Дмитрий Яровой - Дело Логинова

Странно, на Настю это не похоже…

– С чего это ты так либеральничаешь с ними? – удивился я.

Она забросила тесты в стол и включила чайник.

– Не знаю… Женская душа – потемки. У нас остался кофе?…

Сон не шел в голову. Убедившись, что мой накроватный монстр в обличии Танечки крепко спит, развалившись на всю кровать, я пошел на балкон звонить Леше. Меня мало смущало, что уже половина первого, ибо я знал, что старый трудоголик не спит. Он не мог освободиться так рано – дел у адвоката предостаточно. И я не ошибся – голос очень даже бодрый и нимало не раздраженный:

– Чего тебе, хрен собачий?

Я решил применить его же оружие:

– Леш, занят? Я давно тебя не слышал и думал, что ты сдох.

– Ох как смешно! Ох как свежо! Ой, убил юмором! Молодец, Коля, потешил старика, – безразличным голосом сообщил Леша. – Ладно, минутка найдется. Чего хотел?

– Я завтра с Летчиком встречаюсь.

– Чего-о-о?

– С Настиным мужем.

– Зачем?!

Это искреннее бесхитростное «Зачем?!», едва ли не выкрикнутое во весь голос, дико рассмешило и напомнило мне его реакцию на порванную страховку в Шарм-эль-Шейхе.

– Зачем?! – повторил он еще громче, не меняя интонации.

Я совладал с ностальгией и ответил:

– Ну, он позвал.

– Тьфу, а если б он тебя попросил застрелиться?

– Ну, а если бы я отказал, он счел бы меня трусом.

– А так он счел тебя бесхребетным лодырем, которому нечего делать, кроме как шастать по пивнушкам с левыми людьми. Кто он тебе?

– А может, он отношения выяснить хочет? – робко закинул я.

Леша противно откашлялся и гаркнул в трубку:

– Да кто ты ему такой, отношения выяснять! Столько лет вы с ним, как в параллельных вселенных существовали, а тут вдруг нужен ты ему! Не знаю, что он хочет, но точно не будет морду бить.

– Мы с ним заочно давно немало знаем друг о друге. Может, накопилось что…

– Ну ты и идиот, каких свет не видывал. Как тебя земля носит, такого пустоголового? А Настя с вами или вы вдвоем?

– Нет-нет, как говорили в том фильме, кузнец не нужен. Хотя это он, наверное, кузнец. Или я?

– Ой, олух. Ладно, сам разбирайся.

Я не хотел заканчивать разговор на отмашках:

– Эй… а я тебя хотел попросить. Ну, чтоб вы с Ильей в машине посидели, пока я буду с ним говорить. А если понадобится огневая поддержка, вы выскочите, зайдете в…

– Все сказал? А то у меня висит дело дорогое. Огневой поддержи я тебе не обеспечу, а вот гвоздичку под Доской почета, где почему-то до сих пор висит твоя физиономия, справлю, если что не так пойдет. Завтра отзвонись после встречи, чтоб я венок успел заказать.

– Доброй ночи, Леша.

– Спокойной ночи.

Мне сильно полегчало от этого разговора. Леша всегда давал силы восстановиться – он не навешивал полезных многомудрых советов, как Илья, и не поучал, как Долинский. Просто говорил то, что нужно сказать, а не то, что я хотел услышать. Жизнь снова приобрела цвет, запах, звуки. Или это был запах джина, который плескался у меня в стакане?

Мы с джином постояли еще минут пять, разглядывая Оперный театр, иссекаемый декабрьским мокрым снегом; потом стакан опустел, и пришлось возвращаться в постылое супружеское ложе.

Не знаю, почему я назвал Летчику «Шато». Я не был там с того самого дня, как провожал безымянного друга в Молдавию и одну ночь «работал» помощником следователя.

Мое место было над лестницей, так, что когда он войдет, я увижу его раньше. Я даже заготовил фразочку из своего любимого «Профессионала»: «Ты забыл, я всегда у тебя за спиной?». Не спорю, я был в напряжении, да еще в каком. Боялся? Нет! Я ничего не боюсь! Да, я боялся, что дам слабину, боялся своего собственного страха. Он пришел, чтобы доказать свое превосходство? Так я не дам ему этой возможности!

Я не успел ввернуть фразочку. Он появился из ниоткуда и упал за столик.

– Ну, здорово! – его рукопожатие было не сказать чтоб зверским, но весомым, ощутимым. Без желания причинить боль, просто показать уверенность.

– Привет!

Мой холодок под сердцем как рукой сняло. Это лишено логики, но вместо того, чтоб испытать прилив гнева, ревности, озлобленности, при виде его лица мне стало легко и спокойно.

– Давно ждешь?

– Да не, нормально, – отмахнулся я. – Ну что, вот мы и увиделись вживую! Что будешь? Здесь есть литровые бокалы…

– А давай менюшку разглядим для начала? – дружелюбно предложил Летчик.

…Не похож он на меня, совершенно. По крайней мере, внешне. Только глаза такие же, светло-карие. Я в них смотрел, как на самого себя. Впрочем, глаза не редкость, у половины страны такие, даже у Лешки.

Мой неожиданный собеседник был в сером свитере в горизонтальную красную полоску, на левом запястье какой-то тоненький браслет, видимо, на счастье. Эти летуны такие суеверные, черти… Единственное, что резало мне глаз, так это его обручальное кольцо. Я старался не смотреть на правую руку.

О чем мог говорить политолог с пилотом? Хотя половина букв в названиях наших профессий совпадают. Мы толком ничего не знаем друг о друге – так ошибочно думал я до конца второго бокала.

– Там такой снег валит… Сейчас бы в Майами, да? – он обжег меня этими словами.

Майами? Почему?

– Майами – хрустальная мечта моего детства. Не касайтесь ее своими лапами! – отметил я, пытаясь изобразить добрую улыбку. – Ты там был наверняка?

Он прихлебнул бронзового пива, поднимая тяжеленный бокал легко, как елочную игрушку, и внимательно взглянул мне в глаза.

– Нет, – ответил.

Лжет? Наверное, да. А почему? Из корректности? Настя запретила меня обижать злить? Интересно, она знает о нашей встрече?

– Я не был там, – твердо повторил Летчик. – Но я тоже хочу… в белых штанах… туда, где мулаты, голубые экспрессы…

– Это скорее про Рио. А Майами, это больше как… «Лицо со шрамом».

И снова по мне словно прошелся разряд: он произнес название фильма одновременно со мной и синхронно кивнул.

– Белый пиджак, шикарный кабриолет, кокс и автомат Томпсона? – он улыбался, но только глазами. – Понимаю. Я хочу жить у моря.

Еще один удар в точку! Но тут мне было, что ответить.

– Мои родители живут в Барселоне. Но в Каталонии, к сожалению, нет филиала ИПАМ, чтоб я постоянно торчал там. Обидно, когда твоя мечта сбывается у кого-то другого, да?

Непонятно, зачем я это сказал: обострение разговора явно не было мне на пользу.

– Ну, тебе не хуже меня об этом знать, – тихо уронил Летчик, перестав улыбаться и словно обращаясь к пивной кружке.

Наверное, стоило сделать вид, что не услышал, или отшутиться. Но в моей крови уже плескались продукты распада нескольких литров очень плотного и крепкого пива, разбавленные адреналином и тестостероном.

– Еще не вечер, – оскалился я.

Он мягко улыбнулся:

– Да нет, уже ближе к ночи.

Я стушевался. Упал взглядом в неравномерную размытую пенную корку на поверхности своего бокала. Я не знал, что ответить. Остроумные ответы, как это обычно бывает, придут постфактум, когда не с кем будет спорить.

Видимо, я замер на большее время, чем мне показалось, потому что Летчик легонько пошевелил меня за плечо.

– Эй, доцент? – спросил он как можно деликатнее. – У тебя все хорошо?

– Все хорошо – не дождешься, – я нашел в себе силы взбодриться, вздобриться и заулыбаться.

Он покачал головой.

– Коль, я пришел просто поговорить с тобой. О жизни, о тебе, обо мне. Не о Насте. Я много о тебе слышал, и мне интересно с тобой. Разве это предосудительно? Разве это не взаимно? Тем более, у нас оказалось гораздо больше общего, чем я мог себе представить.

А ведь прав, морда пилотская: музыкальные и литературные вкусы, мечты, жесты, даже глупая жлобская привычка кидать подставку от пива в пустой бокал… Не говоря уже о Насте.

Летчик продолжал:

– Она ведь моя, да? Ты не… Вы с ней?…

Вот оно как – доблестный «Чкалов» тоже захмелел, хотя и держался дольше моего. Я не ожидал подобного: он спрашивал, будто уточнял – было ли ему о чем беспокоиться? И ему достаточно было моего слова.

В моем помутненном сознании это дало прямую отсылку к Понтию Пилату с его наивным вопросом: «Скажи, ведь казни не было? Не было? Больше мне ничего не нужно!»

Не знаю, что сработало в моей голове, но я ответил правду, вместо того чтоб позлить его, как изначально планировал.

– Нет. Мы с ней – нет, – успокоил я. – Все в порядке, Влад. Ты не хуже меня знаешь, что она тебе верна. К моему большому, признаться, сожалению.

Он облегченно кивнул и задал следующий роскошный вопрос:

– А ты меня… боишься?

Наверное, стоило рассмеяться. Или сказать «нет, это ты меня боишься». Но я не сделал и этого – мне уже полегчало. Появилось ощущение, что сегодня моя взяла. Как будет дальше – это другой вопрос. Но сегодня…

– Нет, я тебя не боюсь. Будем водку?

– Да-а-а… – предложение сильно удивило Летчика. – Ты всегда пьешь водку поверх пива?

– Не верь никому, я не алкоголик, – отмахнулся я. – Это жизнь у меня такая развеселая: забот мало, времени много… Девушка, можно вас на секунду?

Я уже никуда не торопился, и мне совсем не было страшно. Кем бы ни был этот человек, он не был моим врагом: мы просто оказались по разные стороны одной большой истории, в которой на каждый ответ найдется новый вопрос.

По совету Летчика – а он парень бывалый, они ведь там пьют как хирурги как сапожники – я принял пару кусков белого угля, и наутро было совсем хорошо, и солнце светило для меня ярко и благожелательно.

У Бори тоже настроение было отличное.

Он очень похож на отца – такие же блекло-голубые глаза, короткая стрижка и общие черты лица. И даром читать мысли они схожи.

– Николай Михалыч, у вас все хорошо? Быть может, нужна помощь? – поинтересовался он. – Вы так бодритесь, но я вижу, вас что-то гложет, так?

– Боря, не переживай. Я думаю о работе.

Мне не хотелось втягивать парня в свои проблемы. Уж если я буду когда-нибудь говорить о Летчике, так скорее с Вадимом, и это будет беседа не для протокола…

Он задорно рассмеялся:

– Неправда, не о работе! Так о работе не думают.

– Как? – удивился я.

– А вы приобнимаете подлокотник. Вы о женщине думаете, Николай Михалыч! – и Борис снова залился смехом. – Ну правда же, правда?

Я уже не удивлялся их фамильной проницательности.

– Правда, в точку!

– Ну вот, а отец не хочет, чтоб я в разведку шел служить… – напомнив самому себе об этом, мой водитель приуныл и до самого Института молчал.

Я зашел на кафедру финансового менеджмента, чтоб повидать одного тамошнего мастодонта – хотел договориться, чтоб он позанимался экономической математикой с моим протеже. Мастодонт меня принял, внимательно выслушал и согласился. И уже в дверях налетел на Долинского и Илью, возвращающихся с обеда.

В последние дни кривая настроения моего бедного друга Илюхи пошла вниз. Не то хроническая усталость одолела, не то здоровье подвело?… Но надо отдать должное – Илья всегда старательно бодрился и ни разу ни на что не жаловался.

– Коля, чего промышляешь тут? Своей кафедры нет? Взятки принес? – нарочито громко спросил он, забавляясь над реакцией коллег.

Долинский был более сдержан:

– Пошли в коридор.

А в коридоре и он несколько расслабился, и начал воспитывать меня благостным добрым тоном:

– Логинов, ты нашел себе бухгалтера в Фонд?

Вот это вопросец с утра! Не люблю такие…

– Не…

– Не-е-е-е… – передразнил консильери. – Ты не-доучка, не-женка и не-доросль! Все за тебя делать приходится!

– Нам приходится, – уточнил Илья. – В общем, Андрей предлагает бухгалтером Инну. Она согласна уйти из «Грифон-сервиса» и переключиться на Фонд при условии, что ты не будешь вмешиваться в его деятельность – чтоб не наломать дров.

Да это просто праздник какой-то! Они нашли человека, который будет делать за меня всю работу и не даст мне даже приблизиться к этой маете!

– И в чем здесь проблема? – я искренне не понимал в чем.

Долинский вздохнул, скривился и, не прощаясь, скрылся за дверью кафедры.

Илья присел на подоконник, жестом пригласил меня. Мимо сновали студенты, но что нам до них?

– Чего это он? – спросил у Ильи.

– Расслабься, просто Андрей расстроился, что ты не интересуешься делами. Расскажи, как ты? Почему такой потерянный?

Я не горел желанием делиться с Ильей проблемой. Он начнет советовать что-то из собственного опыта, а это не то, в чем я нуждаюсь. Тем не менее, я ответил: