Дмитрий Яровой - Дело Логинова

Поэтому я предлагаю вам сделку. Вы предоставите сотруднику, который с вами встретится, всю черную бухгалтерию, которая прошла через ваши руки, в том числе материалы, касающиеся клуба «Горячая точка». Я знаю, что вы можете это сделать – вы хороший специалист, и Долинский наверняка обращался за вашей помощью почти во всех своих делах.

А я, в свою очередь, гарантирую, что ваш муж и вы вместо того, чтоб отправиться за решетку лет на пять, пройдете на процессе как свидетели. Мне ни к чему лишние страдания людей, которых Смагин принудил к сотрудничеству. Моя задача – ликвидировать преступную группировку, окопавшуюся в чреве высшей школы, удалить это жуткое новообразование. Вы знаете о них все, и много полезного про чудо-семейку можете сообщить следствию – разумеется, без ущерба для собственных интересов.

И да – если вы откажетесь, я пойму. Но в таком случае посоветую вашему мужу обратиться к стоматологу. Зачем? Зубы сделать перед отсидкой. В тюрьме их не лечат, а просто вырывают.

Я не могла поступить иначе.

Никак.

Нельзя было.

Он не остановился бы, этот серый человек. Он отправил бы моего мужа в тюрьму – а я бы этого не пережила. Нашему малышу нужен отец. А мне нужен Илья…

Серый человек дал мне три дня срока, и все это время я пыталась найти решение.

Бежать? Но куда и как? Зачем? С чем, на худой конец?

Рассказать Долинскому? И что он сделает? Только хуже будет.

Рассказать Илье? Да, он умный, он сильный, он знает… Но он никогда не сможет переступить через ребят. Ради меня смог бы, но не ради себя. Он возьмет все на себя, хотя меньше их всех виновен в чем-либо – а что сделают они? Логинов напьется и в кровь поразбивает кулаки об стену, Долинский даст денег, Леша поможет с адвокатами… Но это не поможет. Серый человек показал мне, где Илья ошибся: эту ошибку нельзя исправить, ее можно только «не заметить» при расследовании – если очень постараться. А чтоб следователи «очень постарались», я должна действовать правильно.

В ближайшую пятницу мы с Ильей вернулись домой поздно – он был на переговорах и просто с ног валился от усталости.

– Родная, я не буду ничего, – сказал он, скидывая рубашку и валясь на кровать. – Ни чай, ни печенье, ни бриться, ни умываться. Я просто хочу спать. Ложись со мной, а?

– Лягу через пятнадцать минут, хорошо? – уточнила я. – Проверю почту, посмотрю, как там Валерка, и приду. Хорошо?…

Любимый не отвечал: он уже спал крепким здоровым сном трудовой пчелы, завернувшись в одеяло и глубоко дыша носом. Я знала, что теперь он не проснется до самого утра, и вышла к няне, которая ожидала, что я ее отпущу.

– Вера Федоровна, возьмите это, – я достала из сумочки пачку купюр размером с двойной месячный оклад нянечки. – Я прошу вас остаться с Валеркой еще на несколько часов. Мне нужно уехать на работу. Но Илья не должен об этом знать. Если он вдруг проснется – сразу наберите меня на мобильный. Если будет спрашивать, скажите, что я уехала к родителям, им нужна срочная помощь. Мы договорились?

Няня послушно закивала, испуганно глядя на столь крупную сумму.

Я знала, на что шла. Мне было достаточно бросить взгляд на моих безмятежно спящих мужчин – одного на супружеском ложе, второго в колыбели – чтоб понять, что я делаю все правильно.

Уже будучи в подъезде, я позвонила КГБ.

– О, Инна! Вы приняли верное решение, не так ли? – проурчал он нарочито благожелательным, но слишком уж довольным голосом.

– Я жду ваших людей в офисе Фонда через час. Или раньше, если получится. Можете?

– Они могут все, – заверил он. – Спасибо.

Я захватила ключи от Боевой машины Виноградова, как Илюша называл свою тачку – в моей кончился бензин, а тратить время на заправку совершенно не хотелось – и очень быстро оказалась в офисе. Охраннику я намеревалась сказать, что все в порядке, и мне нужно просто поработать с документами. Но пока я объяснялась с ним, к зданию бесшумно подъехала машина с потушенными фарами, и в офис быстро вошли пятеро усталых мужчин – двое в пиджаках с джинсами, трое в бронежилетах поверх рубашек.

Охранник заслонил меня собой и сделал шаг к тревожной кнопке, но один из пиджаков перехватил его, прижал к стене всем телом и ткнул в нос удостоверение:

– Стоять, УБЭП! Сиди на месте, пацан!

Другой пиджак приблизился ко мне.

– Подполковник Велехов, – представился он. – Проведите нас, будьте любезны.

В сопровождении этих грозных мужчин мы поднялись по мертвому зданию на этаж, где размещались Фонд и «Грифон-сервис». Я открыла им все комнаты, передала доступ ко всем серверам и папкам, и открыла потайную дверцу сейфа, встроенного в пол, где хранилась часть документов Долинского – небольшая часть, поскольку многие бумаги он увозил с собой.

Пока четверо аккуратно, но тщательно перерывали папки, ящики и базы данных, Велехов приблизился ко мне (я стояла у открытого окна в коридоре) и аккуратно взял за локоть. Я отдернула руку, он с пониманием кивнул и заговорил:

– Вы все сделали правильно. Ребятам понадобится всего час-полтора, чтоб разобраться с этим. Я знаю, что Костя обещал вам полную безопасность, и как человек, который отвечает за это дело, я подтверждаю его слова. Максимум неприятностей, что вам грозят – это допросы. Честно скажу – их будет очень много. Но без этого никак. Я также прошу вас, разумеется, никому не говорить о том, что именно вы сделали для нас.

– А охрана? – удивилась я.

– Охраннику внизу сделали внушение, он будет молчать, – пообещал Велехов. – А теперь давайте пройдем в комнату, кое-где мы не можем разобраться без вашего присутствия.

Этот Велехов, наверное, обитал в параллельном временном пространстве – его «час-полтора» настолько растянулись, что я вернулась домой только в четыре утра…

Вера Федоровна крепко спала сидя возле кроватки Валеры. Видимо, заснули они оба совсем недавно – возле нянечки стояла кружка с неостывшим чаем и валялось надкушенное печенье.

Я прошла в спальню к Илье, рассчитывая, что он спит, но ошиблась.

Илья сидел в кресле в углу спальни, в рубашке и брюках.

– Где ты была? – едва слышно спросил он, сверля меня своим проницательным взглядом.

Глаза моего любимого мужа были красные и опухшие.

– Где ты была, Инна? Я проснулся полчаса назад. У тебя выключен телефон. Вера нянчится с Валеркой. А ты? Что случилось? Только не надо выдумывать, что ездила к любовнику. У тебя все хорошо?

У меня не получится! Я не смогу ему врать. Я должна сказать, должна рассказать ему…

– Инна! – прикрикнул он.

Никогда не видела его таким напряженным… Это я виновата…

Одним махом я выпалила:

– Я была на работе, отдала УБЭПовцам все документы. Они пообещали, что нас с тобой не тронут, мы пойдем как свидетели. Они меня шантажировали тобой, твоей бухгалтерской работой. КГБ приезжал, рассказывал, что с нами будет… что зубы вырвут в тюрьме…

На последних словах я уже рыдала – не было сил. Я упала на кровать лицом в подушку, стараясь заглушить собственный рев.

Илья шумно выдохнул, медленно вытащил себя из кресла и сделал два шага к кровати. Сел, положил руку мне на голову и провел по волосам. Он был убит.

– Они тебя шантажировали, Инна? – спокойно и от этого очень страшно спросил он. – Как? Чем? Мной? Они шантажировали тебя практически недоказуемыми мелкими делами, за которые дают от года до двух условно, а ты отдала им всю нашу команду? Там на пожизненное хватит. Всем. Даже Вере, наверное, за пособничество достанется.

– Ничего нам не будет! Ничего! Ничего не будет, они обещали! – кричала я шепотом.

Илья гладил меня по голове, а я тряслась в рыданиях и повторяла «ничего, ничего»… пока неожиданно для самой себя не отключилась…

…Когда открыла глаза, я уже была переодета в пижаму, лежала под легким одеялом, а любимый сидел рядом и держал меня за запястье.

– Илюша? – обратилась я, увидев его. – Все в порядке?

– Что ты, детка? – ласково сказал он, поглаживая меня по предплечью. – Конечно же, все в порядке. Ты успокоилась?

Я кивнула и проглотила последние слезы.

Илья улыбнулся.

– Все в порядке, ты же носишь мою фамилию. Значит все будет хорошо. Я позабочусь об этом. Тебе нужно уехать.

– Куда? Я без тебя никуда не поеду! – выкрикнула я и сжала его руку.

– Это не обсуждается, – уверенно промолвил муж. – Через несколько часов приедет мой брат, он отвезет тебя, Валеру и Веру Федоровну к себе домой, в Харьков. Ты же не давала никаких подписок?

– Нет, – ответила я. – Но я без тебя…

– Тсс! – он приложил палец к губам. – Ты все правильно сделала. Я должен быть здесь. У меня дела. Они ведь обещали, что ничего не будет?

– Обещали…

– Вот и славно. Я разберусь с парой вопросов и тоже приеду к вам. И мы вместе будем там сидеть и ждать, пока все распутается. Правильно?

– Правильно…

– Я люблю тебя, детка. Собирай вещи, какие нужны, а Валеркины я уже собрал.

Я сделала все правильно: этот человек заслуживал тюрьмы меньше, чем кто бы то ни было на свете. Даже я заслуживала этого наказания больше, чем Илья Виноградов, чью фамилию я носила – и эта фамилия была гарантией того, что у меня все будет хорошо…

После той ночи с Юлей мы почти не виделись – мне было дико неудобно за свое состояние и за то, что я позволил всему этому случиться. Ведь это было то, что можно назвать «сексом из жалости». Но она делала вид, что все в порядке, и по Скайпу мы регулярно разговаривали и виделись.

Как Юля и обещала, после ухода из «Горячей точки» она стала «ценителем свободного времени» и почти все время проводила в разъездах. В одну из таких поездок, как раз после известия об аресте Бори, она позвонила мне из Праги.

По весне Таня все больше времени проводила с друзьями и подругами в клубах, и вот я остался дома один, предаваясь одному из любимых своих пороков. Мы с Юлей разговорились о ее впечатлениях и планах, комментировали вслух фото из соцсети, а под конец я решил пожаловаться на судьбу – уже не боялся предстать перед ней слабым, куда уж слабее той Ночи Разбитых Носов?

– Все меня бросают, видишь, – сетовал я, покачивая головой в такт с «коктейлем Логинова». – Сначала ты уехала, потом с ребятами стал видеться все реже, теперь вот эта история с Борей и Вадимом Васильевичем. Даже жена меня сегодня оставила, и вот передо мной – грустный ужин доктора политических наук, состоящий из дорогого коньяка, смешанного с «Кока-колой». Теперь я пьян, чертовски устал и сейчас пойду спать.

– Я тебя не бросала, – заметила она. – А вот ты, кажется, собрался меня оставить?

– Мне пора, я действительно очень устал.

Чистая правда. Мне предстоял тяжелый день, голова болела от коньяка-колы, и очень хотелось покурить и завернуться в прохладное одеяло.

– Нет, Коля… Не уходи, – сказала она едва слышно.

– Юля, солнышко…

– Я тебя понимаю. Я понимаю. Но когда ты в Скайпе, такое ощущение, что где-то здесь, за стенкой, или рядом. А когда уходишь, то я далеко и совсем одна. Не иди спать. Никогда-никогда в жизни не спи…

Говоря это, она не смотрела в монитор или в веб-камеру – просто опустила глаза на свои ухоженные руки. Да и мне нечего было сказать, я просто шумно вздохнул. Мы виделись от силы раз в месяц, а она привязывалась ко мне все сильнее и сильнее, погружалась винтом в мой внутренний мир и, наверное, знала о моих переживаниях даже больше, чем я. Около минуты мы оба просто молчали. Наконец Юля подняла лицо и болезненно улыбнулась:

– А впрочем, иди спать. Я тоже пойду.

– Ты не обижаешься? – на всякий случай уточнил я, хотя даже если бы обижалась, все равно б ушел.

– Нет, – покачала головой она. – Все хорошо, правда. Доброй ночи, Коля.

Она шевельнула рукой, кликнула по мышке, и экран Скайпа погас.

Теперь я был готов к нестабильному нездоровому сну, исполненному сумасшедших сновидений. Но в моей душе от ее слов по-прежнему звенело приятное тихое эхо, какое раньше оставляли только прикосновения к Настиной руке. И этот знак меня сильно насторожил.

На майских праздниках я в последний раз в своей жизни (искренне на это надеюсь) видел Смагина не на фотографии или в новостях, а в живую, во плоти.

Тесть решил сделать себе подарок – прокатиться на машине по Западному Побережью США и с этой целью отыскал прекрасную конференцию по истории американской политической системы в Сан-Диего.

– Буду в Киеве через две-три недели, – рассказывал он, фальшиво вздыхая и обнимая меня за плечи в аэропорту. – Если что, звоните по Скайпу, на мобильный будет дорого. Каждый день постараюсь выходить в Интернет.

– Не забывайте фотографии выкладывать в Фейсбук, – сказал я, тщетно провоцируя себя на слезы. – Мы будем скучать.