– Не боишься? – крикнул ему Егор.

– А чего мне бояться, – задиристо ответил охранник.

Хотя Егорка видел, что ему не по себе.

– Как чего? Это мои Боги гневаются. Перун осерчал, сейчас молнией тебе прямо в лоб шарахнет.

– Да пошел ты вместе с твоим Перуном, – крикнул охранник.

В этот момент громыхнуло так, что от неожиданности тот присел. Начали падать крупные капли дождя. Начался ливень. Хорезмиец пытался спасти костер, закрывая его щитом от дождя, но безуспешно. Сильные порывы ветра задули слабое пламя. Молнии вспыхивали все чаще, можно сказать, что они сверкали регулярно. Буквально каждые две-три минуты. Часовой уже сам пытался защититься от дождя, держа над головою щит.

– Эй, – окрикнул его Егор.

– Чего тебе, – огрызнулся часовой.

– А ты знаешь, отчего высохло это дерево, к которому вы меня привязали?

– Ну, знаю, молния в него ударила.

– И ты, зная об этом, так спокойно стоишь здесь.

– Ну, не такой уж я и дурак, – ухмыльнулся часовой. – Молния не ударяет дважды в одно место.

– Это правильно, молодец, – крикнул, превозмогая шум, Егорка, – в дерево оно уже не ударит. А вот, ты – для нее новая мишень. Мы же находимся на возвышенности.

– Закрой рот, – рявкнул охранник, – накаркаешь еще.

Егорка уже его не слышал. Он поднял голову, подставив лицо дождевым струям. Он получал от всего этого определенное удовольствие. Ночная гроза была в самом разгаре. Сверкали молнии, донося через некоторое время рокоты грома. Вспышки света озаряли окрестности, крепостные стены города, обездвиженный, словно вымерший лагерь хорезмийцев у подножия холма. Он видел себя со стороны, словно обретя сверхъестественное зрение. Распятую фигуру, довлеющую над пространством. Ему казалось, что ничего более значимого не существует в этом мире, лишь он, распятый на холме и эта невероятная гроза. И он даже подумал, что все эти годы прожил ради этого момента единения с природой – божественной сущностью. Он ощущал себя неразрывной, нераздельной частью этой ночи, этой грозы и этого ландшафта. Ему казалось, что с минуту на минуту он может воспарить вместе со своей перекладиной из обожженного молнией дерева, раскинув руки. Собственно, они уже давно были раскинуты, в ожидании полета. В этот момент молния сверкнула совсем близко, почти над головой. Егорка услышал испуганный возглас, крепкое ругательство. Он посмотрел вниз и увидел, как хорезмиец, согнувшись, бежит к палатке сторожевого поста.

– Что-то я в тебе раньше подобного нарциссизма не замечал, – услышал он. – Тебе не кажется, что ты впал в преувеличение. Да, не крути ты головой. Я перед тобой.

Егор различил перед собой человека, который сидел прямо в воздухе, словно развалившись в невидимом кресле. Сквозь пелену дождя, лица было не разглядеть. Глаза Егорки заливало дождем.

– Назар? – неуверенно спросил он.

– Он самый. Не узнал, что ли? – ответил старый знакомый. – Нехорошо друзей забывать.

– Да я не вижу ничего.

– Это называется – залить глаза.

– Тебе виднее, только, чем издеваться, козырек бы, какой приспособил.

– Это можно, – согласился Назар, – в правилах про это ничего не сказано.

Вокруг головы Егорки образовался сектор, укрывший его от дождя.

– Спасибо, – сказал Егорка, – это на время разговора, потом можешь убрать.

– Как скажешь, – ответил Назар, – а это ты хорошо сообразил. Я тоже что-нибудь приспособлю.

Над головой Назара появился едва заметный серебристый купол.

– Ну, – спросил Егорка, – зачем пожаловал?

– Хорошо ли встречать друзей таким вопросом? – укоризненно спросил Назар.

– А мы друзья? – спросил Егор.

– А разве нет? – удивился Назар. – Обижаешь ты меня. Я к тебе со всей душой, а ты насмешничать.

– Какие тут насмешки? Просто уточнить хотел. Ну, коли так, то будь другом – развяжи меня.

– Подловил ты меня, хитер, ничего не скажешь. Но этого я не могу сделать. Прости, не положено.

– Кем не положено?

– Должностной инструкцией, ты уж друг, сам выпутывайся.

– Ну что же, инструкция – есть инструкция. Это я понимаю.

– Дружба – дружбой, как говорится, а служба – службой. Давай поговорим лучше, чего замолчал-то?

– Это вряд ли. Несподручно мне с тобой разговаривать, – после долгой паузы объявил Егор.

– А что так?

– Руки у меня затекли, не до болтовни.

– Это как раз-таки мы поправим.

Назар щелкнул пальцами, и Егор вдруг ощутил, как исчезает тяжесть в перекрученных веревкой руках и во всем теле появляется легкость.

– Ты лучше мне скажи, какого рожна ты в это дело влез? – продолжал Назар. – Воевать отправился. Жизнью своей рискуешь ради междоусобной распри этих царьков мусульманских.


Вокруг грохотала гроза, дождь лил с такой силой, словно он только что начался. Влаги в воздухе было столько, что от давешних городских пожаров не осталось и следа. Ни всполоха, ни блика. Ливень залил все.

Егорка молчал долго. Минут через десять Назар сказал:

– Ничего, ничего. Я не тороплю с ответом. Но пока ты думаешь, я просто свое видение ситуации выскажу. Вы выскользнули из Иерусалима, живыми и невредимыми. При этом, одурачив могущественного человека, Великого магистра госпитальеров. Ты получил в жены молодую девушку, дом, деньги – все у тебя было. Зачем?

– Вообще-то она мне еще не жена, – заметил Егор, – мала больно. А насчет остального. Видишь ли, не знаю, как там у вашей братии на небесах или где вы еще обитаете. Человек не может быть долго без дела. Я не знал, чем занять себя. А они меня уговаривали. Я согласился.

– Согласился воевать за интересы тюркских эмиров.

– Нет, конечно, они меня убеждали в том, что миссия султана Джалал ад-Дина – одолеть татар, перешла к ним. Моей родине тоже досталось от проклятых. А вышло из этого то, что ты видишь перед собой.

– И ничего не напоминает тебе эта ситуация? – вдруг спросил Назар, – эта поза, в которой ты оказался.

– Мне это ничего не напоминает, – ответил Егорка, – но я понимаю, к чему ты клонишь, ибо это лежит на поверхности.

– Прекрасно, – с явным удовольствием сказал Назар, – мне всегда нравилась цепкость твоего ума. Это удивительно как простой охотник оказался столь восприимчив к знаниям, я бы даже сказал охоч. Да, но я отвлекся. Так и что же ты об этом думаешь?

– Ровным счетом ничего, – бросил Егорка, – я, вообще, не вижу связи.

– Не лукавь, Егор, тебе это не к лицу.

– Ладно, – согласился Егор, – я могу признать то, что я сейчас нахожусь в той же позе, что и тот бедолага, из которого вы сделали идола. Но из этого ничего не следует. Это я говорю на тот случай, если ты опять вздумаешь охмурять меня.

– Ну что ты, – укоризненно молвил Назар, – как можешь ты говорить про меня такое. Мне это вообще не к лицу. Охмурять, как ты выразился можно темного невежественного человека, но не тебя – с твоим ясным аналитическим умом.

– Хотя, – задумчиво сказал Егорка, – мы могли бы еще полетать, как в прошлый раз. Больно руки затекли, размяться хочется.

– Полетов не будет, – категорически сказал Назар.

– Это почему же? – весело спросил Егор. – Неужели на мне крест поставили?

– Погода нелетная, – насмешливо произнес Назар. – А насчет креста, ты точно подметил, прямо в самую точку попал. Хорошая идея.

– Ладно, летать не будем. А как насчет вина? В прошлую нашу встречу, ты меня отменным вином угощал. Выпьем?

– Нет.

– Корыстные вы все-таки ребята, – заметил Егор, – все с умыслом делаете. А чего тогда, позволь полюбопытствовать, ты сюда явился? На мучения мои глядеть?

– Нет. А почему ты обобщаешь?

– Наверное, не ты один этим делом занимаешься. Наверное, сотни вас рыщет по белу свету в поисках паствы?

– Хорошая идея, – задумчиво повторил Назар, – надо будет предложить начальству.

– О чем это ты?

– О кресте, из этого хороший символ может получиться – христианский.

– А что сейчас?

– Рыба, ихтис. Акроним слов – Иисус Христос Божий сын Спаситель. Это по-гречески. Первые христиане рисовали на стене рыбу, посвященные понимали, с кем имеют дело.

– На рыбу смотреть приятнее, – заметил Егорка, – чем на крест. Ассоциации разные.

– Так в этом-то все и дело.

– Ну что ж, раз так, то с тебя причитается. Авторские, так сказать, отчисления.

– Что-то я не понимаю к чему это ты?

– К тому, что от рыбы я бы сейчас не отказался… с хорошим вином. А? Что скажешь?


К этому времени дождь ослаб и из палатки вышел охранник, чтобы проверить арестанта. Подойдя, он проверил крепость уз, глумливо сказал:

– Как дела, начальник, нигде не тянет, не жмет?

Охранник стоял прямо под невидимым креслом Назара и тот сверху вниз разглядывал его.

– Наверное, ты думаешь, что меня уже никогда не развяжут, – бросил Егорка.

– Ты, что же урус, еще мне грозить будешь? – зловеще спросил охранник, – сейчас ты у меня иначе заговоришь.

Он стал снимать ремень. Но в этот момент прямо над головой сверкнула молния, и раздался оглушительный треск. Охранник, закрыв голову руками, бросился в палатку. Дождь припустил с еще большей силой.

– Спасибо, – сказал Егорка, – пустячок, а приятно.

– Не понимаю, о чем ты, – отрекся Назар, – я здесь не причем.

– Пусть будет не причем. Так как насчет, выпить и закусить.

– Ладно, – сдался Назар, – была, не была, полетели. Напишу в отчете, что клиент все еще подавал надежды. Верно? У нас же есть еще надежда?

– Конечно, – легко согласился Егорка, – надежда, как говорится, умирает последней. Или, лучше сказать, пока живу, надеюсь.

В следующий миг Егорка уже несся, рассекая воздушные слои атмосферы. Грозовой фронт остался далеко внизу. Над головой сверкали мириады звезд и тысячи солнц. Через короткое время тучи остались позади, и внизу теперь мерцала, отсвечивая зеленовато-синим цветом, бескрайняя равнина.

– Куда летим, ангел-спаситель? – крикнул Егор.

– Есть одно подходящее местечко, – услышал он в ответ, – тут недалеко.

– А что внизу?

– Как что, море. Не видишь, что ли.

– Море? – удивился Егор. – Никогда бы не подумал. А нельзя ли спуститься пониже?

– Чего зря высоту терять, спустимся, когда прилетим. Еще увидит кто. Чего зря людей пугать.

Сразу же после этих слов стали снижаться и вскоре сидели под навесом на скалистом берегу. Сверху было видно, как волны пенятся и ударяют в валуны, хотя вдали море было спокойным.

– Это Кипр, – не дожидаясь вопроса, объявил Назар. – Хозяин этой корчмы замечательно готовит рыбу на решетке. Очень вкусно. Ты что будешь – тунца или барабульку?

– Мне эти названия ни о чем не говорят.

– Это рыбы так называются.

– Тогда тунца.

– Почему именно тунца.

– Более благозвучно, а то, что это за рыба такая – барабулька. Рыбу с таким названием только кошкам скармливать.

– Это ты напрасно, барабулька – очень вкусная рыба. Тунец по мне, несколько суховат. Могу еще заказать рыбное мезе, это так здесь ассорти называется.

– Заказывай, что хочешь. Дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Только не рановато ли мы сели. Еще совсем темно.

– Ничего, рассвет уже близок. А ты знаешь, откуда пошло это выражение?

– Нет.

– С осады Трои. Кстати, пить, как сказал поэт – надо начинать спозаранку, чтобы встретить наступающий день во всеоружии.

– Видать, отъявленный пьяница был твой поэт.

– Его звали Омар Хаям.

– Я, почему- то так и подумал, – заметил Егорка. – Мы долго будем здесь сидеть? Может позвать кого, позвонить в колокольчик.

– У тебя есть колокольчик?

– Нет, это я так, образно выразился.

– Я уже сделал заказ, – отозвался Назар.

Егорка оглянулся и увидел невысокого человека средних лет, он спешил к ним, насколько это было возможно спешить, держа на плече огромный поднос. Он поздоровался с таким невозмутимым видом, словно гости посреди ночи были для него обычным делом. Хотя это было не так. Егор заметил, как он зевает украдкой и трет глаза. Переложив все с подноса на стол, он зажег факелы, прикрепленные к столбам навеса на высоте человеческого роста. Уходя, он сказал:

– Подкрепитесь пока закусками, господа, рыба скоро будет готова.

Проводив его взглядом, Егор сказал:

– Мне понравилась рыба, которую я ел в Иерусалиме, не могу вспомнить название.

– Аурата, – сказал Назар.

– Точно, как ты узнал? – удивился Егор.

Назар неопределенно пожал плечами.

– Аурата – вкусная рыба, но надо и другие попробовать. Однако, ты не пьешь, друг мой.

Назар сломал печать кувшина и наполнил чаши.

– Кстати говоря, мне больше нравится другая рыба – лаврак. Ну, это, когда мне приходиться есть… и пить. Так-то я на диете, как ты понимаешь. Подолгу.

– Как это понимать – подолгу?

– До нашей встречи, я не ел и не пил ровно триста лет. Твое здоровье!