— Что ж, я доволен. Боюсь, если бы вы дали мне другой ответ, на рассвете между нами была бы дуэль.

— Значит, вы рады, что не пришлось прибегнуть к насилию?

— Не совсем. Я не могу поверить, что вы заключили такое пари с Фенвиком — уже тот факт, что вы решились на такое, заставляет сомневаться в вашей чести.

Макс не мог винить Лэнгли за такой вывод.

— Я буду наблюдать за вами, Уэйкфилд. И если к концу лета вы не сделаете предложение мисс Донован, вам придется держать ответ передо мной.

Почему этот человек так печется о сестрах Донован? — удивился Макс.

— Скажите мне, Лэнгли, какова истинная природа ваших отношений с Донованами?

— Вы, может, помните, что я когда-то был обручен с графиней, — улыбнулся Лэнгли.

— До меня доходили слухи, но сплетни такого рода никогда меня не интересовали. А что же тогда случилось?

— Она влюбилась в Стрэтфорда.

— И все же вы остались хорошими друзьями и с ним, и с графиней. Достаточно для того, чтобы вступиться за честь ее сестры.

Лэнгли снова улыбнулся:

Это долгая и некрасивая история, Уэйкфилд. Если вы в конце концов женитесь на мисс Донован, может, когда-нибудь вы ее узнаете. А пока достаточно сказать… мы с графиней стали друзьями, как и со Стрэтфордом. Только это сейчас имеет значение.

Несмотря на улыбку, глаза Лэнгли оставались печальными, и Макс понял, что многое осталось недосказанным. Но ему не стоит вмешиваться. Макс отсалютовал Лэнгли бокалом.

— Не беспокойтесь, капитан Лэнгли, уже до конца следующего года я намерен сделать Оливию Донован своей женой.


Прошла неделя, а снедаемый ненавистью к Максу Фенвик никак не мог успокоиться.

Максвелл Бьюкенен стал герцогом. Превзошел его в статусе и титуле.

Что хуже — гораздо хуже, — он переиграл Фенвика в его собственной игре соблазнения. Он преуспел там, где Фенвик потерпел неудачу.

Он был так уверен, что у Макса ничего не получится с Оливией Донован, так же, как и у него. Но у него получилось. Этот негодяй соблазнил ее. Он прикасался к ней… снова и снова.

За одно это Фенвик мог бы убить Макса. За то, что тот прикасался к тому, что он считал своим с того самого момента, как он положил глаз на эту женщину.

Он всегда презирал Максвелла Бьюкенена за то, что он всегда, всю их жизнь, смотрел на него свысока, считая себя лучше Фенвика не только в умственном и физическом отношении, но и в моральном тоже.

Фенвик вспомнил, как тогда на балу в прошлом сезоне Макс презрительно поджимал губы, когда они обсуждали Оливию Донован, и как он спросил о Беатрис только для того, чтобы вызвать у него хоть какую-нибудь реакцию. Он тогда поблагодарил Макса за его беспокойство, хотя на самом деле Фенвику хотелось показать ему Беатрис и закричать: «Посмотри на эту толстуху! Разве я могу спать с ней, тем более не изменять?»

Беатрис была далеко, в Суссексе, иначе, как знать, может, он и вправду мог сказать такое.

Два года назад Беатрис была идеальной невестой. Она была из очень высокопоставленной семьи, и у нее было свое собственное огромное наследство. Беатрис была тихой и застенчивой, но держалась гордо. У нее были сильные бедра, что было залогом способности к деторождению. Два года назад она была первой красавицей лондонского сезона. Любой мужчина был бы счастлив взять ее в жены.

Фенвик обожал соревноваться, а кроме того, ему нравилось побеждать. Он сделал все от него зависящее, чтобы завоевать Беатрис, и ему это удалось. Их свадьба в окружении всех этих джентльменов, смотревших на него с завистью, была вершиной его успеха в жизни.

Только после женитьбы он понял, какая она на самом деле скучная. Беатрис была такой слабовольной, что его просто от нее тошнило.

Макс сам видел, во что превратилась несчастная жена Фенвика за два года. Теперь он должен понимать, почему Фенвик предпочитал жене куртизанок и других женщин. Нельзя винить мужчину за то, что он ищет удовлетворения на стороне при такой тупой дуре.

Тем не менее Макс по-прежнему смотрит на Фенвика свысока. Это бесило Фенвика, заставляло его желать свернуть Максу шею и стереть с его лица это выражение превосходства.

А теперь… еще и это.

Фенвик оглядел свой письменный стол. Газета лежала в самом центре полированной поверхности.

Ему были видны черные строчки статьи, означавшей его конец. Какой-то негодяй из клуба позволил этой истории просочиться в прессу.

В статье говорилось в завуалированной форме (имена не назывались), что в некоем мужском клубе в районе С. лорд Ф. предложил заключить пари лорду X., недавно получившему титул герцога.

Вот так. Любой дурак в Лондоне поймет, кто скрывается за этими буквами.

В статье говорилось о старом пари, заключавшемся в том, кто из них первым получит титул герцога, а также об еще одном, при этом имя леди не упоминалось. Фенвику очень хотелось, чтобы это имя всплыло. Ему бы понравилось наблюдать, как эта семейка, а особенно Оливия, стала бы выкручиваться.

Увы, даже этого крохотного удовольствия он был лишен. Для него все было плохо. Далее мелким шрифтом было написано, что не только никто не видел лорда Ф. гуляющим по Лондону в одной рубашке, поскольку его враг все-таки стал герцогом раньше его, никто не мог себе вообразить, что он мог бы позволить себе такое неприличие даже ради спасения свой чести.

Читай: никто не верил, что он, Леонард Рис, маркиз Фенвик, человек чести.

Еще в статье упоминалось, что лорд Ф. не уплатил новоиспеченному герцогу свой долг за проигранное пари, связанное с юной леди. Более того, стало известно, что у лорда Ф. недостаточно средств, чтобы заплатить герцогу, так что скорее всего герцог никогда не увидит принадлежащих ему по праву денег.

Самое неприятное было то, что в статье превозносились добродетели герцога X. По доброте сердечной он простил лорду Ф. его долг и проявил выдержку, не вызвав лорда Ф. на дуэль.

Фенвик покачал головой. Что за глупая статья. Ют, кто распространил эту историю, исказил факты, а кое о чем и умолчал. Например, о том, что Макс ударил его кулаком в лицо, и синяк под глазом все еще не прошел. Фенвик с того дня не выходил из дома, потому что был похож на страшилище из какого-нибудь детского кошмара.

Но когда синяк пройдет, он все равно не выйдет из дома. Зачем ему слышать перешептывания и смеху себя за спиной?

Фенвик звонком вызвал слугу.

— Немедленно собери мои вещи. Мы уезжаем через час.

Выбора у него не было. Он вернется в Суссекс к своей бесцветной жене и останется там, пока не выработает какой-либо разумный план.


Глава 11


Джессика не видела Беатрис уже целую неделю. Плюс ко всему она не помнила более ужасной погоды, хоть ей и было всего восемнадцать. Ее семья переехала из Англии в Антигуа, когда ей было пять лет, и Джессика не помнила, какой бывает погода в Англии.

Но она на самом деле была отвратительной. Нельзя было носа высунуть из дома, а если кто и отваживался, то замерзал через несколько минут. На прошлой неделе Джессика совершила ошибку: пошла к Беатрис, а к вечеру вернулась домой промерзшей до костей. Ей пришлось долго отогреваться — сначала она приняла горячую ванну, потом долго сидела у камина, укутавшись во все шерстяное, пока не перестала стучать зубами и вернула способность говорить. А сестры над ней смеялись! Как будто сами не страдали от этого пронизывающего холода.

Ей нравилась Англия. Нравилась пышная зелень деревьев и трав летом, нравились люди, величественные дома, шум и суета города. Но погоду она ненавидела. Впору было возвращаться домой на Антигуа.

Про себя Джессика посмеивалась. Зачем возвращаться? Их мать все еще жила на Антигуа. Хотя Серена регулярно посылала ей деньги, никто из сестер Донован не хотел возвращаться к сварливой властной матери.

Несмотря на погоду, Англия все же была гораздо лучше.

Сегодня горничная Джессики сообщила, что со вчерашнего дня температура повысилась на целых десять градусов и погода стала вполне сносной.

Джессике надоело сидеть в четырех стенах, к тому же она скучала по Беатрис. Она спросила сестер, не хотят ли они составить ей компанию, но они были заняты Марджи, которая делала первые шаги, отчего все взрослые в доме пришли в неописуемый восторг. Серена даже всплакнула, хотя Джессика заподозрила, что это были не только слезы счастья: это были слезы по потерянному ребенку, которого она так страстно желала, а теперь опасалась, что больше не сможет иметь детей.

Феба и Оливия, кажется, тоже все поняли, окружив Серену заботой и вниманием. Джессике хотелось утешать Серену, но сестры не оставляли ей такой возможности.

Поэтому она надела теплый плащ, шляпу, перчатки и ботинки, ведь к тому времени, когда она будет возвращаться, температура наверняка снова упадет до нуля, и отважилась выйти из дома.

Мороза не было, и по сравнению с прошлой неделей воздух даже немного прогрелся. Но не так, как бывало каждый день в году на Антигуа, отметила Джессика.

Она шла быстрыми шагами по мокрой грязной тропе и уже через полчаса была у дома Беатрис. Джессика подошла к входной двери и постучала, как делала обычно.

Никто не вышел.

Минуты шли, и Джессика начала волноваться. Беатрис никогда не покидала дома. Значит, либо приехал ее муж, либо Беатрис велела слугам не открывать ей дверь.

Первое казалось более вероятным. Джессика спустилась по ступеням и посмотрела на окна первого и второго этажей. Все было тихо. Никакого движения.

Был один надежный способ узнать, дома ли этот ужасный лорд Фенвик: проверить, стоит ли его карета в конюшне.

Приподняв юбки, Джессика обошла дом и подошла к конюшне. В дверях она столкнулась с помощником конюха, который, завидев ее, в испуге отскочил. В руках у него была испачканная в навозе лопата.

— Извини! — воскликнула Джессика.

Мальчик смотрел на нее, разинув рот.

Джессика приветливо улыбнулась:

— Ты можешь мне сказать, дома ли лорд Фенвик?

— Лорд Фенвик, мисс?

— Да. Лорд Фенвик. Он здесь?

— Здесь, мисс?

— Лорд Фенвик здесь? — повторила она, теряя терпение.

— Нет, мисс. Он вернулся в Лондон сегодня утром.

Сердце Джессики сжалось.

— А когда он приехал?

Мальчик задумался.

— Он приехал в воскресенье, когда мы все были в церкви, мисс. Значит, он был здесь четыре дня.

О Господи. Джессика обернулась на дом, потом поблагодарила мальчика. Тот зарделся и что-то забормотал, но она уже повернулась и спешила к дому. На сей раз она не стала стучать, а просто попробовала повернуть ручку двери, которая вела на половину прислуги. К счастью, дверь не была заперта.

Джессика вошла на кухню, порядком напугав кухарку. Она уронила ложку в кастрюлю, в которой что-то кипело, и воскликнула:

— О! Мисс Донован, я… — Она запнулась и покраснела.

— Я пришла навестить леди Фенвик.

Вытерев руки о передник, кухарка бросила нервный взгляд на дверь. Большинство людей в этом доме боялись лорда Фенвика и ни во что не ставили Беатрис, но кухарка и ее хозяйка подружились благодаря общему увлечению кулинарией. Беатрис говорила Джессике, что кухарка в случае чего в любом случае будет на стороне хозяина: она его боится, да и он платит ей. Беатрис не винила ее за это. А Джессика не могла этого понять.

— Лорд Фенвик уехал, не так ли? — резко спросила Джессика.

— Да, он…

— Тогда я иду наверх.

— Подождите! Моей хозяйки нет дома, мисс Донован.

Джессика нетерпеливо фыркнула.

— Мы обе знаем, что это неправда.

Джессика вышла, не обращая внимания на протесты кухарки.

Сердце гулко стучало у нее в груди. В коридорах было слишком тихо и пусто.

Сначала она проверила нижнюю гостиную. Обнаружив, что там никого нет, Джессика поднялась наверх и заглянула в салон и библиотеку. Там тоже было пусто.

Подойдя к двери спальни Беатрис, Джессика тихо постучала.

Ответа не последовало.

Она постучала громче и прислонила ухо к двери. Джессика хотела позвать Беатрис, но в случае, если та была в спальне, избитая мужем, она может и не откликнуться на голос Джессики.

Беатрис снова не ответила, но Джессика услышала какое-то шуршание и чуть приоткрыла дверь.

В комнате было тихо, а серый полог над кроватью Беатрис был задернут. Джессика подошла к кровати и медленно отдернула полог.

То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть.

Беатрис лежала в постели. Оба глаза заплыли так, что она с трудом могла их открыть. Рот тоже распух, и на нем были следы запекшейся крови, а возле виска была видна кровавая полоска.