Дмитрий Яровой - Дело Логинова

Так мы протянули неделю, а потом, когда я сидел в кабинете и перечитывал статью одной своей дипломницы, дверь без стука приоткрылась и просунулась голова Леши.

– Можно? – пробурчал он.

– Лешка, да, конечно, что ты? Давай, заходи! – я тут же откинул листы в сторону.

Мы с Лешей не виделись с того самого момента, как выгнали Генерала – он теперь постоянно был занят. И вдруг мой друг завалился в кабинет, уселся в кресло напротив, положив ногу на ногу, и начал с характерного приветствия:

– Я спросил у студентов, принимаешь ли ты сегодня, а они сказали, что ты каждый день принимаешь, и сегодня уже принял полбутылки. Так и есть?

– Почти что! Ну, рассказывай, что у вас?

От радости я даже вскочил и устроился на подоконнике.

– Так чем ты занят? – продолжил свою линию Леша.

– Борюсь с несовершенством окружающей действительности путем выполнения непосредственного долга, – высказался я. – А проще – диплом студенческий читаю.

– Про долг – закрутил, уважаю! – признался друг. – Это искаженный Сартр?

– Это искаженный Олег Тищенков, автор комикса «Человек и кот», – усмехаясь, пояснил я. – С чем ты пришел? Хорошие новости или мне палача позвать да башку тебе отрубить?

Леша поставил ноги по-человечески, устроился в кресле плотнее и выпалил:

– Знаешь, мне чего-то заяву по собственному вдруг захотелось написать.

Еще один! Он был последним, от кого я ожидал такое услышать.

– А ну давай, расшифровывай. Откуда? Из «Строльман энд партнерс»?

– Из дел.

Я ощутил подкатывающий к сердцу холодок. Снова адреналин стремится выплеснуться. Валиума глотнуть? Да нет, нет, чаю просто потом заварю…

– Леш, давай, давай, не медли, знаешь, как я этого не люблю!

– Меня мутит от того, что происходит в ИПАМ, с тобой, со мной, с бизнесом, что вообще делается с нами. Сними шоры и присмотрись к Смагину. Это тот, кто может руководить престижным вузом? Человек, покупающий себе машину стоимостью в пятьдесят своих зарплат? Профессор, который называет Вудро Вильсона «Выдро Вульфсон»?

– Ну, ты не хуже меня разбираешься в тех…

– Коля, залепи дуло. Дай закончить.

– Да всегда пожалуйста.

– Да, все так делают. Но система! Видишь ее? Мы превратились из хорошего вуза с весьма надуманной и почти отсутствующей коррупцией, как это было во времена Деда, в ОПГ под названием «ИПАМ». То, что творит Вадим, уму непостижимо! А эта недавняя статья про «Горячую точку» – гнездо киевского разврата – с упоминанием «руководства небезызвестного ИПАМ»?! Это в порядке вещей? Ты бы видел Долинского, он как с того света сбежал – нервный, дерганый, орет на всех, даже на Инну… А ты? Эти истории про вас с Настей, про разные твои выходки, как вас с Долинским крутили органы – все накапливается, Коля.

– Ты считаешь, мной заинтересуется КРУ? Или нечто посерьезнее? Те, кто достал Генерала?

Я попытался напустить на себя презрительное равнодушие, но вышло как раз наоборот: всем своим видом я умолял Лешу сказать «да я же пошутил, старик!» Но это был бы не Лешка, если б он остановился на полпути.

– Не о КРУ речь, и не только о тебе. Раньше мы ото всех могли отбрехаться – если не получалось у меня, ваша крыша шлепала по заднице плохих мальчиков, отбирающих ваши леденцы. Теперь ее нет, а вы все равно не сможете жить по-новому, по-людски. Ты, балбес, всю свою жизнь построил вокруг мысли, как бы тебе уложить Настю. Это у тебя… настефрения какая-то! Вот и загибаешься медленно, от бухла, скуки и самобичевания. Тебя пожрали пороки, а Илью с Инной – рабочая рутина и гонка за золотом. За Долинского – умолчим, ему нянька не нужна…

– А как же ты? – агрессивно перебил я и тут же очень тихо дополнил. – Ты не такой, естественно?

Леша медленно выдохнул.

– Коля, каждый раз, когда ты перебиваешь кого-нибудь, Бог убивает котенка. Это я так, на заметку. А вообще – я не такой, да. Я не удовлетворяюсь набиванием кошелька. Да, я не препод и не ученый, я просто тупой адвокат. У меня нет своих мыслей, но я читал умные книги. Вникал. И я хочу оставить после себя что-то. Что после Смагина останется? Бездарные монографии, вычурные галстуки, дорогая тачка, недалекая избалованная? За тобой будет только молва в духе «а вот был такой у нас, Коля Логинов, так вот он умел лекции читать без бумажки, знал всех в лицо, да жаль, сдох молодым – спился». Илья с Инной, в отличие от тебя хотя бы дадут жизнь новому поколению потребителей, и то лучше…

– И что мы можем с этим сделать? – растерянно спросил я.

– Ничего. Только уйти. И я ухожу. Потому что теперь вам грозит не только духовная деградация, но и другие… последствия. А у меня Оля. Мне последствия не нужны. Поэтому я помогу вам упредить все потенциальные косяки и с апреля откажусь от сотрудничества с «Грифон-сервисом», клубом или Фондом. Долинскому и Илье я уже все объяснил – они не возражают. Теперь я пришел за твоим одобрением.

Друг выжидающе замолчал и скрестил на груди огромные ластоподобные ладони.

– Знал бы я, куда мне уйти, – посетовал я. – Куда? Тупо уволиться и уйти от Тани? Проситься на работу в другой универ?… Нет, я уже привык к этой жизни, к этому кабинету, к вкусному чаю и теплой машине. А у тебя и так все это будет. Так что, Лешка – в добрый путь. Я тебя не осуждаю. Только помоги ты им сначала все закрыть, ладно? Другого такого «лунохода» не сыскать, сам понимаешь…

Леша глянул на меня и (клянусь!) улыбнулся.

– Спасибо, Коля, – сказал он. – Я не сомневался в тебе.

Не успели Долинский и компания перестраховаться относительно всех возможных дыр в финансах, как на нашу команду свалилось новое испытание, которое больнее всего ударило по Вадиму Васильевичу и его семье.

Однажды дождливым будничным апрельским утром я вышел на улицу, рассчитывая поскорее нырнуть в салон своего теплого «танка» и услышать от Бори какую-нибудь жизнеутверждающую добрую присказку. Но ни его машины, ни самого парня видно не было. Я попробовал дозвониться Борису на мобильный – отключен. За пять лет, что он меня возил, такого ни разу не случалось. Если Боря не мог вдруг приехать, он предупреждал заблаговременно, и я сам садился за руль (на чем свет стоит матеря процесс вождения) или вызывал такси.

Ладно, я не гордый – влез на водительское место и кое-как добрался до Института. Перед кабинетом меня догнал Долинский: видимо, увидел откуда-то с парапета и бежал следом.

– Ты в курсе уже? – спросил он, тяжело дыша.

– Что ты старый больной человек, который не умеет бегать? Да, – признался я.

– Идиот! – выпалил он. – Не заходи в кабинет, пошли со мной.

Не дав мне оставить плащ и портфель, консильери потащил меня в закуток одного из коридоров, где можно было разговаривать совершенно безопасно.

– Борю твоего вчера арестовали, – огорошил он меня.

– Как? За что?

– ОБНОН вчера взял за наркотики. Остановили его машину для проверки, вроде как в случайном порядке – хотя сам знаешь, что у них в работе случайностей не бывает – и нашли в бардачке пакет. Сжимают кольцо вокруг нас, гады! Борька упирается, говорит, знать не знаю, слыхать не слыхивал… Что там с ним сейчас, не знаю. В общем, будь готов, что придут тебя допрашивать – ты ж его работодатель, хоть и неофициальный.

– А ты откуда знаешь? – удивился я. – И что Вадим?

– В ужасе. Звонил Леше, просил помочь. А мне уже наш адвокат рассказал по Скайпу пару минут назад. И я – сразу к тебе…

Долинский говорил еще много всего, размахивал руками, предполагал, что снова начнут крутить всех нас… Но я его уже почти не слышал: главным потрясением для меня было то, что пострадал невинный человек. Боря не имел никакого отношения к делам своего отца, и этот пакет, видимо, оказался в его машине случайно. Более того, его вполне могли просто подкинуть. Что будет теперь – я даже не мог предположить…

Вадим признается, что наркотики принадлежат ему? Но это не поможет решить вопрос с сыном… Возможно, он будет искать другой выход из ситуации? В любом случае, когда начальник службы безопасности, каменный от горя, пришел ко мне в кабинет на следующий день и сказал, что берет отпуск за свой счет – мне нечего было ему сказать, кроме как пожелать удачи и пообещать поддержку. Хотя какую поддержку мог я оказать человеку, на которого сам привык всегда и во всем полагаться, и который, как мне казалось до Бориного ареста, никогда не допускал ошибок?

А допрашивать меня и в самом деле приходили, даже машину мою осмотрели, но ничего кроме двух неоплаченных парковочных квитанций не нашли, пожурили и ушли восвояси.

Один за другим все в той или иной мере отдалялись от меня: Илья, затем Леша, а теперь вот Боря и Вадим Васильевич. Цепная реакция или эффект домино – неважно, как это называть, важно, что я не мог ничего этому противопоставить…

Конец эпохи был уже близок.

На мой рабочий телефон поступил звонок с незнакомого номера.

– Благотворительный фонд имени Кагановича, главный бухгалтер, слушаю вас.

– Доброе утро, Инна Павловна, – ласково произнес плохо знакомый голос. – Меня зовут Константин, я глава профсоюза ИПАМ. Помните меня?

Помню, видела несколько раз на официальных институтских мероприятиях. Да, это сероглазый человек и всегда в сером костюме – это КГБ, глава профсоюза. До сегодняшнего дня ни разу не слышала его имени… Илья и его друзья, особенно Долинский, не любили этого человека.

– Очень приятно. Да, чем могу вам помочь?

– Я думаю, что это я могу помочь вам и вашему мужу. Более того, я искренне желаю это сделать. Но для этого нам с вами нужно сегодня обязательно повидаться.

Меня обеспокоил его тон.

– Со мной и с Ильей? – уточнила я.

– Нет-нет, – спешно ответил КГБ – Я прошу вас пока ничего не говорить вашему мужу. Доверьтесь мне, пожалуйста. Я не враг.

– Я не встречаюсь с малознакомыми мужчинами без ведома мужа, – ответила я.

– Не беспокойтесь – я предлагаю встречу в людном месте и недалеко от вашей работы. Я подъеду в «Мафию» на углу Артема и Тургеневской. Во сколько вам было бы удобно?

– Хорошо, – согласилась я. – Давайте через час.

Сердце было не на месте от этого звонка.

Пытаясь подавить в себе внутренний озноб и тошноту от избытка адреналина, я заказала легкий бизнес-ланч, а КГБ попросил ромашковый чай и тирамису.

– Я не голоден, – зачем-то сообщил он и тотчас надел важное лицо. – Инна, вы – женщина умная, и сразу поняли, что я не просто так решил пригласить сюда именно вас.

Кажется, я поняла, почему ребята его не любят.

– Давайте без официоза и без проволочек. Не хочу терять время на куртуазные обороты, комплименты и обмен любезностями. У вас есть пять минут.

Серый человек снял очки, бережно протер стекло тряпочкой и ухмыльнулся. Потом вернул оптику на переносицу и вперился в меня, как на допросе.

– Раз так, я обойдусь без куртуазных оборотов. А вы тогда будьте добры, не перебивайте. Итак, ваш муж руководит компанией «Грифон-сервис», владельцем которой является ректор ИПАМ, господин Смагин. Ректор Смагин контролирует организованную преступную группировку…

Я не стала его перебивать, хотя уже появилось желание швырнуть графин с лимонадом в лицо. Ну, пусть уже договорит до конца, а потом я ему устрою…

– Кошелек Смагина набивается из разных источников, – продолжал КГБ, деликатно улыбаясь. – Есть там наркодоллары, есть и денежки от продажи бюджетных мест в Институте и от махинаций с имуществом. Тот ручеек доходов, который дает компания вашего мужа «Грифон-сервис», тоже сюда входит. Но первая скрипка принадлежит не вашему мужу… Это вы, Инна, находясь в преступном сговоре с президентом Фонда Логиновым и личным финансистом Смагина Долинским занимаетесь легализацией доходов этой ОПГ.

Эта информация оставалась бы в тайне от заинтересованных лиц, если бы не одно маленькое «но». Пока вы были в декретном отпуске, Илья подменял вас на должности бухгалтера Фонда и допустил несколько досадных промахов, в результате которых в столь безупречных финансовых делах Фонда образовалась брешь. Он ее вскоре заделал, но брешь позволила людям в погонах, которые держат группировку Смагина под колпаком, взять след.

Тем не менее, они ничего не могли сделать – до недавнего времени, когда чиновника, который крышевал вашу команду, выкинули из органов. Теперь руки у них развязаны. В УБЭП имеется неплохая доказательная база того, что ваш муж в бытность бухгалтером Фонда занимался отмыванием средств, полученных преступным путем. Но вот беда: у них есть выходы только на него, и ничего против Смагина, Логинова и Долинского. В то время как именно эти люди заслуживают сурового наказания.