Джеймс потихоньку выдохнул, испытав облегчение, когда Хантфорд достал бумагу, а не… пистолет. Ясности, однако, это не прибавило. Кивком указав на письмо, он поинтересовался:

– Что это?

Хантфорд неприязненно взглянул на конверт.

– Вчера доставил посыльный – от поверенного моего отца, Невилла Уитби.

Это было очень странно. Предыдущий герцог умер пять лет назад, и хотя они с другом никогда это не обсуждали, Джеймс полагал, что слухи правдивы. Отец Хантфорда был так потрясен изменой герцогини, что покончил жизнь самоубийством, пустив себе пулю в висок, в этом самом кабинете, где они сейчас сидят.

– Очевидно, отец включил в свое завещание какое-то необычное условие. Это письмо должно быть вручено Оливии по достижении двадцати одного года.

Джеймс тряхнул головой, уверенный, что ослышался:

– Оливии двадцать один?

– Почти двадцать два. Уитби признался, что совсем забыл про это письмо.

– А твой отец не оставил еще каких-то распоряжений?

Хантфорд фыркнул.

– Нет. Только то, что никому, по словам поверенного, нельзя рассказывать о письме до совершеннолетия Оливии, и оно должно быть вручено лично ей.

Джеймс с минуту перебирал варианты. Темные круги под глазами герцога свидетельствовали о том, что он опасается, как бы письмо не разбередило раны, которые нанесла мать Оливии, бросив ее, и когда отец свел счеты с жизнью.

– А для Роуз письмо имеется? – поинтересовался Джеймс.

– Я спросил об этом поверенного, но Уитби сказал, что это было единственным.

– Оливии ничего о нем не известно?

– Нет. – Хантфорд посмотрел другу в глаза. – Мы с Уитби – а теперь и ты – единственные, кто знает о существовании письма. И только тебе я могу довериться. – Герцог встал, прошел к окну и устремил взгляд на улицу. – Столько времени прошло. Мои сестры, кажется, наконец, примирились с трагедией. Роуз потихоньку возвращается к жизни, хотя до сих пор еще несколько замкнута, а Оливия в последнее время проявляет куда больше зрелости.

Джеймс едва удержался, чтобы не заявить: «О да, она вполне созрела».

– Я надеялся, что к концу сезона она будет уже обручена, – продолжал между тем Хантфорд, – но теперь вот… это.

Джеймс прокашлялся, радуясь, что герцог стоит к нему спиной и не видит выступившей у него на лбу испарины, и высказал предположение:

– Возможно, содержание письма вполне невинно. Твой отец мог учредить для Оливии трастовый фонд.

– Не представляю, чтобы он сделал что-то только для одной дочери: он обожал обеих.

– Может статься, это какая-то семейная тайна или реликвия, которую он хотел передать именно старшей дочери, – попробовал успокоить друга Джеймс.

– Маловероятно, – отозвался Хантфорд, поворачиваясь к нему лицом. – Отец не был в здравом уме в дни, предшествовавшие его смерти, а я вынужден предположить, что письмо было написано как раз в то время. Уверен, ты слышал сплетни об обстоятельствах его смерти. Все это правда. Когда наша мать сбежала на континент с одним из своих любовников, отец не смог этого пережить и застрелился. – Герцог поморщился. – Я никогда ни с кем не говорил об этом, кроме сестер и Беллы, до сих пор.

Джеймс хотел было сказать: «Мне очень жаль», да только засомневался, что другу нужно выражение сочувствия. Что ему точно нужно, так это найти решение сегодняшней проблемы, и Джеймс должен ему в этом помочь.

– Если твой отец написал письмо в дни, предшествовавшие его смерти, как ты подозреваешь, то, возможно, оно как-то все объясняет.

– Чего я и боюсь: вдруг оно разбередит уже затянувшиеся раны. И что в нем – описание глубины его мучений?

– Возможно, просьба о прощении…

– Я думал об этом. Но мы уже простили его. К своему стыду, вынужден признаться, что мне потребовалось больше времени примириться с произошедшим, чем сестрам.

Джеймс в раздумье поглаживал подбородок, пытаясь решить, как поступить в этой ситуации другу.

– Как ты, вероятно, уже и сам понял, у тебя четыре варианта решения проблемы.

Хантфорд вскинул бровь.

– Первый?

– Выполни условие отцовского завещания и отдай письмо Оливии. Как твой поверенный, я советую поступить именно так.

Герцог нахмурился.

– Следующий вариант?

– Ты можешь прочесть письмо и потом уже решить, отдавать его Оливии или нет.

– Но ты поступать так, конечно, не советуешь.

Джеймс сконфуженно улыбнулся другу.

– Именно. По правовым причинам, разумеется, но больше потому, что Оливии это скорее всего не понравится.

Хантфорд кивнул.

– Третий вариант?

– Уничтожь письмо. Сделай вид, что его не существовало, и Оливии не нужно ничего о нем знать.

Герцог стал мерить шагами пространство перед окном.

– Соблазнительно. Наша жизнь наконец-то наладилась – зачем рисковать все испортить?

Джеймс вздохнул.

– Как твой друг, я, конечно, могу понять, почему ты хотел бы избавить сестру от ненужных страданий, но…

– Но что? – вскинул голову герцог.

– Оливия – взрослая женщина. Быть может, пришло время тебе и относиться к ней как ко взрослой. – Джеймс был уверен, что заплатит за эти слова, когда они в следующий раз будут драться на ринге, но тем не менее продолжил: – Более того, если ты уничтожишь письмо, так и не узнаешь, чего хотел твой отец.

Хантфорд просверлил письмо гневным взглядом, словно не мог дождаться, когда бросит его в огонь.

– В этом-то вся и суть.

– Правильно. Но по мере того как будут проходить недели, месяцы и годы, ты можешь пожалеть о своем решении.

– Проклятье, Эверилл, тебе обязательно быть таким честным и прямолинейным?

Господи помилуй, если б Хантфорд только знал!..

Джеймс поспешил сменить тему.

– Могу предложить – еще один вариант, возможно, самый разумный.

– Ну, предлагай.

– Не делай ничего. Подожди. Дай себе время все как следует обдумать. Вряд ли еще несколько недель или даже месяцев что-то изменят.

– Подождать, – задумчиво повторил герцог. – Мне это нравится.

Джеймс слегка расслабился. Хантфорд, похоже, получил тот ответ, который был ему нужен, по крайней мере, сейчас, а это означает, что можно отправляться в путь. Ему так не терпелось уйти, что, не будь это крайне дурным тоном, он хлопнул бы друга по спине и ринулся к двери, но вместо этого медленно поднялся из кресла и проговорил:

– Что ж, если тебе больше ничего от меня не нужно…

– Кое-что еще.

Джеймс сохранил выражение невозмутимости на лице, но про себя чертыхнулся. В иных обстоятельствах он готов был бы для Хантфорда сделать все, что в его силах, но не в данной ситуации, где замешана Оливия.

– Чем еще я могу помочь?

Хантфорд решительно подошел к столу, взял письмо и протянул Джеймсу, но тот даже не пошевелился, не поднял руку.

– Я не понимаю…

– Пусть будет у тебя, пока я не решу, что делать.

Нет, только не это.

– Почему бы тебе просто не запереть его в ящике стола?

– Потому что у меня есть ключ, а я себе не доверяю: слишком велико искушение прочесть его. Или сжечь. И то и другое было бы несправедливо по отношению к Оливии. Возьми его, – он потряс письмом для выразительности, – и сохрани.

Джеймс вскинул руки.

– Это семейное дело. Мне не следует вмешиваться.

Герцог швырнул письмо на стол и обреченно рухнул в кресло.

– Прошу прощения. Не буду больше отнимать у тебя время, и спасибо, что заехал и дал отличный совет.

Джеймс был уверен, что скоро пожалеет об этом, а тем временем Хантфорд устремил на него полный надежды взгляд.

Вздохнув, Джеймс взял письмо и сунул в нагрудный карман сюртука.

– Я подержу его у себя некоторое время, до отъезда в Египет.

Герцог на мгновение прикрыл глаза и с облегчением вздохнул.

– Спасибо.

– Не за что. Пожалуйста, передавай привет Аннабелл и… своим сестрам.

Очень скоро Джеймс будет катить в своей карете, глядя в заднее окно на исчезающий Лондон. Его кучер Айан утверждал, что покроет расстояние за три дня. Одежда и кое-какие инструменты, которые могут понадобиться для нескольких недель исследований в Уэстморленде, были уже упакованы и ждали своего часа.

Хантфорд встал, подошел к другу и хлопнул по спине.

– Я провожу тебя.

Они вышли в холл. Деннисон как раз подавал Джеймсу шляпу, когда двери гостиной распахнулись и оттуда вылетел вихрь розового шелка и рюшечек-оборочек.

– Джеймс! Какой чудесный сюрприз!

Что ж, он должен был это предвидеть.

– Рад вас видеть, леди Оливия.

Глава 3

Античный: древний, относящийся к эпохе Возрождения Древней Греции и Древнего Рима (античная философия; античная статуя).

При виде Джеймса у Оливии захватило дух – как обычно. Каждый раз, когда она видела его, он становился все привлекательнее. Нелепая мысль, однако же доказательство вот оно, перед ней. Облегающие замшевые бриджи демонстрировали узкий таз и мускулистые бедра, а тугой крепкий зад руки так и чесались стиснуть.

Вспомнив, что и брат тоже здесь, она неохотно оторвала взгляд от созерцания нижней части фигуры Джеймса.

К счастью, и выше пояса он тоже весьма привлекателен: песочно-каштановые волосы слегка вились на концах – так и хотелось пропустить их сквозь пальцы, – четко очерченные губы, чуть приоткрытые, наводили на мысль о поцелуях.

Скоро, очень скоро он будет принадлежать ей и она сможет вволю целовать, обнимать и любить его.

Вот только что-то, похоже, было не так.

Они с Роуз ожидали, что после встречи с Оуэном Джеймс придет в гостиную. Она порепетировала, как лучше его встретить: в задумчивости у окна; сосредоточившись в кресле, с книгой в руках; увлеченно изучая ноты музыкальной пьесы за фортепиано. Ей хотелось выглядеть приятно удивленной при виде Джеймса.

Но он так и не пришел.

Напротив, он держал шляпу в руке и, кажется, собирался… уходить.

Оливия взглянула на Оуэна. Видит Бог, он умеет нагнать страху. Если брат как-то разубедил Джеймса, воспротивился его желанию просить ее руки…

Что ж, ей потребуется по меньшей мере год, чтобы простить его.

Как бы там ни было, она не могла позволить Джеймсу уйти, не поговорив с ним. Прежде чем он сделал еще хоть шаг в сторону двери, она сказала:

– Могу я убедить вас, джентльмены, составить нам с Роуз компанию за чаем? Мы как раз собирались позвонить, чтоб его подали.

Джеймс приоткрыл рот, чтобы ответить, но Оуэн опередил его.

– Спасибо, но Эверилл спешит. Боюсь, что я и так отнял у него слишком много времени.

– Вот как? По какой же причине? – вопрос прозвучал довольно дерзко – даже для нее.

– Да так, было одно дело, – ответил Оуэн.

Оливия перевела взгляд с Оуэна на Джеймса и обратно. Да как они смеют называть ее делом? И почему Эверилл не боролся за нее? Не боролся за них?

Роуз мягко положила ладонь на руку Оливии.

– Нам не следует задерживать мистера Эверилла.

Затем она повернулась к Джеймсу:

– Надеюсь, мы скоро снова увидим вас. Быть может, пообедаете с нами завтра?

– Боюсь, не смогу. – И хотя Джеймс отвечал на приглашение Роуз, извиняющийся взгляд был послан Оливии. – Я на некоторое время должен уехать.

И тут она поняла: визит Джеймса не имеет к ней никакого отношения и предложения не будет. В сущности, он намеревался покинуть Лондон, даже не попрощавшись.

Горечь обиды и унижения подкатила к горлу, щеки зажгло, и она растерянно спросила:

– Куда?

– В Озерный край.

Явно не замечая ее страданий, Оуэн сделал знак Деннисону открыть дверь.

– Приятно было повидаться с вами, леди Роуз, леди Оливия. – Джеймс отвесил каждой по безупречному поклону и… был таков.

Оуэн направился к лестнице.

– Я собираюсь провести остаток дня с Беллой и малышом. Увидимся за обедом?

– Конечно, – ответила Роуз, а когда Оуэн удалился настолько, что уже не мог их слышать, обняла Оливию за плечи. – Мне так жаль, Лив. Пойдем выпьем чаю.

– Нет, я пойду к себе… – Оливия удивлялась, что ноги все еще держат ее. – Как глупо было с моей стороны полагать…

– Нет! – горячо возразила Роуз. – Вовсе не глупо.

– Как бы то ни было, мне надо немного времени, чтобы подумать.

– Я пойду с тобой и помогу снять платье.

Оливия покачала головой и попыталась изобразить улыбку.

– Я справлюсь.

Роуз вздохнула.

– Ладно, но только я должна тебе кое-что сказать. Ты знаешь, что мне очень нравится мистер Эверилл, но если он до сих пор не понял, какое ты сокровище, то, быть может, он тебя не заслуживает.

Несмотря на отчаянные попытки оставаться внешне спокойной, Оливия не смогла удержать слезинку, и та скатилась по щеке.

– Может, ему просто надо больше времени, чтобы понять, какое я сокровище.

Гордая улыбка осветила лицо Роуз.

– Узнаю свою неунывающую сестричку!