Шейла Бишоп - Девица на выданье

Музыка растекалась вокруг прелестным вальсом, и Верни, изучая свою невестку, удивлялся ее самообладанию. Прошло уже четыре дня, как Хенчмана последний раз видели в округе, и все это время она, должно быть, жила в постоянном ужасе, что он выдаст ее секрет Ричарду. Он этого не сделал, и, вероятно, она начала верить, что опасность миновала. Вряд ли ей могло прийти в голову, что он прямиком направится к Луизе.

– Луиза. Она была центром дилеммы. Верни точно знал: если ей позволить когда-нибудь прочесть рассказ миссис Сэттл, ничто на земле не остановит ее, – она отнесет «признание» Ричарду. Он должен избавиться от письменного заявления, уничтожить его, а потом сказать Луизе, что все дело яйца выеденного не стоит, просто бесстыдное мошенничество. И в качестве доказательства вернуть ей бриллиантовые пряжки. Она будет разочарована, но поверит ему. Одержимая своей ненавистью, она считает, что он также полон решимости погубить Джулию и разрушить этот брак.

Но у этого плана была одна слабая сторона. Без бриллиантовых пряжек у него нет никаких возможностей раздобыть такую кучу денег, которую, без сомнения, потребует вымогатель. Его маленький капитал был под опекой, большую часть своего годового дохода он потратил, и никто в округе, похоже, не даст ему взаймы несколько сотен фунтов. Он может посоветоваться с Тео, который никогда не выказывал враждебности к Джулии. Но не исключено, что тот решит: христианский долг повелевает ему рассказать обо всем сэру Ричарду. Со священниками ничего нельзя знать заранее, мрачно раздумывал Верни.

Предположим, он не вернет эти пряжки. Предположим, он продаст их, чтобы заплатить Хенчману, а потом скажет Луизе, что они потерялись. К сожалению, такой вариант пришлось отбросить: это было бы не только бесчестным, но и небезопасным деянием. Луиза, может быть, и не увидит связи между потерянными застежками и исчезнувшим заявлением, но она, скорее всего, решит, что он продал бриллианты, чтобы заплатить карточные долги. Ход мыслей у Луизы всегда одинаков. Она пожалуется Тео и, возможно, даже Ричарду, последует ужасающая семейная сцена, во время которой могут выплыть на свет реальные факты. Нет, трогать эти пряжки нельзя.

В музыкальную комнату вошла торжественная процессия: дворецкий Сметхерст и двое ливрейных лакеев с принадлежностями для чаепития. Был поставлен стол, опущен на место серебряный канделябр, и слуги торжественно удалились. Джулия закончила играть и подошла к столу.

– Это было очаровательно, – сказал Ричард. – Для меня в арфе есть нечто волшебное. Я мог бы слушать ее вечно.

– У меня никогда не было лучших слушателей, чем ты и Верни:

– Нас никогда так хорошо не развлекали. Кстати, я пришел к выводу, что девочки разучивают еще сцены из Шекспира.

– Да, они даже убедили Дика принять участие.

– Что за пьеса на этот раз?

Джулия опустила кувшинчик со сливками.

– Они разучивают несколько отрывков из «Отелло».

– Господи боже! – непроизвольно вырвалось у Верни.

Джулия протянула ему чашку, бросив на него взгляд, одновременно встревоженный и задумчивый.

– «Отелло»! – повторил Ричард. – Что за необыкновенный выбор? Не знаю, о чем думает мисс Пригл.

– Мисс Пригл не виновата, Ричард. Они спросили меня, нельзя ли им выбрать эту пьесу, и я сказала «да». Мне не пришло в голову, что тебе это может не понравиться.

– Моя дорогая Джулия, ты должна была читать «Отелло», даже если никогда не видела эту пьесу на сцене. Она полна сюжетов, которые совершенно не подходят для декламации Китти или Хлои, и замысел в целом слишком мрачен и не понятен для школьниц.

Ричард, когда был встревожен, мог нагнать страху. Он поставил на стол чашку с чаем и сидел нахмурясь, положив руку на подлокотник кресла. Его белые пальцы, лежащие на темной поверхности красного дерева, неожиданно напомнили Верни коричневые пальцы Отелло, обхватившие белую шею Дездемоны.

– Мне очень жаль, что ты расстроился, – помертвев, выдавила Джулия.

– Не могу себе представить, почему они выбрали «Отелло».

– О, это я могу тебе объяснить. Девочки отдали свои сердца трагедии, а Дик просто хотел сыграть комическую роль. Он согласился участвовать в пьесе при одном условии: если ему позволят зачернить лицо.

Одно мгновение Ричард смотрел на нее, а потом разразился хохотом.

– Что за глупость... Моя дорогая девочка, прости меня – я вел себя как медведь. Я понимаю, не имеет никакого значения, что играют эти дети, в любом случае получится фарс от начала и до конца.

Она рассмеялась вместе с мужем, но Верни подумал, что она близка к слезам.

Позже, тем же вечером, он написал два письма, которые на следующий день рано утром должен был отвезти его грум. Первое – Хенчману в «Козел и компас». Второе гласило:

«Моя дорогая Харриет! Поскольку у меня нет возможности купить молчание X., я принял решение запугать его. Я написал ему и предложил встретиться у западных ворот парка (там нет привратника сторожки) завтра, в три часа. Я буду ждать его с четырехместной коляской. Когда он явится, я ошеломлю его и завладею бумагой. После чего я намерен был предложить ему убираться, но, поразмыслив над этим, побоялся, что он побежит прямо к Л. Поэтому я решил связать его и отвезти куда-нибудь подальше, где я освобожу его,но сначала отберу у него деньги. Могу также взять его обувь. Я сомневаюсь, чтобы после этого он осмелился вернуться в Уордли. Это – грубая схема, но лучшее, что я могу придумать. Сообщаю Вам об этом потому, что прекрасно понимаю, какую громадную помощь может оказать мне Ваш совет перед тем, как принять окончательное решение. Когда все будет позади, приду повидаться с Вами. Ваш и т. д.

В. Кейпел.

Р. S. Сожгите это».

Харриет прочла записку Верни сидя в кровати, куда принесла ее хихикающая горничная, которая думала, что мистер Верни неровно к ней дышит.

С первого взгляда этот план вызвал у нее некоторое разочарование; Харриет хотелось бы видеть нечто более точное и изящное. Решение Верни ставило на карту все, в нем не было никакой хитрости. Но это могло сработать. Харриет была согласна с Верни: простое уничтожение свидетельства миссис Сэттл не оградит Джулию должным образом. Нужно было любой ценой предотвратить возможность встречи Хенчмана с Луизой.

Последние три строчки письма доставили ей огромное удовольствие. Далекая от того, чтоб «сжечь это», она спрятала письмо в ящик комода, где держала свои носовые платки, и несколько раз в день его перечитывала. На четвертый раз Харриет вдруг осознала, что в рассуждениях Верни имеется слабое место. Куда он намеревается деть кабриолет Хенчмана?

Он сам собирался отправиться на место встречи в четырехместной коляске. Это должен быть приличных размеров экипаж, нельзя же спрятать связанного человека в двуколке. Ясно, он не может взять с собой грума, чтобы присмотреть за лошадьми, и остается только надеяться, что они будут стоять смирно, пока Верни не расправится с вымогателем. Все представление должно занять всего несколько минут. Но здесь есть сложность, которую Верни, очевидно, упустил из виду: что станет с кабриолетом Хенчмана после того, как он похитит его владельца? Если его оставить там же, за западными воротами, это привлечет внимание к исчезновению Хенчмана, а далее, возможно, и к Уордли-Холлу. Гораздо лучше отвезти транспортное средство в деревню: может быть, отпустить лошадей в поле и спрятать кабриолет у кого-нибудь в амбаре. Но чтобы сделать это, ему придется на долгое время оставить свою коляску, да еще с узником, спрятанным под ковром в четырехместном экипаже. Это был бы ужасный риск. Верни нужен сообщник.

Харриет понимала: она – не тот сообщник, какого он хотел бы иметь, но было слишком поздно что-то менять. А у нее была пара рук, способных удержать лошадей, и в любом случае она была единственным человеком, которому Верни мог доверять.

И Харриет заторопилась из дома, на ходу завязывая ленты своей шляпки. Оказавшись за пределами видимости из окон пасторского дома, Харриет пустилась бегом: по дороге, вниз по травянистому холму, затем на другую сторону озера, оставив слева беседку леди Аделы, а потом по длинной дорожке к дальнему концу озера.

Собиралась гроза, тяжесть и давление душного воздуха были нестерпимы, и уже несколько капель упали на землю, небо словно истекало потом. Харриет, тяжело дыша, бежала вперед в своем клетчатом голубом платье, не сводя глаз с каскада, который сверкающими брызгами срывался с высоких готических «скал». Наконец меньше чем в футе над поверхностью озера она увидела темное окно полупогруженного в воду грота. Западные ворота находились не более чем в двадцати ярдах от него. Миновав последнюю купу деревьев, Харриет увидела четырехместную коляску. Верни отвел лошадей прямо к воротам и привязал вожжи к одному из железных поручней. Он стоял на дороге с часами в руках.

– Харриет! Что вы здесь делаете? Что-нибудь случилось? – встревоженно спросил он, быстро подходя к ней.

Харриет качнула головой, слишком запыхавшаяся, чтобы говорить.

– Я подумала... вам понадобится помощь... кабриолет Хенчмана... – удалось ей выговорить наконец.

Когда Верни в конце концов понял, почему она прибежала, он очень рассердился:

– Разумеется, я продумал, как поступить с кабриолетом, я ведь не полный тупица. Я написал, чтобы он поставил лошадей в деревне и пришел сюда пешком.

– Вы не сказали мне об этом...

– Так я скажу кое-что теперь, моя девочка. Если вы будете и дальше вмешиваться в чужие дела, вы кончите как Луиза.

– Мне очень жаль, Верни, – сказала Харриет, сраженная этим пугающим предсказанием.

– Вам лучше вернуться домой, пока не начался дождь... Хотя нет, подождите. – Верни понизил голос. – Кто-то идет по дороге. Я не хочу, чтобы Хенчман вас увидел. Идите в грот, Харри, и оставайтесь там, пока я вас не позову. И ради бога, не пытайтесь ничего больше придумывать.

Харриет послушно удалилась по маленькой лестнице, ведущей в грот. Стоя в передней комнате, выложенной ракушками, она напрягала слух, пытаясь уловить, что происходит. Скрип ворот, осторожный оклик, слова и движения... Одно было понятно: между встретившимися разгорелся спор.

Харриет тихонько спустилась обратно к нижней ступени лестницы. Теперь она довольно отчетливо слышала слова Верни.

– ...я не заплачу ни пенни, пока лично не изучу этот документ.

– Послушайте, сэр, это нерезонно. После всех тех забот и трат, в которые я вынужден был войти, я имею право на определенную компенсацию.

Голос настаивал на своем, становясь то грубым и настойчивым, то елейным и кротким. Укрываясь в тени, Харриет потихоньку пробиралась вверх по откосу, пока не увидела, наконец, вымогателя. Он оказался старше, чем ей помнилось, руки и ноги тонкие, словно конечности паука.

– Ну это мы еще посмотрим, – сказал Верни, неожиданно выхватывая пистолет. – Вы отдадите мне это заявление прямо сейчас или я убью вас!

– Такими разговорчиками меня не запугать! – насмешливо заявил Хенчман. – Эта игрушка не заряжена... вы не осмелитесь... – Он рванулся вперед, и Харриет закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

Хенчман оказался прав: пистолет не был заряжен. Но все равно он оказался полезным. Верни изо всех сил ударил рукояткой по голове вымогателя, и тот пошатнулся и рухнул в траву, где остался лежать без чувств.

Именно в эту минуту Харриет услышала где-то вдали звук голосов.

Она бросилась обратно в грот и прильнула к маленькому оконцу, прорубленному во внешней части скалы. В эту искусственную щель, слегка поднимающуюся над уровнем воды, она видела часть равнины по правую руку от себя, где дорожка, идущая по берегу озера, поворачивала в сторону, чтобы подняться на пологий холм рядом с водопадом. По тропинке шли две леди и два джентльмена, мило болтая, их голоса звучали уверенно, и они смотрели вокруг довольным взглядом хорошо пообедавших людей, которые наслаждаются теперь красотами природы. Невзирая на сытный обед, они двигались достаточно быстро и уже переходили мостки над водопадом, откуда их глазам должен был предстать пейзаж между воротами парка и гротом, который в настоящий момент включал также еще Верни, коляску и лежащего без сознания Хенчмана.

Харриет помчалась наверх, перескакивая через две ступеньки. Верни стоял на коленях, склонившись над своей жертвой, и обыскивал его карманы, моток прочной веревки лежал рядом с ним на земле.

– Там люди... этот нудный Слингсби и какие-то дамы... Что нам делать?

Верни выпрямился. Он оглянулся на коляску, мысленно измеряя расстояние до нее.

– Я успею его убрать?

– Нет, вас обязательно увидят. Может, нам сказать, что он упал в обморок?

– Он может очнуться в любую минуту. Я спрячу его в гроте, пока эти люди не пройдут дальше.

Верни поднялся на ноги, подхватил моток веревки и бесчувственное тело вымогателя, который выглядел теперь неожиданно хрупким и никак не походил на злодея. Втащив свою ношу в грот, Верни сказал: