот разговор… – он улыбнулся, – если только можно назвать это разговором. У Рейчел на кухне. Помните? Вы тогда еще на меня рассердились.

Она кивнула.

– Вы рассердились на меня, поскольку, несмотря ни на что, я хотел бы считать вас хорошим человеком.

– Да.

Он подался немного вперед:

– Вы были абсолютно правы. Я сунул нос не в свое дело.

Кейт смотрела на него, широко открыв глаза. Его откровенность пугала. Было такое чувство, будто Джек прощается с ней. Но ее также тронула его искренность.

– Я не на вас, а на саму себя тогда рассердилась, – сказала Кейт. Что ж, откровенность за откровенность, решила она. – Рассердилась на то, что я такая… что натворила черт знает что. Я теперь жалею об этом. Жалею обо всем, что было в Нью-Йорке. Обо всем.

Глаза их встретились.

Нисколько не смущаясь, не отрывая взгляда, Кейт смотрела прямо ему в глаза.

– А почему вы стали мне об этом рассказывать?

– А что, не надо было? Наверное, хотела, чтоб вы знали, кто я есть на самом деле.

– Но вы не такая.

– Почем вам знать?

– Вы совсем не такая, – упорно твердил он.

– Это еще не все. Считайте, что я сделала вам одолжение. Теперь у вас всегда есть предлог.

– Предлог для чего?

Ее лицо было совсем близко: вокруг глаз едва заметные серые круги; бледная, почти прозрачная кожа… Кейт казалась ему такой маленькой и беззащитной.

– Чтобы уйти с чистой совестью.

Ветерок шевелил ее локоны. Один из них лег Кейт на губы. Джек протянул руку, чтобы убрать его. Пальцы его на секунду задержались на округлой девичьей щеке.

– А вы хотите, чтобы я ушел?

Кейт закрыла глаза и прижалась щекой к его руке:

– Не знаю. А что случится, мистер Коутс, если вы… задержитесь?

– Сам не знаю, Кэти, – произнес Джек и уже всей ладонью погладил ее щеку. – Сам не знаю, – тихо повторил он.

– Джек, где ты? Джек! – донесся с террасы голос Рейчел. – Я тебя всюду ищу! У тебя есть запасная связка ключей?

Кейт открыла глаза:

– Счастливо вам съездить к родителям.

По лужайке к ним уже шагала Рейчел.

– Мистер Симс уезжает, а мы ему еще не все документы отдали. И еще… не знаешь, случайно, куда я дела транспортные квитанции? Нигде не могу найти!

Кейт встала.

Он взял ее за руку:

– Кэти…

Кейт улыбнулась, быстро прижала его пальцы к мягким губам и освободила руку:

– Удачи вам, Джек.

Она повернулась и пошла прочь.

* * *

На следующий день, уже в Лондоне, Рейчел разбирала почту.

– Это тебе, – сказала она, протягивая Кейт два конверта.

Первый выглядел официально, в таких конвертах отправляют деловую корреспонденцию. Он был из архива Королевских военно-морских сил.

Уважаемая мисс Альбион!

Благодарим Вас за письмо, в котором Вы запрашиваете информацию об офицере Королевских ВМС Николасе Уорбертоне, состоявшем в списках команды корабля «Яркий» (ныне корабль Королевских ВМС «Дрейк») в период до и во время Первой мировой войны. У нас также имеются данные о том, что этот молодой офицер непродолжительное время служил на корабле Королевских ВМС «Милосердный», бывшем с 1917 по 1918 год минным тральщиком в акватории Шотландского моря. С сожалением должен сообщить Вам, что, по нашим сведениям, вышеупомянутый гардемарин был с позором уволен из Королевских ВМС, после того как был «уличен в проступках, недостойных звания офицера». Хотя факты, относящиеся к этому делу, весьма неопределенны и противоречивы, из документов явствует, что лишь вмешательство членов его семьи, а главным образом его отца, лорда Уорбертона, предотвратило надлежащее судебное разбирательство. В том скандале был замешан еще один гардемарин, который также был уволен из Королевских ВМС, а позже за свое недостойное поведение приговорен к тюремному заключению и отбывал срок в Портсмутской тюрьме. Весьма печально констатировать, что в структурах ВМФ, как, впрочем и во всей стране, существовали в то время подобные законы. С другой стороны, мне приятно сообщить Вам, что дело это закрыто и в настоящее время у нас, как и во всех других родах вооруженных сил, идет активная деятельность, направленная на полное устранение дискриминации представителей сексуальных меньшинств и на защиту права наших военнослужащих (как мужчин, так и женщин) на личную жизнь.

Надеюсь, что Вы вполне удовлетворены данной информацией.

Искренне Ваш,

капитан А. С. Хэмлер

Кейт еще раз перечитала письмо и нахмурилась.

Так, выходит, Николас Уорбертон был геем? В письме недвусмысленно об этом говорится. Но тогда… Что за странный набор: балетки с оторванным ремешком, фотография красавца-моряка, приходившегося сестрам Блайт сводным братом, коробочка для кокаина, значок тайной фашистской организации, изящный дорогой браслет… Что бы это все значило? Кейт вздохнула. Предметы из обувной коробки теперь еще меньше, чем когда-либо, казались ей связанными друг с другом.

Второе письмо пришло из галереи Ричарда Грина. Кейт разорвала конверт.

Внутри лежала открытка с рекламой закрытых торгов, на которые будут выставлены предметы из коллекции Монроу.

На обратной стороне по диагонали было написано:

Жду в галерее в пятницу, в 7 вечера. А. Монроу.

У Кейт вдруг закружилась голова, ноги стали как ватные. С бьющимся сердцем она порвала открытку и выбросила ее в мусорное ведро.

Рейчел тревожно перехватила взгляд племянницы.

– Что-то случилось? От кого это?

– Так, пустяки, – соврала Кейт. – Очередная реклама.

– Но на конверте было твое имя.

– Ты же знаешь, эти косметические фирмы такие ушлые, – ответила Кейт, сознавая, что улыбка ее выглядит фальшиво и неубедительно. – Распространители косметики своего не упустят. Стоит хоть где-то засветиться, и они потом шлют тебе все подряд.

– Это верно, – согласилась Рейчел, доставая из сумочки очки. Она уселась за кухонный стол и принялась разбирать свою почту. – Липнут как мухи.

– Да-да. Вот именно. Как мухи.

Эндслей, Девоншир

18 февраля 1941 года

Дорогой мой!

Ужасно хочется получить от тебя хоть какую-нибудь весточку, радость моя! Хоть одно-единственное словечко, мне больше не надо. Пожалуйста, не забывай меня. А уж я тебя всегда помню, можешь не сомневаться. С большим трудом прогнала этого ужасного Блэка. Вчера весь день провалялась в постели. В этом доме так холодно. О, как я сожалею о своих былых поступках! Умоляю тебя, верь мне. Как жаль, что дни проходят за днями, а от тебя по-прежнему ничего нет. Не знаю, что делать и как все поправить. Ах, если бы можно было отмотать время обратно и начать все сначала! Как невыносимо тяжел груз, который я ношу в своей душе.