«Домом» оказалась пристройка шестидесятых годов над кухней для мальчиков. Прихожую устилал ковер, сильно смахивавший на утеплитель для полов (чем он, скорее всего, и был), угловая дверь вела в туалетную кабинку с навечно поднятым черным пластмассовым сиденьем, треснутым унитазом и розовой подстилкой перед умывальником.

— Красотой не блещет, зато удобно, все рядом, — сказал мой муж, демонстрируя тесные комнатенки с окнами на плоскую крышу кухни.

— Точно, — согласилась я, пытаясь скрыть разочарование.

— Наш зав не хочет, чтобы я тут рассиживался. Говорит, мое место рядом с мальчишками.

Окрашенная в фирменную синеву шестидесятых, кухня освещалась одинокой голой лампочкой, а подъемное окно нечем было задернуть, чтобы отгородиться от вида мусорных баков. Глубокую трещину в стене над раковиной наполовину скрывал постер с блаженным ликом Оливии Ньютон-Джон, поневоле исполнявшей здесь роль святой покровительницы стирки.

Спальня в конце коридора вдохновения не добавляла: одинарная кровать, над ней опять постер — с Брюсом Ли, — и опять окно без штор.

— Нас любой может увидеть, — посетовала я, глядя в окно на крышу кухни и сарай во дворе.

— Скоро привыкнешь.

— Вряд ли.

Мы притащили из лазарета вторую кровать и, приставив к уже имеющейся, слепили шаткое подобие брачного ложа; обнаруженные в кладовке шторы, кое-как очищенные от паутины, прикрыли окно спальни. Все горизонтальные поверхности в комнате были покрыты изрядным слоем пыли и уставлены снимками мальчишек, державших спортивные трофеи. Такие же призовые кубки — с выгравированными именами победителей или еще ждущие своих хозяев — вкупе все с той же пылью занимали подоконник в прихожей. Сушильный шкаф был забит спортивным инвентарем и мячами всех сортов — для регби, крикета, футбола, хоккея, тенниса, водного поло, сквоша, волейбола. Словом, для меня места в квартире практически не оставалось.

— Только не проси все это вытаскивать, — предупредил мой муж, наблюдая, как я вываливаю содержимое шкафа на пол.

— Что делать с мячами?

— С мячами я сам разберусь. Как насчет чаю?

С чашками в руках мы устроили экскурсию по «Соун-Хаус». Вне стен крохотной квартирки я вздохнула с облегчением. Мы заглянули в просторную игровую с бильярдным столом, в телевизионную комнату со множеством колченогих стульев и в светлую столовую с высокими окнами, выходившими на крикетную площадку. Глянцевые портреты звезд спорта и красоток в мокрых футболках отличали в остальном идентичные детские спальни. На самом верхнем этаже находился кабинет моего мужа.

— Вот здесь я провожу дни напролет, — сказал Учитель, распахивая дверь.

И неудивительно: панорама города и моря изо всех окон, письменный стол, мягкий диван и настоящий камин. В сравнении с кабинетом холостяцкая квартира могла лишь наводить тоску.

У нас было четыре дня на то, чтобы устроиться по-семейному, но возвращение с каникул семи десятков мальчишек страшило меня куда меньше, чем перспектива обеда у заведующего пансионом и его жены.

— Как мне одеться? — спросила я у мужа.

— По-взрослому и, главное, побыстрее, чтоб не опоздать.

За десять минут до назначенного времени я все еще копалась в одежках, разбросанных на кровати.

— Смахивает на блошиный рынок, — заметил Учитель.

— Мне нужен шкаф. — Я натянула мини-юбку из твида и черную водолазку, расчесала влажные волосы. — А где твой фен?

— Мужчины не пользуются феном. Ну же, пойдем. Терпеть не могу опаздывать.

Я наскоро стянула волосы в пучок, и мы бегом помчались к заву, чья квартира занимала целое крыло главного корпуса «Соун-Хаус». Из гигантской, обшитой деревом прихожей изящная деревянная лестница вела к четырем спальням на втором этаже, то есть вровень с нашей конурой, но по другую сторону пожарного выхода, а по сути в совершенно другом мире.

Глава пансиона вышел приветствовать нас из кухни. Маленький, бородатый и лысый, Эрик был с ног до головы в темно-синем, с поблескивающими серебром «молниями», замочки которых болтались на карманах его кримпленовых брюк. Без особых церемоний он засеменил впереди нас в элегантную гостиную: пылающий в камине огонь, персидские ковры, уютные диванчики, изящные китайские лампы. В углу комнаты, спиной к нам, его жена Хельга наполняла блюдо орехами и звучно жевала те же орехи. Нас она не замечала, и Эрик, сообщая о прибытии гостей, хлопнул по обращенному к нам заду жены. Хельга выпрямилась и обернулась, пунцовея.

— Топро пошалофать, — произнесла она с бесспорным австрийским акцентом.

Дама нешуточных размеров, Хельга выглядела еще массивнее рядом с карликом-мужем, а ее поросячьи черты служили напоминанием о первом браке: она была замужем за владельцем одной из крупнейших свиных ферм на острове. Знакомясь, Хельга встряхнула мою руку. Пальцы ее были жирными и липкими от орехов, на верхней губе белели кусочки кешью, которые она слизнула, прежде чем вымучить улыбку.

Разлив по бокалам херес, Эрик уселся рядом со мной на одном из диванчиков, Хельга же заняла место на другом, рядом с моим мужем. Тот подмигнул мне, явно предупреждая, что легко не будет, — и беседа заскрипела, как ржавая пила.

Вторично наполнив свой бокал, Хельга вернулась к моему мужу, шмякнула ладонью по его бедру и провозгласила театральным шепотом:

— Полше ни у кого ф школе такой шены нет. Пострафляю!

— За вас и за ваше совместное будущее, — быстро вставил Эрик, поднимая бокал.

— Сколко фам лет, фы гофорите? — поинтересовалась Хельга.

— Двадцать два, — соврала я.

В свои девятнадцать я годилась в подруги скорее старшеклассникам, чем тридцатидвухлетнему Учителю, и потому мы с ним сошлись на двадцати двух как на приличной и правдоподобной альтернативе.

— Я тоше в перфый рас фышла самуш в тфатцать тфа, — сообщила Хельга. — Толко этто плохо кончилось. Мошет, уше пойтем кушать?

Обед нас ждал на кухне. Допотопная газовая плита, длинный и узкий, наподобие монастырского, стол, накрытый на пятерых. Пока я гадала, что за смельчак отважился опоздать на обед к заву, дверь открылась.

— Разбиралась с кроватями. Похоже, одной не хватает, — сообщила бледная крашеная брюнетка, ковыляя к столу на шпильках-гвоздиках. Ее юбка слепила карамельным розовым, чулки отсутствовали, убийственные каблучки белых лодочек цокали по каменному полу. По-моему, ей было жутко холодно. И по-моему, далеко за пятьдесят.

Застопорив процесс нарезки свиного окорока, Хельга провозгласила:

— Наша экономка, прошу люпить и шаловать! А этто наша нофая коспоша учителша.

Все хмыкнули, включая и моего мужа. Неловкое молчание прервал гул электроножа в руках Хельги, которая снова сосредоточилась на окороке. Угодливый в присутствии супруги, словно обслуга королевских апартаментов, Эрик обнес всех красным вином.

Экономка уселась напротив меня и протянула через стол костлявую руку с кровавым, по краям ободранным лаком на ногтях.

— Добро пожаловать, — сказала она. — С корнем, как говорится, всю прежнюю жизнь вырвали ради нашего острова?

— Уш слишком она молота, — возразила Хельга. — Сколко там той шисни пыло, чтопы что-то фырыфать?

Эрик вновь поспешил захлопнуть рот жене:

— На каком факультете учились?

— Вообще-то я не…

— Как? Она не получила диплома?

Эрик развернулся к моему мужу, словно тот был более надежным источником информации. Я уж собралась отчитаться о полученном монастырском и секретарском образовании, как вдруг от неожиданности подпрыгнула на стуле: в окне кто-то мелькнул.

— Что с вами? — поинтересовался хозяин.

— Все в порядке. Просто… во дворе, кажется, полицейский.

— Этто мой малшик, — объяснила Хельга и отперла дверь, впустив сыночка ростом под два метра ростом, в форме и каске, которую он и не подумал снять.

— Фсегта сапыфает ключи, прафта, торо-гой? — Хельга приложилась губами к щеке «мальчика», чей взгляд был прикован к свиной ноге на доске рядом с плитой.

— Мясо у всех есть, так? — гаркнул он и, не дожидаясь ответа, перевалил ногу на тарелку, схватил нож с вилкой и был таков.

Эрик, закрыв глаза, припал к бокалу с вином — выносить присутствие пасынка, очевидно, было выше его сил. При желании гигант полицейский мог бы раздавить отчима одним пальцем; не приходилось сомневаться, кто в этой семейной троице лидер.

* * *

Тем вечером, лежа в постели, мы с мужем поклялись под любыми предлогами увиливать от званых обедов у Эрика и Хельги. Могли не утруждаться. Нас больше не приглашали.

На третий день нашего брака пришло письмо от Эрика, где он не пожалел слов, чтобы отказать мне в принадлежности к трудовому коллективу «Соун-Хаус».

— Вот тебе и госпожа учительша, — вздохнула я.

— Школа не имеет в своем распоряжении средств на лишнего сотрудника, а принимать ваши услуги бесплатно мы себе позволить не можем. Потому вам лучше сразу отстраниться от участия в жизни школы, — разъяснил Эрик свою мысль при личной встрече и добавил, протягивая вырванное из газеты объявление: — Примите к сведению, что фирме «Ангелы офиса» требуются временные секретарши. Не тяните с этим, лучше сходить прямо сегодня. — Вновь уткнувшись в «Спортивные новости», он отхватил порядочный кус шестого бутерброда.

Тем же утром я зашагала вниз по холму, в город. Изумительно теплое для октября солнышко светило так ласково, что мое настроение не могли испортить ни отповедь Эрика, ни предстоящее интервью у «Ангелов офиса». В открытом кафе у цветочного рынка я заказала кофе с круассаном, вспомнила мамины завтраки — и вдруг сообразила, что впервые в жизни сижу в кафе одна. Эта мысль придала мне взрослости даже более ощутимо, чем замужество. Кто теперь может запретить мне часами блаженствовать в обществе Бодлера, Бальзака, Флобера?.. Воодушевленная мечтами и кофеином, я продолжила свой путь по главной городской улице к офису «Ангелов», где мне живо подпортили жизнь, отправив в «Крэппер и Джарндис — адвокаты, поверенные, нотариусы». Я получила место временного секретаря в отделе недвижимости.

— Будем надеяться, что вы продержитесь дольше, чем предыдущая барышня, что печатаете быстрее, нежели она, а ваш французский не так слаб, — сказал Терри, посасывая то, что когда-то было сигаретой. — Этот контракт мне нужен через час. — Он бросил на стол длиннющий документ на французском.

Я провела целый день за капризной развалиной вместо пишущей машинки, в самом темном углу мрачного кабинета, зато успела полюбить Терри. Он был резок, но эта манера шла его угловатой внешности, всем его каким-то острым чертам: даже макушка торчала вверх горным пиком. Я принимала его за главу отдела, пока из матово-стеклянного закутка не выкатился человечек, которого сотрудники называли Гладиатором, в сопровождении тощей женщины, поникшей под тяжестью кипы папок. Тощая была секретаршей Гладиатора, восседала перед вечно закрытой дверью его кабинета и работала только на него — разве что Терри по-настоящему зашивался с делами.

— Мы тут не за красивые глаза платим, — сообщила Сандра, изогнув выщипанную в ниточку бровь и добавляя папок мне на стол. — Это сделать сегодня же, иначе Терри здорово вляпается.

Узнать неопытного новичка было нетрудно, однако персонал низшего звена, возможно из сочувствия, меня принял: со мной шутили, предлагали чай.

Под конец рабочего дня Терри навис над столом, дымя сигаретой.

— Ну как, все в порядке?

Мои пальцы уже уверенней били по клавишам, и хотя спринтером в машинописи я еще не стала, с контрактами справилась полностью. Подписывая табель, Терри ухмыльнулся:

— В понедельник жду, если ничего лучше не найдешь.

Я пять часов без остановки колотила по клавишам, чертовски устала и проголодалась, глаза слезились, а волосы провоняли дымом, но, услышав эти слова, я поняла, что вернусь. На холм я поднималась с единственным желанием: домой, домой, домой. Дома мама, и по четвергам она обычно готовит луковый суп. Я соскучилась. И очень надеялась, что после первого рабочего дня муж меня встретит, потому что без него жизнь на острове не имела никакого смысла.

Открыв входную дверь, я тотчас поняла, что в пансион вернулись мальчики. «Соун-Хаус» гудел как улей, на кухне шестеро женщин в белых халатах и колпаках готовили ужин в гигантских чанах и, перекрикивая друг друга, бряцали подносами из нержавейки. Новых лиц с меня на сегодня было достаточно; шмыгнув мимо кухни, я взлетела по лестнице. Моя мечта о покое в нашем гнездышке разлетелась в прах, едва я переступила порог. Квартиру невозможно было узнать: по кухне словно смерч прошел, холодильник настежь, а на полу в гостиной дюжина младшеклассников поглощали шоколадное печенье с апельсиновым соком без отрыва от телеэкрана с мультиком. По звонку в шесть часов все они сорвались с мест, пролетели мимо меня, словно я была пустым местом, и вместе со стекавшимися отовсюду другими мальчишками ринулись на вечернюю перекличку. Я выключила телевизор, немного постояла в тишине. Кухонные запахи усилились. На ужин давали сосиски с фасолью.