Анна Бартон - Дерзкая и желанная

Оливия, хоть и устала от бесконечных ожиданий, кивнула, но все же кое-что ей нужно было сделать незамедлительно.

– Даже не знаю, как сказать поделикатнее, – начала Оливия, – но, боюсь, мне нужно отлучиться…

Джеймс озадаченно взглянул на нее.

– Зачем тебе… О, прости!

Она отдала свою накидку Хилди, но это неважно: проливной дождь сменился мелкой моросью. Да и, говоря по правде, ей не мешало бы немножко охладиться. Она придвинулась к двери, но, к несчастью, Джеймс преграждал ей дорогу.

И, судя по всему, не собирался выпускать.

– Кучер может вернуться в любую минуту, – сказал он.

– Или мы прождем тут еще целый час, – возразила Оливия.

Джеймс поскреб подбородок, и она тотчас будто вновь ощутила приятное покалывание его щетины на своей щеке.

– Ты не сможешь идти.

– Но ходила же.

– Ну и как оно было?

Как будто кузнец положил ее ногу на наковальню и опустил на нее молоток.

– Нормально.

Он выгнул бровь.

– Я справлюсь, – упрямо заявила Оливия.

– Да. Как всегда. Но думаю, ничего страшного не случится, если ты на кого-то обопрешься.

– Например, на тебя?

– Почему нет? А еще лучше, если я тебя понесу.

Оливия представила, как Джеймс взваливает ее на плечо, несет через раскисшее от дождя поле к подходящему кусту. Ничего ужаснее нельзя и вообразить.

– Я бы предпочла одна…

Он целую минуту не сводил с нее взгляда, и Оливия уже стала сомневаться, что выпустит, когда наконец медленно выдохнул:

– Ну хорошо. Но позволь хотя бы помочь перелезть через ограду.

Боже милостивый: там ограда?

– Спасибо, – отозвалась она с достоинством.

Джеймс открыл дверцу кареты и выбрался спиной вперед, словно боялся выпустить Оливию из виду даже на секунду. Она пододвинулась на сиденье к двери и ухватилась за стенку, собираясь с духом, прежде чем перенести вес на больную ногу, но, вспомнив обжигающую боль, заколебалась.

Джеймс нахмурился.

– Пожалуйста, позволь взять тебя на руки.

И хотя ей стоило огромного труда ему отказать, особенно сейчас, когда в его глазах появилось умоляющее щенячье выражение, она покачала головой.

– Просто нога немного затекла от долгого сидения. Сейчас все пройдет.

Оливия двинулась к двери, пригнулась, чтобы не удариться о потолок, при этом осторожно балансируя на здоровой ноге. Когда же потихоньку попробовала встать на правую, то вынуждена была закусить губу, чтобы не взвыть от боли.

Джеймс неодобрительно насупился, наблюдая за ее маневрами, и не успела Оливия запротестовать, бесцеремонно подхватил ее под мышки и вытащил из кареты, а она инстинктивно обхватила его за шею. Расслабившись в его надежных объятиях, по крайней мере на миг уступила влечению, которое мгновенно вспыхнуло между ними, и медленно соскользнула вниз по его телу, касаясь грудью мускулистого торса. Когда ноги Оливии – точнее, нога – коснулись земли, Джеймс не спешил разомкнуть руки, напротив, сомкнул их в кольцо и твердо прижал ее тело к своему. Оливия, оказавшись так близко к его лицу, была заворожена безупречными линиями рта и чувственным блеском глаз. Моросящий дождь ничуть не остудил жар между ними, и свидетельство его желания упиралось ей в живот. Пусть она вела себя как распутница, ей было все равно, ибо ничто не могло сравниться с той упоительной женской властью, которую она имела над ним.

Тихо чертыхнувшись, он чмокнул ее в лоб и, разжав объятия, огляделся по сторонам. Оливия улыбнулась, дабы скрыть свое разочарование, когда он сказал, махнув рукой в сторону купы деревьев неподалеку:

– Пойдем вон туда.

Разумеется, неподалеку понятие в данном случае весьма относительное. Вчера, когда у нее было две здоровые ноги, она вполне могла бы добежать туда за минуту, но сегодня…

Поразмыслив, Оливия решила не отказываться от его помощи, особенно когда заметила на пути к своей цели деревянный забор высотой по грудь. Джеймс, не раздумывая, обхватил ее за талию и медленно повел, останавливаясь через каждые несколько шагов, дабы убедиться, что ей не слишком больно.

Больно было ужасно, но с помощью Джеймса она доковыляла до забора. Там они остановились, и пока Оливия раздумывала, как бы половчее перелезть, Джеймс легко перебросил ноги через ограду и, как кошка приземлившись с другой стороны, протянул руки:

– Встань на нижнюю перекладину здоровой ногой, и я тебя перенесу.

Оливия не сомневалась, что через забор он ее переправит в целости и сохранности, но вот позволит ли проделать остальной путь самостоятельно…

– Хорошо, но пообещай, что будешь ждать меня здесь, у забора.

Он посмотрел в сторону деревьев, до которых было добрых пятьдесят ярдов.

– Одной тебе не дойти – далековато.

И тем не менее.

Чертыхнувшись, Джеймс кивнул. Как только Оливия взобралась на нижнюю перекладину, он подхватил ее одной рукой за спину, другой под колени и перенес через забор, причем так крепко прижав к груди, что она почувствовала ровное биение его сердца под своим плечом. Туман превратился в изморось, повиснув мелкими капельками на ресницах Джеймса, отчего он стал похож на молодого безбородого Посейдона.

– Ты уже можешь отпустить меня.

Он вновь взглянул на рощицу.

– Может, чуть дальше?

– Ты же обещал!

С явным сожалением он осторожно опустил ее на землю, утробно чавкавшую под ногами.

– Я подожду здесь. Если понадоблюсь, позови.

– И, пожалуйста, повернись спиной к деревьям.

Джеймс со вздохом оперся локтями о забор.

– Спасибо.

Нога ее чуть не подвернулась с первым же сделанным шагом, поэтому пришлось скакать на здоровой, с ужасом представляя, как нелепо, должно быть, выглядит. Впрочем, сейчас было не до смущения – хотя прыгать и не так больно, как идти, но нога все равно сотрясалась, и Оливии приходилось стискивать зубы после очередного прыжка.

Дважды пришлось останавливаться передохнуть. Подол платья промок насквозь, туфли раскисли до неузнаваемости, когда наконец она добралась до цели.

Справив нужду, Оливия прислонилась к стволу дерева, чтобы перевести дух. За последние пятнадцать минут затянутое серыми тучами небо стремительно потемнело, и она теперь едва различала очертания кареты вдалеке. Мышцы здоровой ноги дрожали от напряжения и протестовали, стоило ей подумать о том, что придется вновь пересечь это поле. Она бы лучше отправилась ползком, если бы не слякоть и длинные юбки.

Что ж, ничего не поделаешь: придется снова прыгать словно кенгуру.

Она оттолкнулась от дерева, сделала большой прыжок вперед и услышала противный треск… безошибочный треск рвущейся ткани. Не без испуга Оливия обернулась. Так и есть: полосатый шелк платья зацепился за сучок и больше не выполнял своего предназначения, то есть не прикрывал ее зад.

– Черт!

Платье вряд ли подлежало починке, но это заботило ее меньше всего, ибо шемизетка все же немного прикрывала ноги. Правда, она так промокла, что сделалась почти прозрачной.

Оливия решила пока не думать о скромности и сосредоточиться на том, чтобы добраться до Джеймса и кареты. Из последних сил, порожденных чистейшим отчаянием, она приподняла подол… и прыгнула, и еще, и вот так прыгала, пока очертания Джеймса не стали отчетливее. Оливия подумала было позвать его на помощь, но потом решила, что оставшиеся несколько ярдов уж как-нибудь преодолеет, раз до сих пор сама справлялась. Он стоял, небрежно прислонившись к забору. Его широкие плечи сужались к узким бедрам и стройным мускулистым ногам. Фалды сюртука скрывали зад, но она-то знала, даже и не видя, что он у него идеально вылепленный и твердый.

Мысли, устремившиеся в столь приятном направлении, отвлекли ее от боли в напряженных мышцах и дерганья в правой ноге, пока она не наступила на свой подол и не полетела.

– Ой!

Джеймс обернулся на ее вскрик. Вероятно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она плюхнулась плашмя прямо в лужу вонючей грязи, – во всяком случае, она очень надеялась, что это грязь…

К счастью, новых травм Оливия не приобрела, однако вымазалась в грязи с ног до головы, забрызгав даже волосы. Пока Джеймс несся к ней, ей удалось кое-как сесть и отползти от вонючей лужи, которая присвоила одну ее туфлю.

Джеймс подбежал и опустился рядом на колени.

– Что случилось? – К его чести, он не выказал ни малейшего намека на отвращение от ее кошмарного вида.

– Да вот тренировалась в сальто и случайно упала в грязную лужу.

– Ты не ушиблась?

– Нет. Хотя, подозреваю, завтра некоторые части тела будут болеть.

Его взгляд метнулся к луже.

– А что это за голубой предмет там плавает?

– Моя туфля. – Она чуть вздернула подбородок: мол, попробуй только засмеяться.

– Достать?

Она решительно замотала головой.

– Дарю ее коровам.

– Дальше я тебя понесу.

Оливия открыла было рот, чтобы возразить, но он жестом приказал ей остановиться.

– И могу сделать это двумя способами: как приличную леди, на руках, или как мешок с зерном, закинув на плечо. Выбор за тобой.

– Ты испортишь сюртук. – Нижняя губа Оливии чуть заметно дрожала.

– Ты серьезно думаешь, что меня сейчас это волнует?

– У тебя же нет с собой сменной одежды.

– Ах да, – отозвался Джеймс, легко поднимая ее на руки. – Припоминаю, что ты ужасно спешила уехать из Хейвен-Бриджа.

Она прильнула к нему, положив голову на его крепкое, надежное плечо, и шмыгнула носом.

– Много бы я отдала, чтобы оказаться там сейчас. Хотелось бы начать тот день заново.

– Ну, не таким уж и плохим он был, верно? – Он заглянул ей в глаза. – Я бы сказал, что в некоторые моменты даже весьма выдающимся.

– Ну, наверное, – ответила она безо всякой убежденности.

Щеки ее были обрызганы грязью, которая почти не отличалась от легкой россыпи веснушек. Несколько прядей прилипли к шее, а кожа была скользкой от дождя. Ему хотелось сказать, какая она красивая даже сейчас, особенно сейчас, но он сомневался, что слова его ко времени.

– Ты почувствуешь себя лучше, когда снимешь эту одежду, – заметил Джеймс, но тут же осознал двусмысленность сказанного и поправился: – Как только мы прибудем на постоялый двор, я имею в виду, и ты окажешься в своей комнате.

Господь всемогущий, когда это он успел превратиться в косноязычного болвана?

Оливия вскинула бровь, но ничего не сказала и выглядела при этом такой несчастной.

Джеймс понес ее к карете, осторожно обходя лужи и рытвины. Ему хотелось как можно скорее унести ее с дождя и усадить на удобное сиденье. Он честил себя на все корки за то, что допустил это. Надо бы настоять на своем и остаться с ней, послав к черту ее упрямство и гордость.

Ему удалось благополучно добраться до забора, хвала небесам, но перебраться через ограду с ней на руках никак не получалось.

– Ты можешь поставить меня, – предложила Оливия, но Джеймс усомнился, что ноги будут ее держать – такой обмякшей и слабой она казалась у него на руках.

– Отдохни немного.

Оливия что-то пробормотала, и Джеймс понял, что она как будто задремала. Решив не будить ее, он прислонился к забору, чтобы чуть уменьшить напряжение в руках. Уже начало темнеть, когда вдалеке послышался грохот телеги, медленно приближающейся к ним по дороге.

Прибыла помощь.

Управлял повозкой, влекомой парой крепких мулов, бородатый кучер, рядом с которым, неодобрительно хмурясь, сидел Терренс. Не успела телега остановиться, как он спрыгнул на землю и поспешил к забору.

Бросив взгляд на вымазанное в грязи платье и бледное лицо Оливии, Терренс обвиняюще воззрился на Джеймса.

– Что случилось?

Оливия очнулась от громкого голоса и подняла голову.

– Все в порядке, Терренс. Я просто поскользнулась, а мистер Эверилл не хотел, чтобы я вновь упала.

– Зачем вы вообще встали с вашей-то ногой, хотел бы я знать, – проворчал кучер, но потом раздраженно махнул рукой. – Ладно, неважно.

Джеймсу Терренс сказал:

– Давайте я устрою ее на телеге, а потом разгружу карету.

Слава богу, Терренс догадался захватить одеяла. Джеймс расстелил одно на куче соломы, а когда кучер положил туда Оливию, накрыл ее вторым.

– Спасибо за помощь, Терренс, – улыбнулась она так тепло и искренне, что у кучера покраснели щеки. – Но что мы будем делать с каретой? Не хотелось бы оставлять ее здесь на ночь.

Терренс выпятил грудь.

– Не волнуйтесь, миледи. Я останусь здесь, а на рассвете владелец конюшни обещал привести лошадей, чтобы отбуксировать карету в деревню и осмотреть ось. Думаю, завтра к вечеру мы уже будем на пути к вашей тетушке Юстас.

– Если собираешься ночевать в карете, – сказала Оливия, – возьми одеяло.