По Пречистенке пошли пешком. Алексей заговорил об архитектуре построек. Оказалось, отец Анжелы был инженером-строителем, и тема была ей не нова. Разговор потёк сам собой. Девушка держалась свободно, без тени удивления и кокетства. Алексею понравилось. Прогулки стали повторяться.

Он возил её в старинные усадьбы в черте города: Кусково, Царицыно, Кузьминки, Коломенское. Анжела держалась ровно, ей доставало ума и воспитанности, чтобы сохранять учтивую дистанцию между собой и своим работодателем, не интересуясь мотивами его поступков. За время этих прогулок Алексей рассмотрел её всю. Рослая, красивая чистой славянской красотой, немногословная, величавая, благородная. Из своих светло-русых волос Анжела ежедневно сооружала новую прическу: то простая коса, то горделивая хала, то целомудренная ракушка, то пышный завитой хвост. Он знал её немногочисленные костюмы и платья наперечёт и удивлялся всякий раз тому, как она их наново обыгрывала, украсив брошью, шарфиком или кружевным воротом. Если гулять не удавалось, Алексей втайне скучал без Анжелы, но опасался спугнуть девушку опрометчивым откровением.

Однажды они поехали в небольшую квартиру, которая принадлежала ему, но останавливались в ней обычно партнеры из Германии.

— Мне хочется с тобой посоветоваться. Квартира простая, без излишеств. Я задумал оформить её. Наши гости достойны лучшего, — Алексей выдумал это на ходу и солгал так гладко, что поразился сам.

В квартире всё произошло само собой, без неловкости и замешательства. Было так упоительно прекрасно, что Алексей испытал чистый, давно утраченный молодой восторг. Он отринул все угрызения совести. Ему вообще претила маета сомнений и терзаний.


Они не рассуждали о любви. Анжела дарила Алексею свое роскошное сливочное тело, а он вожделённо принимал его, пока каждая клеточка организма не услаждалась до истомы. Он совершал чувственные открытия, он вникал в Анжелу, предугадывал желания и ощущал небывалый подъём жизненных сил. Алексей не считал, что обделяет жену и дочерей. Любовниц имели многие люди его круга, и он брал то, что щедро преподносила ему судьба, не находя причин отказываться. Отношения с Анжелой были ему необходимы и достаточны для полноты жизни, а тайна их сопричастности добавляла особой остроты, которой он не ощущал в прежней жизни.

Иногда в их отношениях возникали длительные паузы, обусловленные занятостью Воробьева. Оба, не сговариваясь, соблюдали обычную субординацию, не внося оттенка фривольности в рабочую атмосферу. И лишь редкий особый взгляд директора и блеск его глаз напоминали Анжеле об их близости.


Алексей помнил, как Анжела деловито и просто сообщила ему, что беременна. Он подписывал платежные поручения для банковских перечислений. Анжела стояла справа, подавая ему документ за документом. Покончив с бумагами, она вполголоса сказала:

— Я должна поставить вас в известность о своей беременности. Пожалуй, скрывать нечестно. Уже третий месяц. Я решила рожать. К вам, Алексей Витальевич никаких претензий. Ребёнок только мой. Мне придется пойти в декретный отпуск, но я очень быстро выйду на работу. Мама мне поможет. Никто не должен знать, чей это ребёнок, но вам я сочла нужным сказать. Все же он и ваш.

— Он мой, и я о нём позабочусь, как положено, — спокойно и твердо ответил Алексей. — И папу своего он должен знать — давай договоримся об этом сразу. Дети — это прекрасно. Это значит, что жизнь продолжается. Держи меня в курсе, что нужно, без всяких стеснений. Присядь.

Анжела присела на краешек стула, распрямила спину, вся подобралась. Её поза приобрела горделивое изящество.

— Я должна подумать, — сухо сказала она после некоторого молчания.

— Ну, что же, подумай, — согласился Алексей, вдруг поняв, что знает только её тело, но не душу.


В положенный срок родился сын. Анжела назвала его Сашей в память о своём отце. Алексей был так счастлив, что мысленно просил прощения у дочерей. Сын был похож на него с первых минут своей жизни, и эта схожесть потрясла Алексея до глубины души. Он и не знал, что такое точное подобие возможно. С тех пор у него стало как бы три семьи: одна — согласно регистрации в паспорте, другая образовалась по воле чувств, вне закона, третья — рабочая, на предприятии. Он везде ощущал себя хозяином положения.


ГЛАВА 6. Решительный шаг навстречу судьбе

Алексей посмотрел из кабинета на улицу. День стоял мягкий и золотой, а вид из окна был вполне романтический. Немецкий инженер Ульрих Шюц галантно подавал руку фройляйн Анжеле, помогая выйти из автомобиля. Она ездила в налоговую инспекцию или в банк. Это было не суть важно в тот момент. На фоне клумб с томными астрами, подстриженных ёлочек и тронутых желтизной тополей вся мизансцена казалась чересчур картинной.

Ульрих улыбался, и что-то говорил молодой женщине. Анжела отвечала, всем своим видом выказывая заинтересованность. Ульрих гордился своим знанием русского языка и всегда улучал момент попрактиковаться...

«Вот что он там ей плетет, ловелас этакий, уже битых пять, нет, шесть минут? И ведь это не в первый раз! А она? Весела, игрива, приветлива. Вот он протянул ей какую-то маленькую коробочку, а она взяла её! Это подарок! Как она может так поступать! Стоп, надо успокоиться, взять себя в руки. Что она, собственно, должна делать? Не отвечать, хамить иностранному гостю? Сам ведь всегда требовал внимательного отношения к немецким коллегам. Вот и получай плоды! А Ульрих ловкач! Взял под локоток, заглядывает в глаза. Заигрывает. Пастушок и пастушка на цветущем лугу! А ведь он не женат... А как она хороша! И смотрятся они славной парочкой — оба рослые, светловолосые! Да они и схожи во многом! Оба аккуратны, рассудительны, ироничны...»

Люблю её, подумалось Алексею. Люблю до визга поросячьего. Но я не в том возрасте, когда совершают глупости. И положение обязывает.

Алексей осторожно продолжал своё наблюдение. Внутри росло глухое раздражение. Мысли роились и больно жалили изнутри. Голова походила на жужжащий улей. Это состояние не нравилось Алексею, оно вызывало смутную тревогу. Он укорил себя за непростительное бездействие. Ведь Анжела красивая женщина, достойная мужского поклонения! И когда-нибудь Ульрих или кто-то другой улестит её, в конце концов. Нет-нет, этому не бывать! Ведь Саша — его сын, он носит его фамилию. А сына она не оставит, нет! Господи, что же за чувство такое жжёт всё внутри?! Ревность? Нет, страх. Страх за неё, за себя, за сына. Страх потери.

Надо действовать безотлагательно! Ведь сам рассыпался в обещаниях, там, в Сочи, рьяно убеждал, доказывал, а в Москве словно бы забыл о своих намерениях. Да нет, не забыл, просто отложил на время. Всё, пора решительно действовать! Сама мысль об этом принесла Алексею успокоение. Его волевой натуре претило уныние.


Алексей позвонил верному водителю на мобильный телефон:

— Скажи Ульриху, что я приглашаю его пообедать в ресторан.

Он видел немую сцену, разыгранную за оконным стеклом после его звонка. Водитель выскочил из машины и исполнил указание. Ульрих театрально поцеловал Анжеле руку и направился в здание. Анжела тоже заспешила на своё рабочее место. Алексею не терпелось вызвать её в кабинет, но учинять допрос своей любовнице прямо на работе было бы пошло и глупо. Он одернул себя и удивился тому, что был всего на волосок от непристойной банальности в их устоявшихся отношениях.


Когда Ульрих Шюц, переодевшись и освежившись, вошел в кабинет Алексея Воробьёва, он встретил там спокойного, уверенного в себе человека, с искоркой в умных глазах.

— Дорогой Ульрих! Я благодарен тебе за работу, которую ты проделал в этот раз! И сейчас я приглашаю тебя в одно место, которое обязательно заинтересует любителя русской словесности! Ресторан «Библиотека»! Слышал про такой? Там удивительно интеллигентная атмосфера, а главное — можно полистать книги на русском языке. Едем?

— Да, это интересно, — с живостью отозвался Ульрих. — Скажи, а мы можем взять с собой одну милую девушку из твоей бухгалтерии?

— Кого ты там присмотрел? — шутливо спросил Алексей. — Признавайся! У меня там все красавицы!

— О, да, но она настоящая русская красавица! — воскликнул Ульрих. — Знаешь, когда я учил ваш сложный язык, и он мне не сразу давался, я подбадривал себя тем, что когда-нибудь смогу свободно объясниться с русской девушкой. А в мыслях я представлял именно такую, как Анжела. Скажи, мы можем её взять с собой?

— Прости, дорогой Ульрих, вынужден тебе отказать. Рабочий день не завершён, и мне не подобает увозить свою подчиненную запросто в ресторан.

— Понимаю, — уныло согласился Ульрих. — Порядок — есть порядок. Извини. Я как-нибудь приглашу её сам, уже после работы. Например, показать мне Москву, а потом поужинать!

— Имеешь право, — сказал Алексей. — После работы Анжела вольна поступать по своему усмотрению. Дерзай.

Алексей ответил Ульриху и сам тут же ужаснулся своим словам.

Ревность завладела всем его существом. Он и не знал, что такое возможно.


* * *

Домой Алексей вернулся раньше обычного, чем весьма удивил жену.

— Ты нездоров? — участливо спросила Нина.

— Нет, всё в порядке. Просто рано освободился, — ответил Алексей. — Где дети?

Жена неопределенно пожала плечами и высказала предположение, дополнив его неуверенным всплеском рук:

— Гуляют... Погода хорошая.

— Да, погода замечательная, — кивнул Алексей. — Я в душ.


Он с удовольствием стоял под тугими струями, чувствуя, как вода смывает вязкую пелену раздражения. Воробьёв признался себе, что в последние дни его раздражало всё. Чистота в офисе, которую он сам всегда любил и требовал. Немецкая педантичность партнеров, которую он обычно ценил и считал достоинством. Ухоженность женщин-сотрудниц, их модные штучки, вопрос жены, её манера говорить, нелепость её излишних движений и эта томная, вкрадчиво-ласковая московская осень, которая, кажется, никогда не кончится! А главное — его безумно волновала непостижимая отстраненность Анжелы и её мягко-шутливый отказ на его предложение пожениться. Еще изматывало недовольство самим собой, фальшь двойной жизни, которую он создал сам.

Чаю, подумал Алексей. Надо выпить чаю. Анжела всегда так делает, и он уже привык. Аромат хорошего чая утешает, отвлекает от суеты. С этими мыслями он вошел на кухню и прикрыл за собой дверь.


Жена возникла на пороге кухни совсем неслышно. Она совершенно бесшумно передвигалась по квартире в своих мягких тапочках-ботиках. Ботики напоминали меховую игрушку — то ли заяц, то ли кто-то ещё. Они смешно выглядывали из-под длинного велюрового халата, который, очевидно, Нина подбирала в тон своим несуразным тапкам. «Когда-то она была от меня без ума, и мне это льстило, — мелькнуло у Алексея в мозгу. — А теперь? Нелепый вид, нелюбимая женщина. А сам я постоянно лгу ей и увязаю в болоте обмана всё больше».

Возможно, вначале когда-то между ними появилась трещинка, потом она становилась всё шире, а они не заметили. Семьи бывают респектабельные, благополучные, скандальные, таинственно-непонятные, а у них стала никакая. Кто виноват? Оба. Но Алексей решил всю вину взять на себя.


С полминуты молча ощупывали друг друга взглядами. Жена нерешительно замерла на месте и взирала изумленно-обиженно, словно ударилась невзначай о невидимую преграду.

— Ты голоден наверно? Ты уж прости, я сегодня не готовила. У меня диета, а девочкам я пельмени варила. Хорошие такие пельмешки, купила в супермаркете. А сама морковку натерла и кефиром запила. Хочешь, и тебе пельменей сварю? — нервной скороговоркой выдала Нина.

Алексей только что заметил, что на столе действительно стояла миска с оранжевым морковным месивом.

— Нет, не надо. Сядь, — велел Алексей.

— Хорошо, — жена покорно присела напротив, через стол.

— Нина, нам надо развестись, — без предисловий заявил Алексей своим обычным ровным тоном.

— Леш, ну, ты чего-о-о? — удивилась жена. — Из-за морковки что ли? Так это я себе приготовила, а всю не съела. Диета у меня. Ну, я сейчас сделаю тебе что-нибудь. Хочешь, рыбки пожарю? Форель есть в морозилке. Я её быстро в микроволновке разморожу и на сковородку, а?

— Нина, успокойся. Сиди, не мельтеши. Нина, зачем ты диету держишь?

— Похудеть хочу.

— Тебе не к лицу худоба. Глупо все это, Нина. С чего ты взяла, что нужно себя истязать? Не всем по нраву бестелесные фотомодели. В них жизни нет. Мне всегда нравились женщины с формами... Ладно, сейчас не об этом. Давай, поговорим о другом.

— Так ты серьезно, что ли про развод? — глаза жены удивленно округлились.

— Серьёзней не бывает, — утвердительно кивнул Алексей.