Оливия слабо улыбнулась и закрыла глаза.

— Мне очень жарко.

— Хм. — Джессика опустилась на стул возле кровати и взяла ее за руку. — На этот раз приступ был более легкий, не так ли?

— Он еще не кончился.

— Но сил у тебя уже прибавилось.

— Это правда. Завтра я наверняка встану.

— Сомневаюсь, — фыркнула Джессика.

Оливия улыбнулась, не открывая глаз.

— Кое-кто хотел тебя видеть, — после паузы произнесла Джессика.

Глаза Оливии мгновенно открылись.

— Макс?

Она думала о нем. Скучала по нему. Интересно, как он отнесся к ее болезни? Серена сказала об удивлении Джонатана, что Макс ничего не знал о малярии, но понял, почему Оливия ничего ему не рассказала.

Вдруг он теперь будет ее избегать?

— Да, лорд Хэсли. Джентльмены говорят, что он очень о тебе беспокоится.

Оливия вздохнула и опять закрыла глаза. Макс. Прошлой ночью, когда у нее была самая высокая температура, он ей снился. Это был странный, все время повторяющийся сон, в котором он, держа ее на руках, переносил через бурную реку.

Что значит этот сон? Говорил ли он о том, что Макс ходил по воде? Она могла бы посмеяться, но сейчас смеяться было слишком больно.

— Как я понимаю, это означает твое желание увидеть его.

— Я очень этого хочу, но… он придет?

— Думаю, что придет.

— И никто ничего об этом не подумает? Мне бы не хотелось, чтобы Джонатан и другие придали этому какое-то значение…

— Господи, Лив, — удивилась Джессика, — сама-то ты знаешь, что это значит?

— Что он друг, который обо мне заботится, — с надеждой в голосе ответила Оливия.

Джессика возвела глаза к небу, то есть к потолку.

— Ты лежишь в постели. В ночной рубашке.

— Ну что ты, Джессика. Неужели ты думаешь, что он может меня скомпрометировать в том состоянии, в котором я нахожусь? Уже не говоря о том, что я уверена, что выгляжу ужасно.

Джессика скрестила руки на груди.

— Святая Оливия, меня ты не проведешь. Я вообще считаю, что хватит называть тебя святой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Знаешь, я верила, что ты никогда бы даже не попыталась кого-либо обмануть. Ты патологически честная. И все же пытаешься кое-что скрывать от меня.

— Скрывать что? — Голова Оливии раскалывалась.

— Свое отношение к лорду Хэсли.

— А что тут скрывать? Мы с ним стали хорошими друзьями.

— Ах, вот как. Знаешь что? Я думаю, что твои чувства к нему отнюдь не просто дружеские, дорогая сестричка.

Неужели?

Оливия взглянула на Джессику и поняла, что произнесла это вслух.

— Я видела, как ты все время следишь за ним взглядом. Вижу, как ты начинаешь светиться, когда он рядом. — Джессика улыбнулась. — И знаешь что? Я одобряю. Мне нравится лорд Хэсли.

Оливии хотелось, чтобы температура упала и она смогла бы сосредоточиться. Но это получалось у нее урывками.

Макс.

Они говорили о Максе.

Она по нему скучает. Как долго она лежит больная? Ей казалось, что целую вечность.

— Ты устала, — пробормотала Джессика. — Отдохни, Лив.

Оливия закрыла глаза и позволила снам о Максвелле Бьюкенене унести ее куда-то очень далеко.


Глава 6


— Ваши сестры говорят, что вам гораздо лучше, — сказал Макс.

— Да, спасибо.

Оливия сидела в постели, окруженная подушками. С тех пор как у нее начался приступ малярии, прошло четыре дня, но прошлой ночью температура спала. Она надеялась, что это было началом выздоровления, и хотя все еще чувствовала слабость, ей было гораздо лучше. Она была счастлива от того, что снова поборола болезнь.

А то, как к Оливии относился Макс, делало ее еще счастливее. Его прикосновения были нежными, в глазах светились доброта и сочувствие, так что она перестала волноваться по поводу его реакции на ее болезнь.

— Графиня сказала мне, что обычно лихорадка длится дольше, чем на этот раз.

— Возможно, это от перемены климата. Мне кажется, климат Англии подходит мне больше, чем на Антигуа.

— Будем надеяться. — Макс сжал ее руку и улыбнулся, но улыбка вышла нерешительной. Помолчав, он спросил: — Почему вы скрывали это от меня, Оливия? — Не дождавшись ее ответа, он резко бросил: — Не важно. Я знаю, что мне не следовало спрашивать. Я не имею права что-либо от вас требовать, тем более личное… И все же…

Макс сглотнул.

Оливия стиснула его руку.

— Я хотела вам рассказать. Но… я боялась.

— Боялись чего?

Голос был напряженным, взгляд остекленел так, словно ее признание причинило ему боль.

— Ах, Макс.

Каким образом Оливия могла объяснить ему, рассказать ему о том, что обычной реакцией на ее болезнь была жалость или отвращение? Как объяснить ему свой страх, что он испугается этих приступов и она лишится такой свободы в их отношениях?

— Я боялась, что вы измените свое отношение ко мне. А мне так нравилось, как вы себя ведете, когда мы вместе. Я не хотела, чтобы вы думали обо мне по-другому. И сейчас не хочу.

— Это лишь помогло бы мне понять вас, Оливия. Вас и вашу семью.

— Я хотела, чтобы вы верили, что я нормальная женщина. Я не хочу, чтобы вы смотрели на меня с жалостью или отвращением. Мне просто хотелось на какое-то время притвориться.

— Если вы думали, что ваша болезнь каким-то образом изменит мое мнение о вас, то вы ошибаетесь.

— У всех меняется мнение обо мне.

— Но не мое, — твердо заявил Макс.

— Вы действительно уверены, что когда я встану с постели, ничего не изменится? Мы останемся… друзьями? Снова будем вместе гулять и играть в теннис?

— Ничего не изменится, — торжественно заявил Макс. Наклонившись вперед и не отпуская ее руки, он провел пальцем другой руки по ее лбу. — Я по вас скучал.

Его низкий бархатистый голос окатил Оливию теплой волной.

— Мне тоже вас не хватало, — призналась она. Она все время о нем думала. С того момента как Джессика сказала ей, что он хочет навестить ее, она надеялась увидеть его всякий раз, как открывала глаза. А теперь он здесь, и Оливия была счастлива.

— А вам скоро разрешат встать с постели?

— Надеюсь, что завтра. — Оливия нахмурилась. — Однако вряд ли я какое-то время смогу играть с вами в теннис.

— Я сомневаюсь, что мы вообще сможем играть. Прошлой ночью были заморозки, уже холодает. Завтра земля вообще превратится в лед.

— Черт, — пробормотала Оливия. — Как долго погода будет против нас?

— Не успеем мы оглянуться, как наступит весна. А до тех пор мы найдем себе другие интересные занятия.

— Вы меня дразните, лорд Хэсли? — Оливия уловила хитрый блеск в его глазах.

— Угадайте. Любое занятие будет мне в радость, если вы будете принимать в нем участие.

Оливия вдруг поняла, что чувствует то же самое. Ей нравилось, как Макс слегка наклоняет голову, когда слушает ее, словно все, что она говорит, для него важно. Нравилось, когда он с искренним интересом расспрашивает о ее жизни и о ее семье. А уж когда он к ней прикасался… Хотя в последнее время это случалось гораздо реже, чем ей хотелось бы.

— Я наконец понял, почему ваша семья так о вас заботится. Они просто хотят, чтобы не было рецидивов малярии.

Оливия фыркнула.

— Они считают, что каждая моя прогулка может оказаться последней.

— А вы с этим не согласны? Вы не думаете, что ваша физическая активность провоцирует болезнь?

— Я совершенно в этом уверена.

— Тогда что?

— Не знаю. Приступы такие нерегулярные.

— А как часто они случаются?

— Раз или два в году. Последний был прошлой зимой.

— Я думал об этом. Мне кажется, что если бы температура поднималась после прогулок, вы бы заболели в тот день, когда мы попали под ливень. Помнится, вы тогда промокли до нитки и замерзли.

— Мег страшно на меня рассердилась и была зла на Джонатана за то, что он не перекинул меня через седло и не домчал меня домой до дождя.

— И все же вы не заболели. А заболели сейчас. Что могло стать причиной? Вы считаете, что это теннис?

— Я уверена, что не теннис. Мы столько раз играли и даже в более холодную погоду, и ничего не случилось.

Очень хотелось бы знать причины, вызывающие лихорадку.

Макс наклонился к ней еще ниже, и Оливия закрыла глаза.

— Вы устали?

— Нет, — выдохнула она.

Макс коснулся губами ее рта, ожидая ответа на его действия. Оливия разомкнула губы и слилась с ним в поцелуе, заставившем ее сердце учащенно забиться. Незнакомые ощущения завихрились по ее телу, словно струйки сладкого дыма. Оливия глубоко вдохнула его мужской запах, так отличавшийся от женских ароматов, окружавших ее столько лет. Она ощущала его силу и твердость, хотя с ней он всегда был нежен. В нем удивительно уживались противоположности — сила и мощь с мягкостью и состраданием, что так нравилось Оливии.

Ее все больше захватывал этот поцелуй. Макс прикоснулся свободной рукой к ее щеке и, откинув пряди волос от ее лица, принялся гладить ее. Оливия чувствовала, как пальцы его большой ладони дрожат.

Скрипнули петли, и дверь открылась. Но даже этот звук, вернувший Оливию к реальности из сладких грез, не мог заставить ее отпрянуть от Макса.

Медленно, с громадным усилием Макс отодвинулся. Оливия открыла глаза и, оторвав взгляд от него, увидела стоявшую в дверях Серену.

Ладонь Макса соскользнула со щеки Оливии, и кровь прилила к ее лицу.

Макс поклонился:

— Миледи.

— Лорд Хэсли. — Голос Серены был чуть резче обычного.

Наступила неловкая пауза, после чего Серена вошла и закрыла за собой дверь.

— Мне, по-видимому, следует притвориться, что я ничего не видела.

Ничуть не смутившись, Макс улыбнулся и кивнул. Потом посмотрел на Оливию:

— Так до завтра?

Он все еще держал ее руку. Пожав ее на прощание, Макс вышел.

Серена дождалась, когда за ним закроется дверь, и села на освободившееся место.

— Ты чувствуешь себя лучше.

— Мм.

Смущение быстро прошло. Оливия принялась рассматривать рисунок на покрывале: на темно-зеленом фоне цвели розы.

Потом перевела взгляд на Серену.

— Ты намерена играть в старшую сестру, Серена? Будешь меня ругать?

Серена смотрела на Оливию, явно размышляя, как ей себя вести, и наконец ответила:

— Нет.

— Вот и хорошо. — Оливия подняла взгляд к потолку.

— Я знаю, что между тобой и лордом Хэсли возникла взаимная симпатия.

— Хм. Ты так это называешь? Симпатия?

— Я так думаю. По правде говоря, — сказала Серена, скрестив руки на груди, — я никогда этого от тебя не ожидала, Оливия.

— Я сама от себя этого не ожидала. — О, как ей нравится Максвелл Бьюкенен! Как ей нравятся его поцелуи. Она вздохнула. — Очевидно, я все-таки не святая, как оказалось.

— Выходит, что нет, — улыбнулась Серена. — Все же после одного сезона в Лондоне ты очень ясно дала понять Джонатану и мне, что хочешь жить с нами. Что тебя не интересуют джентльмены и ты не намерена выходить замуж.

— Я так же настроена и сейчас.

— Неужели? — усомнилась Серена.

— Разумеется. Лорд Хэсли уедет через несколько недель и заберет с собой свои поцелуи, и моя жизнь потечет так, как я и планировала. Это всего лишь временное… увлечение.

— Ты правда так думаешь?

— А разве может быть иначе? — Оливия знала, что у Макса есть своя жизнь вне стен этого дома. Скоро он станет герцогом и даже не подумает жениться на ком-либо вроде нее, женщине без состояния, связей в обществе и с сомнительным здоровьем.

Конец их взаимоотношений неизбежен, хотя мысль о том, что Макс уедет, ранила ее душу.

— Ах, Оливия. Как ты думаешь, что происходит между тобой и лордом Хэсли?

— Ну… Мне он очень нравится. Мне приятно его общество.

— А ему, совершенно очевидно, приятно твое. А наблюдая за тем, как он беспокоился о тебе последние несколько дней, я бы сказала, что он любит тебя.

— Да, я тоже так думаю. — Оливия вспомнила его поцелуй. Неудивительно, что женщины теряют головы от мужских ласк. Поцелуй Макса убеждал Оливию, что он готов ради нее на все, что он может преподнести ей весь мир на серебряном подносе.

Несмотря на полное отсутствие какого-либо опыта, у Оливии все-таки оставалась пусть капелька, но здравого смысла. Даже если он ее любит, она не скроена по меркам герцогини.

Оливия никогда еще так о себе не думала… до этого времени.

— Дорогая, прежде всего я желаю, чтобы ты была счастлива. Я не хочу, чтобы он сделал тебе больно.