Анна Бартон - Дерзкая и желанная

– Или лучше вот так? – Она отпустила тяжелые пряди, позволив им рассыпаться по плечам, прелестно надула губки и выгнула спину.

Где, во имя всего святого, она этому научилась?

Ничто из того, что она делала, не должно было бы удивлять его, однако же постоянно удивляло.

Она, похоже, ожидала ответа, но разрази его гром, если он знал, каков был вопрос, а потому сказал то, что было на уме:

– Да, твоя Клеопатра прекрасна, но, думаю, ты и сама по себе неотразима.

Она заморгала.

– Ты правда так считаешь?

– Вне всяких сомнений.

Бороться далее с искушением было выше его сил. В два широких шага он пересек комнату, подхватил ее на руки, уложил поперек кровати и, склонившись над ней, прошептал:

– Ты уверена, Оливия?

– Я целых десять лет мечтала об этой минуте и, думаю, заслужила вознаграждение за это ожидание.

– Приложу все усилия. – Он сделал бы что угодно, лишь бы доставить ей удовольствие. И хоть мысль эта была весьма и весьма соблазнительной, он не мог подвергнуть ее риску забеременеть: потому что собирается уехать из Англии, потому что между ними еще так много несказанного.

И Джеймс сказал себе, что должен сделать эту ночь незабываемой для нее.

* * *

Оливия распознала тот момент, когда Джеймс капитулировал, увидела по глазам. И пусть он не любит ее так же безраздельно, как любит его она, сердце подсказывало, что эта ночь будет одним сплошным нескончаемым удовольствием и невероятным откровением. И с дрожью нетерпения она ждала.

Когда Джеймс лег на нее сверху, под его весом она вжалась в матрас, уютно плененная и более чем жаждущая отдаться ему… и страсти. Когда их губы слились, он стащил лиф платья еще ниже и обхватил обнаженную грудь ладонью, потирая напрягшийся сосок.

– Такая обворожительная, – пробормотал он, теплым и влажным дыханием овевая ей щеку. – Я обожаю в тебе все, Оливия. Сегодня ты моя.

– Да, – выдохнула она, тая от его слов и прикосновений. – А ты мой.

Вцепившись в лацканы его сюртука, она попыталась стащить его с плеч, но он понял намек и помог ей избавиться от него, а потом сбросил на пол. Жилета на нем не было, и теперь их разделяла лишь тонкая полотняная рубашка. У Оливии аж пальцы горели от желания погладить его грудь, такую теплую и твердую.

Ухватившись за рубашку, она вытащила край из-под пояса и добралась наконец до кожи, покрытой волосками, которые щекотали ладони. И хотя она столько раз представляла, как гладит его грудь, реальность превзошла все ожидания.

– Это надо снять. – Она стиснула перед рубашки и решительно потянула. – Сейчас же.

Застонав, Джеймс неохотно оторвался от ее шеи, где оставил ожерелье следов обжигающих поцелуев. На секунду приподнявшись, он стащил рубашку через голову и улыбнулся ей с такой нежностью и страстью, что она едва не подумала… ну, что все это очень похоже на ее мечты.

Обнаженная грудь так и манила к себе, и Оливия уже собралась было прильнуть к ней, когда он сказал:

– Твое платье… его тоже надо снять. Как и все остальное.

Шею и лицо обдало жаром, но вовсе не от смущения – от желания.

– Хорошо. Но если ты намерен рисовать меня обнаженной, то поклянись, что никому это не покажешь.

– Не волнуйся. Я не люблю делиться.

Удовлетворенно вздохнув, она потянулась было к золотистому шелку, скомкавшемуся на талии, но он накрыл ее руки своими большими теплыми ладонями.

– Позволь мне.

Она нежно коснулась его лица, обвела пальцем линию скул и подбородка.

– Что ж, хорошо, мистер Эверилл. Я предоставляю это вам.

Дьявольский блеск зажегся в его зеленых глазах, когда он соскользнул с кровати и, встав перед нею, с умопомрачительной неторопливостью, дюйм за дюймом, принялся стаскивать платье, скользя шелком по ногам. Ее привел в восторг тот сдавленный звук, который он издал, когда обнаружил, что под платьем у нее ничего нет. Она хотела было надеть чулки, но надевать один глупо, поэтому оставила ноги голыми, чему теперь была несказанно рада.

Оливия приподнялась на локтях и даже не попыталась прикрыться, когда его оценивающий взгляд прошелся по ней. В свою очередь и она упивалась его видом, восхищаясь плоским животом и широкими плечами.

Он вновь лег на кровать, привлек Оливию и взял в плен ее губы, причем с напором, который внушал благоговение. Она наслаждалась ощущениями, теплом его кожи, нежностью рук, и это было настолько интимно, что хотелось плакать. Каждым выпадом языка, каждым поглаживанием он, казалось, говорил, что желает ее… и, возможно, даже дорожит ею. Конечно, она мечтала о большем, но и этого пока достаточно.

И пусть он не сказал ей – и не скажет, – что у него в сердце, она поведает, что в сердце у нее. Если промолчит, то наверняка будет жалеть об этом до конца своих дней. Нельзя упустить возможность признаться, как много он для нее значит.

Нелегко было собраться с мыслями и говорить внятно, когда его руки, казалось, были везде, а язык выписывал восхитительные узоры вокруг сосков. Бесподобная, гипнотическая пульсация зародилась внизу живота, усиливая чувственный голод и лишая дыхания. С огромным трудом ей удалось справиться с желанием отдаться полностью нахлынувшим ощущениям, и Оливия прошептала:

– Джеймс… Я должна тебе кое-что сказать.

– Ничего не надо говорить. Просто чувствуй…

– Нет, я должна… Ты знаешь: я люблю тебя, – но все же хочу объяснить почему.

– Это неважно. Любовь – это бесценный дар, и я бы никогда не усомнился…

– И тем не менее позволь мне объяснить. Дело не в твоей безусловной привлекательности, хотя, признаюсь, от многого в тебе я без ума, и не в твоих боксерских качествах и недюжинном уме. Я люблю тебя за целостность натуры.

– Оливия…

– Пожалуйста, дай мне закончить. Ты преданный и благородный. К тебе обращаются за советом, и не только потому, что ты умный и сообразительный, но и потому, что всегда знаешь, как правильно поступить. И так поступаешь сам. Я уважаю тебя за это. Мне просто хотелось, чтобы ты знал.

Джеймс серьезно посмотрел в глаза и проговорил:

– Ты слишком меня превозносишь.

– Нет. – Она села и нежно обхватила его щеку ладонью. – Это правда. А теперь, когда я наконец заполучила тебя, я намерена этим воспользоваться. Считай, что ты предупрежден.

Тень улыбки вернулась на его лицо:

– Как скажешь…

Довольная, что смогла высказаться, Оливия подалась вперед и прижалась губами к теплой коже в ямочке у горла, вдыхая его знакомый пьянящий запах, затем проложила дорожку легких поцелуев к плоскому соску и принялась дразнить его языком. При этом руки ее не останавливались ни на мгновение, поглаживая, пощупывая, поцарапывая ноготками.

Не в силах больше выносить эту сладкую муку, Джеймс прижал ее к постели и взял инициативу в свои руки. Он был с ней нежен, как с какой-нибудь принцессой, и в то же время настойчив. Мышцы его заметно подрагивали от усилий сдерживать себя, но он раздувал ее желание медленно и мастерски, добиваясь ощущений от каждого игривого покусывания и изысканного прикосновения.

Он углубил поцелуй, одновременно скользнув ладонью по изгибу ягодиц и бедру, к мягкому треугольнику. Трепеща от предвкушения, она открылась ему.

– Ты дрожишь. – Лоб его озадаченно нахмурился. – Нервничаешь?

– Нет. Просто я так долго об этом мечтала. Не могу поверить, что это не сон, не мечта, а явь. Что ты здесь, со мной… а я с тобой.

– Не сомневайся. – Джеймс проказливо ухмыльнулся и, положив ладонь на пушистый холмик, нежно раздвинул скользкие, чувствительные складки и принялся пальцем описывать круги вокруг местечка, где его ласки доставляли ей наибольшее удовольствие. От скрутившегося в тугую спираль желания подвело живот. Чувствуя, что сейчас что-то произойдет, она что есть силы стиснула его плечи и выдохнула его имя.

Но он вдруг прекратил ласки – что было вовсе не тем, чего она хотела, – и, улыбнувшись, убрал несколько прядок с ее лица.

– Вот это моя Оливия. Такая прекрасная и полная страсти.

Да. Она была полна страсти. И его слова доставляли ей удовольствие, но… О боже!

Одним быстрым ловким движением Джеймс соскочил с кровати, встал перед ней на колени и подтянул к себе, развел колени в стороны так, что голова его оказалась прямо там, возле сладкого местечка. Она догадалась о его намерениях и едва не лишилась чувств.

Господь всемогущий…

Его волнистые волосы щекотали внутреннюю поверхность бедер и вызывали восхитительные ощущения, так что Оливия не могла просто безучастно лежать. Приподнявшись на локтях, она стала наблюдать, старательно запоминая каждое нежное прикосновение, каждое сладостное ощущение. Его ладони ласкали ягодицы, а язык своим головокружительным танцем возносил к новым высотам. Изнемогая от страсти, она принялась теребить соски, еще больше усиливая наслаждение.

Он вскинул глаза и от увиденного застонал, что только увеличило пульсацию, зародившуюся в средоточии ее женственности. Она стремительно растекалась по всему телу, а потом взорвалась мириадами маленьких блаженных осколков.

* * *

Джеймс вытянулся на кровати рядом с Оливией и осыпал ее лицо поцелуями, давая время перевести дух, хотя и ему самому требовалось время, чтобы прийти в себя.

Она открыла глаза, и Джеймс увидел в них свет любви и нежности. В Оливии было все, что мужчина желал бы видеть в своей возлюбленной: ум, веселость, красота и преданность.

– Мне всегда нравилось, как я чувствую себя рядом с тобой: живой, свободной и раскованной, – но это… это не сравнится ни с чем.

От ее слов у него сжалось сердце.

– А я счастлив оказаться тем, кто познакомил тебя с наслаждением.

– Это не мог быть никто, кроме тебя, Джеймс.

Хоть и немало польщенный ее словами, он почувствовал необходимость внести некоторую ясность.

– Все дело в твоей страстной натуре – любой мало-мальски опытный любовник заставил бы откликнуться твое тело.

– Но не сердце. Я никому на свете не доверяю так, как тебе.

Чувство вины так сдавило ему горло, что едва не задушило, но Джеймс все же сумел проговорить:

– Кстати, о доверии. Думаю, тебе пора наконец узнать…

Не самое удачное время он выбрал для признания: ее шаловливые пальчики порхали по груди и животу, скользили вдоль пояса брюк, но позволить ей и дальше считать его каким-то образцом добродетели больше не мог.

Но Оливии не хотелось разговоров:

– Потом, все потом; а сейчас мы должны закончить то, что начали.

Он закрыл глаза, силясь отгородиться от соблазна.

– Нет. На сегодня достаточно. Давай вернем тебе приличный вид, пока не вернулась Хилди.

– Ее не будет еще по меньшей мере пару часов. И будет справедливо, если и я подарю тебе удовольствие.

Кончики ее пальцев нырнули за пояс бриджей и легонько коснулись головки члена. Джеймс застонал. То, что она говорит, конечно имеет смысл. Или ему просто хочется так думать… потому что ее ловкие пальчики уже расстегивают брюки?

– Ты не должна… – начал было он, но они оба знали, что его предостережение далеко не искренне.

– Попробуй меня остановить.

Она уселась на него верхом и принялась покрывать поцелуями грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже, пока он не осознал ее намерений… Безо всякой преамбулы и колебаний она обхватила ладонью основание твердой как камень плоти и лизнула кончик, будто пробуя на вкус, а потом взяла в рот.

Джеймс перестал что-либо соображать; в глазах взорвался белый свет, рассыпавшись миллионами искр. Он застонал и выкрикнул ее имя, но Оливия была неумолима: ласкала и посасывала до тех пор, пока ему не стало казаться, что он вот-вот умрет от этой изысканной пытки. Джеймс оттягивал свое освобождение столько, сколько мог, но когда начался прилив безошибочного, непредотвратимого наслаждения, поднял Оливию, и они прильнули друг к другу, как будто их только что вынесло на берег – счастливых и обессиленных.

Оливия уютно устроилась у него на плече и сонно вздохнула. Когда он сказал, что должен покинуть ее на минутку, она схватила его за руку, не желая расставаться даже на короткое время, однако с благодарностью приняла влажное полотенце, которое он принес, чтобы вытереть их обоих, и покрывало, чтобы укрыть ее.

– Нам не следует задерживаться в постели, – предупредил Джеймс.

– Знаю, но я ощущаю такое блаженство рядом с тобой. Давай понежимся еще немножко, пока не вмешалась реальность.

Он положил подбородок ей на макушку и вдохнул цитрусовый, женский запах.

– Ну, думаю, несколько минут погоды не сделают.

Свет за окном угасал, Оливия так сладко посапывала, что мало-помалу убаюкала и его. Ноги и руки приятно отяжелели, и Джеймс погрузился в сон, пребывая в блаженном неведении относительно последствий этого короткого, пусть и не вполне невинного сна.

Очнулась Оливия от какой-то возни в коридоре, но, не желая выплывать из объятий сна, лишь потеснее прильнула к Джеймсу. Он во сне положил на нее руку, и она нашла тепло его тела приятно успокаивающим. Его четко очерченные губы были слегка приоткрыты, густые темные ресницы чуть подрагивали от ровного дыхания.