Дмитрий Яровой - Дело Логинова

– Я не хочу быть завкафедрой! – испугался я.

– А хочешь быть Владычицей Морской? Что тебя не устраивает? А, погоди, я кажется знаю – там же работать надо, да? Так вот, хочу тебя удивить: если думаешь когда-нибудь стать ректором, тебе нужно привыкать к труду.

Вот это сюрприз!

– С чего ты взял, что я ректором-то хочу быть?

Мои глаза тогда, наверное, напоминали донышки пивных бутылок.

– Я и сам сомневаюсь, что человек, который в тридцать с лишним лет мешает коньяк с колой, танцует под мелодию из мобильного и верит, что у него под кроватью живет чудовище, может быть ректором, – наехал консильери. – А чего тогда хочешь? Вечно прозябать «ректорским зятем»? Крутым доцентом – любимчиком студентов? Или хочешь в депутаты?

– Хочу в Настю… – пролепетал я и молниеносно получил подзатыльник. – Больно же!

– «Больно же-е-е-е!» – с несвойственной агрессией передразнил Долинский. – Да на тебя бы за такие шутки епитимью наложить в виде лишения машины и карманных денег сроком на месяц! Герой-любовник выискался, ругательство! Мало тебя про нее предупреждали. В Настю он хочет, ишь, ругательство! Ты тестю всем на свете обязан! Если б в свое время, когда ты присунул его дочке, он тебе накостылял и выкинул прочь, где бы ты сейчас жил? Подъедался бы в каком-нибудь название столичного вуза или название столичного вуза или вообще где-нибудь в Джанкое!

– Да хватит уже крыть! – возмутился я. – Нас же дети могли услышать!

– Ладно, я погорячился, – смутился собеседник. – Пойми меня правильно, Коля, я желаю тебе добра. На защиту ты выходишь уже в ближайшие недели, значит, к сентябрю ВАК успеет состряпать тебе докторский диплом…

– Так ВАКа больше нет, теперь этим Минобразования занимается, – напомнил я.

– Не занимайся казуистикой, ты понял, о чем я говорю. Так вот, ты будешь единственным доктором на своей кафедре, не считая нескольких ваших саксаулов…

– …аксакалов.

– Не перебивай! Не считая пары профессоров-саксаулов, которым тоже года через три на пенсию. Почему бы молодому доктору наук, тем более главе Благотворительного фонда с большим опытом практической работы, не возглавить кафедру? Ну подумай сам, не чужих же нам людей туда ставить!

– Слушай, а почему ты сам не защитился до сих пор? – притворно удивился я.

Как вы помните, раньше я упоминал, что наш консильери не боялся остаться вечным доцентом. Но в последний год, когда даже Илья объявил, что планирует начать работу над докторской, а я вышел на защиту, эта тема стала для Андрея Александровича достаточно болезненной.

– Причем тут я? – смутился он. – Я не буду заведующим кафедрой. Никогда. У меня и так забот хватает, дела твоего папаши разгребать. А ты ничем не занимаешься, кроме как рожей торгуешь да подписи на бумагах Фонда малюешь там, где тебе Инна галочку поставит. В общем, не имей мне мозги. Будем считать, что ты согласился. Ишь, уговаривать его еще надо кафедру возглавить. Да люди, может, мечтают о таком, с детства! А тебя, приймака ректорского, упрашивать приходится…

Вот оно! Впервые за много лет я обнаружил слабое место бесстрашного Долинского: он хочет официального признания. Да, он получал колоссальную прибыль, занимаясь финансами ректора и Фонда. Но кто об этом знал? Только мы с ребятами, Вадим да Смагин… Неужели Долинский хочет светиться и сверкать гранями?

Нет, исключено, не в его характере. Я ошибся. Просто секундная слабость, мимолетный порыв зависти. Он – selfmade, который добился всего своими мозгами и адским трудом. А я – фартовый лентяй и бездарь, которого непонятно куда и как занесло.

– Ладно, Андрей, хватит! Пожалуйста. Не нервничай, ты же знаешь, что все болезни – от нервов. Я сдаюсь. Глупо отказываться, ты прав.

– Ну спасибо, – выдохнул Долинский. – Теперь пошли куда-нибудь, угостишь пивом, а то я что-то и в самом деле сильно разбушевался.

Конечно же, я сдался. Не хотелось больше прений, тем более что с некоторой точки зрения Долинский прав – да кто я такой, чтоб меня упрашивать? В конце концов, ведь моя зарплата в качестве заведующего будет даже на несколько тысяч больше…

– Готова! С пылу, с жару! Читай и гордись!

Я нарочно очень громко хлопнул папкой толщиной в четыреста с лишним листов по столу Долинского. Тот даже не взглянул на плод многолетнего труда коллектива преподавателей и научных сотрудников ИПАМ, выдаваемый за мою докторскую, а просто медленно поднял на меня тигровые глаза и выдавил, с трудом сдерживая раздражение:

– Ты чего сюда свою бездарщину принес, Логинов? Забыл, кто у тебя консультант? Или я так похож на Джихад?

– Обижаешь! Я похвастаться пришел! Она называется…

– Хватит! Я знаю, что ты выучил название, молодец. Теперь дай поработать. И забирай, забирай это отсюда, – он небрежно оттолкнул пачку от себя и уткнулся в проверку тестов.

– Хам! – бросил я, выходя с кафедры финменеджмента от несостоявшихся читателей.

Никто меня не понимал… Джихад текст видела и одобрила, но разве этого достаточно? А как же объективная оценка коллег и друзей? Из всех только Илья попросил сбросить ему электронную версию – «я потом почитаю, успеется» – но я-то знаю, что не почитает. Прочие отмахивались – даже Настя, которую, как мне казалось, моя тема заинтересует. Нет, не ценят подлинных гениев при жизни, не ценят… Ничего, вот стану заведующим!..

Неприятные звонки продолжились и в день защиты, что, признаться, здоровски вывело меня из себя.

Я был на кафедре один, расхаживая из стороны в сторону, измерял периметр шагами и мысленно повторял ключевые тезисы своего доклада, а телефон валялся на столе. Вдруг он вострубил на весь ИПАМ имперский марш из «Звездных воин» – мою мелодию для большинства номеров.

– Алло, Николай Михайлович? – спросил тот же самый наглый голос, что звонил мне после истории с Лосевым, когда я имел глупость ответить на вызов.

– Да, слушаю вас.

Было, в общем-то, не до разговоров: нужно отрепетировать речь и снова перелистать на всякий случай презентацию, ведь совет через час. Да я поначалу не уловил, что это тот же самый человек – номер-то был другой.

– Скажите, как вы относитесь к тюремной баланде?

– Что?! – рявкнул я. – Кто говорит?

– Так что, как вы относитесь к баланде? Будете кушать?

– Молодой человек, если вы мой студент, вылетите из ИПАМ большим пинком под зад, – ответил я, с трудом сдерживая эмоции. – Вы же понимаете, что мне не составит труда определить номер.

– Боюсь, что все несколько не так обстоит, Николай Михайлович. А почему вы не отвечаете мне? Вы загордились?

– Слушай, ты…

– А тыкать мне не нужно, дорогой мой, я с вами варежки не вязал. Или вы на токарном станке предпочтете работать? Ой, что это я говорю, у вас же руки под хрен заточены, как вы сами иногда говорите…

– Какого черта тебе нужно, скотина?! Я тебя найду! Я тебя выслежу, найду и убью, сука! Будешь легкими плеваться! Всю жизнь с палочкой будешь ходить, недоумок!

Звонивший добился своей цели: я сорвался с катушек. Он едва заметно хохотнул и закончил:

– Ладно, простите, если я вас разозлил. Просто хотел поинтересоваться вашим предпочитаемым меню. Если не вовремя, желаю всего доброго и удачи на защите!

Он отключился.

Но теперь я почти не сомневался, кто стоял за звонком. Это наверняка был человек, которому мое психическое нездоровье доставило бы радость; человек, который понимал, как можно вывести меня из равновесия; человек, который в силу близости к Насте знал все, что происходит в моей жизни – Летчик.

Этого нельзя было так оставлять. Ярость клокотала в сердце, и я подумал, что стоит одолжить у Смагина таблеточку, но вовремя догадался послать эту мысль к черту.

Я не мог доверять никому, кроме самого себя. Но был человек, степень недоверия к которому меньше, чем к кому-либо. И только он, чисто гипотетически, мог бы мне помочь, поскольку хорошо разбирался в решении проблем.

– Вадим, вы мне очень нужны! – сказал я в телефон. – Мы можем завтра встретиться? Но строго конфиденциально, вы же понимаете.

– Да, Николай, легко. Где вам будет удобно?

Вадим Васильевич совершенно спокойно отреагировал на мою просьбу. При всей неоднозначности его занятий[27] стоит отметить, что ко мне его отношение было хорошим. Если Смагина и Долинского он считал вынужденными партнерами, то я – почти что его приятель. Он даже с Новым годом меня поздравлял. Наверное, это объяснялось тем, что мы с ним много времени проводили вместе, но мотивы меня не интересовали.

– «Мафия» на углу Артема и Тургеневской.

– Там, где офис «Грифон-сервиса»? Как угодно. Я смогу быть там… – он, видимо, ответил кому-то по другой линии, потому что звук из динамика пропал секунд на десять, – могу быть там в семнадцать тридцать. Вас устроит?

– Устроит. Спасибо большое, буду ждать вас!

Разумеется, защита была омрачена столь неприятным звонком, но, по словам Насти, я держался на «ура!» Не думаю, что она стала бы врать, чтоб подбодрить – это совершенно не в ее характере. Скорее всего, в мою пользу сыграло то, что совет почти полностью состоял из друзей нашей семьи, а тема докторской была действительно мной любима. Я писал о субавторитарных режимах и их эволюции – благо, эта тема была совершенно необкатана в нашем научном стриме.

После защиты состоялся такой сочный банкет, что не только члены совета, но и я сам забыли обо всех земных проблемах. Вот что значит умелая женская рука – это Настенька помогала с кейтерингом и подборкой меню. Конечно, разве ж от этих обалдуев, которые называются друзьями, можно чего дождаться? А вот чтоб пожрать прийти, так на это у них времени хватило.

Принимая поздравления членов комиссии и друзей, я думал не о докторской – я уже думал о завтрашнем, дне, когда я…

…Когда я, заказав бесхитростный суши-набор и большую кружку пива, буду ждать Вадима Васильевича в условленном месте. Долго ждать не пришлось: он прибыл вовремя.

– Рассказывайте, – участливо предложил он.

– Будете курить? Нет? А я закурю, – вытащил измятую пачку «Собрания» (забыл портсигар дома) и приступил к самоубийству. – Вы же помните Настю?

Он кивнул. Помнит весь мой ближний круг – вот ведь профессионал!

– Она замужем за Владом, пилотом «Международных авиалиний Украины». Сложно сказать о тем что-то плохое, однако, как вы понимаете, я не испытываю к нему нежных чувств. Так вот, хочу попросить вас… Меня в последнее время часто и внезапно дергают звонками на мобильный, «тренируют», так сказать. То советуют покаяться в грехах, то спрашивают, какую тюремную еду предпочитаю – странно, не так ли? Я подозреваю, что он причастен.

– Вы уверены, что это всерьез? – поинтересовался Вадим, нахмурив бровь. – Быть может, шалят? Вы ведь тоже в прошлом году… перебрали немного, так сказать, и звонили мне с вопросом, где купить зенитку[28].

– Я не уверен, что звонит именно он или по его поручению, но уверен, что меня это раздражает, – сдержанно парировал я. – Это все очень подозрительно и пугающе.

– В таком случае, я могу решить эту проблему фундаментально, – бухнул начальник охраны. – Даже зенитка не потребуется.

– Пока обойдемся без этого, – плавно увел я, хотя предложение восхитительное заманчивое. – Просто узнайте… может ли это быть его рук дело? Номера, с которых мне звонили, передам.

Вадим Васильевич лукаво улыбнулся:

– Я все сделаю. А после того, как найду доказательства?…

– После – ничего не нужно, – аккуратно возразил я. – Вы же шутите? Правда?

– Конечно, шучу! – искренние голубые глаза профессионального убийцы говорили обратное, но он решил обратить это заявление в шутку хотя бы для виду. – Я не убиваю людей, Николай.

Это было бы очень похоже на правду, дорогой Вадим Васильевич, но где-нибудь в параллельной вселенной.

– Спасибо, что правильно поняли меня. Я уж было решил… А по поводу…

– Николай, прошу вас! – искренне возмутился Вадим, прочитав, как обычно, мои мысли. – Не думайте о деньгах. Какая может быть оплата? Максимум – это расходы моих людей на бензин и еду, чтоб ваша совесть была спокойна и вы не чувствовали себя обязанным. Я все сделаю. И будет у нас хэппи-энд, верно?

В сентябре Джихад очень тихо перешла из ИПАМ на должность первого проректора одного из гуманитарных вузов-конкурентов. Ученый совет избрал нового декана ФГУ – адекватного опытного дяденьку с кафедры политического анализа, а меня назначил руководить нашей кафедрой.

Последний мой серьезный разговор с «матерью-наставником» случился в последний день лета, когда она уже освободила свой кабинет от личных принадлежностей, но еще квартировала – оставались какие-то незаконченные дела. Я пришел попрощаться и боялся, что это будет выглядеть так, будто я присматриваю новое место.