— Разве можно сравнивать? Дело же не в «или — или». Кажется, еще не изобрели аппарат для измерения душевных мук.


— Сколько ты еще будешь сидеть дома и оплакивать себя? — резко спросил Сару Рик. — Господи, это еще не конец света. В конце концов ты не первая женщина в мире, которая потеряла ребенка, разве не так?

— Для меня это было в первый раз.

— Святой Иисус Христос! Ты что, никогда не придешь в себя. Дом похож на чертов морг. Слушай, Джерри Дрезден собирает большую компанию у себя в Палм-Спрингсе. Давай выберемся к черту отсюда и поедем к нему. Что скажешь?

— Мне не хочется ехать на вечеринку.

— Ну, встряхнись. Там можно немного развеяться. У Джерри всегда такие хорошие фильмы…

— Ты имеешь в виду его грязную порнуху?

— Ах-ах-ах! Какие мы стали праведные! У него есть хорошие…

— Что у него есть? Кокаин? Травка? Снежок или что-нибудь более экзотичное? — резко спросила Сара.

— Ты стала такой занудой. Ты это понимаешь? Ты мне просто действуешь на нервы!

— Пошел вон! Зае…

— Я так и сделаю. Кругом полно разных баб, они готовы все отдать, чтобы я е… их. Тебе это понятно, крошка?

— Да? Тогда тебе следует сначала побеспокоиться по поводу твоей сексуальной анорексии.

— Что это значит? Что у меня не стоит?

— Это значит, что ты неудачник, как бы ты ни делал вид, что у тебя все в порядке. — Саре было так плохо, что ей даже не хотелось ругаться. — Тебе лучше принять то, что ты постоянно используешь, как оно называется…

— Слушай, попробуй это. Тебе сразу станет легче. — Рик протянул ей несколько капсул на ладони.

— Что это такое?

— Тебе это поможет.

— Что это такое?

— Дезоксин. Он поднимает настроение.

— Я не хочу, чтобы у меня было хорошее настроение. Я хочу все забыть.

— Тогда попробуй эти. Скоро ты вообще ничего не будешь чувствовать.

— Что за таблетки?

— Какое это имеет значение? Скоро тебе станет приятно, ты будешь парить в облаках.

Сара уже протянула было руку, чтобы взять таблетки. Так было бы здорово ничего не чувствовать, а просто парить в воздухе. Но она взглянула Рику в лицо, он ей напоминал кого-то, о ком она не желала вспоминать. Почему он так настаивает? Он хочет, чтобы она тоже стала принимать наркотики, чтобы они делали это вместе?

Она оттолкнула его руку.

— Значит, ты перестал пить. Вот как? Ты хоть понимаешь, какое же ты дерьмо, дешевка!

Он швырнул горсть таблеток прямо ей в лицо. Сара засмеялась, а он опустился на колени и стал подбирать рассыпанные таблетки.


— Сара, не твоя вина, что у тебя случился выкидыш. Почему ты чувствуешь себя виноватой? — спрашивала ее Мейв.

— Я просто чувствую, что я опять потерпела фиаско. Вот и все!

— Почему ты не хочешь, чтобы твоя мама приехала и пожила с тобой? Говорят, что мать может хорошо утешить, — сказала Крисси.

— Нет. Не сейчас. Я не хочу, чтобы мама жила здесь и видела, что тут происходит.

— Все так плохо? — спросила Мейв.

Сара пожала плечами:

— Вы понимаете, после того как я помирилась с папой и мама тоже помирилась с ним, я намекнула отцу, что, может, им с мамой опять стоит жить вместе. Я понимаю, что была сентиментальна — какое-то детское чувство, — но в то же время я была особенно чувствительной и, смешно сказать, даже наивной. Папа грустно улыбнулся и сказал: «Сара, все уже фафеллен». Я спросила его, что это значит, и он ответил: «Фафаллен» — это еврейское слово, оно означает — слишком поздно, все в прошлом». Я знала, что мой брак с Риком был «фафаллен» с самого начала, так же как и мечта о ребенке.

— Тогда нужно с этим кончать, — сказала Крисси.

— И признать еще одно поражение? А как же деньги? Он постарается отсудить их — это Калифорния. Тут нужно платить отвергнутой стороне. Я бы заплатила, чтобы только освободиться от него, но мне не хочется показывать ему мою слабость! Сейчас у меня нет сил бороться с ним. Позже…

— Послушай, Сара. Тебе нужно что-то делать. Тебе нужно выходить из дома. Я попрошу Гарри, чтобы он устроил тебя куда-нибудь на работу.

— Как насчет того, чтобы драить полы? — мрачно засмеялась Сара.

— Забудь об этом, — добавила Крисси. — Ты с этой работой не справишься!

После того как они ушли от Сары, Крисси в порыве вдохновения сказала Мейв:

— Не говори с Гарри насчет работы для Сары. Давай попросим Вилли. Я слышала, что он сейчас делает свои картины. Он обязательно что-нибудь придумает для нее.

— Ах ты, хитрюга! Я, право, не знаю. Может, нам не следует просить его об этом? Разве Вилли мало страдал? Может, он решил покончить с ухаживанием за Сарой?

— Вилли отказался от Сары? Да никогда! Я могу побиться об заклад, что он сразу начнет читать стихи, которые когда-то сочинил про Сару, чтобы дразнить ее:

Лучше быть с Сарочкой поздно, чем никогда.

Лучше быть с Сарочкой, чем с кем-то умным!

Если у меня не будет Сары, я умру и пропаду.

Сара Голд, когда же мы свяжем узлом наши судьбы?!

Мейв обняла Крисси:

— Хорошо, мы попытаемся. Я только хочу надеяться, что Вилли все еще помнит эти стишки!

11

— Почему ты так расстроена, Мейв, дорогая? Разве так ужасно, что я написал этот сценарий под псевдонимом? В течение веков более известные и прославленные писатели писали свои произведения под псевдонимами.

— Я расстроена не из-за этого. Твое имя слишком известно, чтобы ты стал писать под вымышленным. Я не хочу, чтобы ты делал это, Гарри!

— А я хочу, Мейв. Я должен делать это. Мне нужно работать. Я хочу, чтобы по моим сценариям ставили фильмы. Вилли, например, хочет поставить фильм и играть в нем. Я ему так благодарен за это. Мы с ним оба клоуны и понимаем стиль друг друга. Разница в том, что он гораздо выше меня и ему ближе ирония, а мне — пафос. Но у нас много общего — мы оба не терпим Гарри Кона.

Мейв тихо смотрела на него.

— Смейся, моя милая, это же шутка!

— Мне не хочется смеяться, Гарри. Я удивлена, что Вилли поддержал тебя и разрешил поставить чужое имя на сценарии. Это унизительно!

— Он не просил меня об этом, Мейв. На этом настоял я. Я не хочу, чтобы картину Вилли саботировали из-за моего участия. Вот и все! Предположим, что Вилли выдвинут на «Оскара» за его игру или за режиссуру, — и никто не станет голосовать за него, потому что имя Хартмана бросит тень на эту картину. Это будет ужасно, не так ли? А как Сара? Она может стать исполнительным продюсером этой картины.

Мейв ничего не могла сказать по этому поводу. Она думала о другом.

— Гарри, почему бы нам не отправиться в Европу? Ты мог бы работать там — Франция, Италия, даже Англия. Положение здесь когда-нибудь изменится!

Гарри грустно улыбнулся:

— Ты помнишь, что случилось с Чаплином, когда он покинул Америку? У него тоже не было гражданства, и они просто не пустили его назад — по политическим причинам, а также по каким-то надуманным поводам морального порядка. Они могут обвинить меня в развратных действиях. Хотя мы никому не изменяем, но с тобой мы живем в грешном союзе. Они могут даже судить меня по политическим мотивам. Мне в общем-то наплевать на них — мой сын живет во Франции, — но мне нельзя рисковать из-за тебя. Здесь твои друзья и Эли.

Эли! Ей было уже почти пятнадцать. Она больше не была маленькой девочкой. Мейв почти примирилась с тем, что ее дочь не может постоянно жить с ней. Но покинуть ее навсегда? Она не сможет сделать это!

— Ну что, ты меня благословляешь или нет? Как насчет того, чтобы моим псевдонимом стал Гораций Шумахер? Тебе нравится?

— Благословляю тебя, Гораций Шумахер!

12

— Сара, я очень терпеливый человек, но даже моему терпению приходит конец. Оно спрашивает меня: «Когда, Вилли, когда же?»

— Вилли, я ни цента не уступлю этому ублюдку!

— Хорошо, давай отдадим ему несколько моих центов!

— Нет, он не получит ничьих денег! Не волнуйся, Вилли. Я его знаю. Он сделает что-нибудь не то, и тогда мы так надерем ему задницу, что он…

— Мое терпение говорит мне: «Торопись, Вилли, и поторопи Сару. Вилли стареет, и у тебя, Сарочка, скоро начнут шататься зубки…»

— Ну и наглое у тебя терпение.


Сара много времени проводила на работе. Ей совсем не хотелось возвращаться домой, где Рик ждал ее, чтобы мучить разговорами по поводу Вилли и ее способностей как продюсера. Он говорил гадости по любому поводу. Ей нужно было много работать: она должна была следить за всем, что относилось к картине — костюмы, актеры, счета и т. д. и т. п. Когда Вилли уезжал из города, она старалась прийти домой как можно позже.

Однажды она уезжала со студии в девять вечера и увидела девицу из массовки, которая была занята в «уличной сцене»: она стояла у ворот. Сара остановила машину.

— Тебя подвезти?

— Не-а. Мне некуда ехать.

Сара сочувственно посмотрела на девушку. У нее самой иногда возникало подобное чувство.

— Почему так?

— Я работаю первый раз за два месяца. На прошлой неделе меня вышвырнули из комнаты. Мне повезло, что им сегодня понадобились битые жизнью люди, чтобы выступить в массовке.

Сара должна была признать, что девушка выглядела так, словно ее подобрали на помойке. Рыжеватые волосы, неаккуратно забранные назад, джинсы, трикотажная майка в полосочку, сандалии из ремешков на ногах, которые давно следовало бы вымыть. На вид девице было около двадцати лет.

— Как тебя зовут?

— Кларисса.

— Поехали со мной, Кларисса. Мы поедим, и ты сможешь переночевать у нас.

— Послушай, Кларисса, ты можешь пожить здесь, пока не станешь на ноги. Здесь много комнат, черт возьми, почему бы и нет?

— Как насчет вашего мужа? Он станет писать кровью!

— Между нами говоря, я очень надеюсь на это!

Они хохотали, пока у Сары не перехватило дыхание.


Рик спросил Сару:

— Какого черта делает здесь эта шлюха? Ты что, устроила лагерь для перемещенных лиц?

Сара ответила, что, если ему так не нравится, он может уе… отсюда. Он проворчал:

— Ну уж нет. Этого ты не дождешься!

Сара нашла работу для Клариссы — секретарь кинорежиссера, — купила ей кое-что из одежды. В свободное время Кларисса пекла кексы и пироги.

— Никогда не видела такой прекрасной кухни, и конечно, у меня такой не было!

Она попросила разрешения превратить подсобку в темную комнату.

— Мне всегда хотелось заниматься фотографией.

Сара ответила:

— Конечно.

Кларисса задумчиво посмотрела на Сару:

— Почему ты так хорошо относишься ко мне? Я ничего не сделала, чтобы заслужить такое отношение.

— Ты человеческое существо, не так ли? — сказала Сара. — Я раньше не делала ничего особенно хорошего для других людей. И мне совсем не нравится оставаться одной в доме.

— Но ты не одна. Здесь твой муж.

— Ты слышала, что я сказала: одна!

Они посмеялись.

— Ты считаешь, что у меня странное чувство юмора?

Кларисса кивнула.

— Может быть, потому, что я богата — предположила Сара.

— Ты хорошо относишься к людям. Я надеюсь, что тебя никто не обидит и не укусит.

— Теперь ты мне объясни, что это значит.

— Ты знаешь: люди всегда кусают руку, которая их кормит.

— Ты тоже собираешься покусать меня?

— Может быть. Кто знает? — Кларисса пожала плечами.

Сара засмеялась:

— Кларисса, я должна признать, что это у тебя своеобразное чувство юмора.


Вилли заметил:

— У тебя странная семейная жизнь. Как ты считаешь, Рик не станет возражать, если я тоже перееду к тебе? — Потом он добавил: — Я понимаю тебя, Сара. Ты делаешь хорошее дело.

Но Вилли ошибался. Все, что Сара делала, она делала для себя, а не для других.


Осенью в доме через улицу появились новые хозяева. Сара видела, как старые жильцы, Фунты, выезжали. Она знала их только по фамилии, но кто-то из соседей сказал ей, что они вышли на пенсию и перебираются поближе к природе, к пляжу.

Однажды, когда уже стемнело, Сара вернулась с работы. Она вышла из машины и пошла к дому, но тут заметила, что в доме напротив кто-то задвинул занавески в окне верхнего этажа. Она мельком увидела мужчину в черном — это так странно для Калифорнии, — и занавески задернулись, не давая ей как следует рассмотреть его. Боже, этого не может быть. Сара задрожала и вбежала в дом.