И вот теперь Дашка, глупая, эгоцентричная, равнодушная, помешанная на самой себе, невоспитанная, с легкостью решилась повторить ее ошибку! А ведь еще пять минут назад Инна искренне недоумевала, как же она раньше умудрилась не подружиться с забавной легкомысленной коллегой, ведь, в сущности, они даже в чем-то похожи. Теперь же смотреть в Дашино пьяно улыбающееся лицо было попросту невыносимо.

– Ты нормально себя чувствуешь? – встрепенулась Дашута. – Какая-то ты бледная. Может, кофейку?

– Дашка, дура ты, – выдавила Инна, предварительно согласившись на крепкий кофе.

Даша замерла с кофемолкой в руке.

– Это еще почему?

– Просто малолетняя дура, – повторила Инна, – ничего ты не понимаешь. А потом поздно будет.

– Хочешь сказать, что я должна порвать с Резниковым? – визгливо осведомилась Даша, грохнув кофемолку на стол. В тот момент она вдруг пожалела о том, что вообще позволила Инне переступить порог своей квартиры. Эх, надо было соврать, что она не одна.

– А он-то знает о ребенке?

– Разумеется, нет! Как я могу ему сказать? В ту же минуту он забудет о моем существовании и найдет другую претендентку.

– Дашка, но он и так узнает, – покачала головой Инна. – Что ты собираешься делать? Это же тупик.

– Как будто бы я без тебя не знаю, что тупик, – разозлилась Даша, прикидывая, удобно ли под предлогом легкой истерики выставить Инну вон прямо сейчас.

– Тебе не удастся прийти в форму за три недели, – констатировала Инна. – Это же безумие. Он обо всем узнает и разозлится еще сильнее.

– Что же ты мне предлагаешь, если ты такая умная? – зло поинтересовалась Даша.

– Поговори с ним. Это самое лучшее, что ты можешь сделать.

– Еще чего! Знаешь что, дорогая моя, – прищурилась Даша, – у меня закончился кофе, так что ничем угостить тебя не смогу.

– Понимаю, – вздохнула Инна.

– Какая ты догадливая! Справишься сама или подать тебе плащ?

Инна покачала головой и молча прошла в прихожую. Долго поправляла перед зеркалом газовый шарфик, хотя в этом не было никакого смысла. Инна лихорадочно соображала, что она сделала не так и можно ли что-то исправить. У нее был шанс помочь дурочке, но вместо этого ее выгнали вон, бесцеремонно, как приблудную дворняжку.

– Даша... – В зеркале она встретилась взглядом с бывшей коллегой. – Ты, главное, не торопись. Ты подумай хорошо, решать все равно тебе...

– Спасибо за заботу и ласку. – Даша отвесила ей низкий издевательский поклон. – Но я уж как-нибудь без ваших советов справлюсь. Милости прошу. – И она распахнула перед Инной входную дверь.

Спускаясь по лестнице, Инна прокручивала в уме неприятный разговор. И почему так получается, что в последнее время она совершенно разучилась находить общий язык с людьми, которые когда-то казались ей простыми, оттого что были до последней черточки ею изучены?


– Моя жизнь – это миллион упущенных возможностей! – Женя отпила из стакана обезжиренного молока и поморщилась.

Какая гадость, и как только люди пьют это добровольно? Вообще-то она просила у Мамонтова пива, но он почему-то решил без спросу попотчевать ее «Домиком в деревне». А она была не в той ситуации, когда можно позволить себе капризничать и предъявлять претензии. Честно говоря, Женя не ожидала, что ее вообще пустят на порог.

– Как пафосно это прозвучало! – усмехнулся Миша. – Любишь ты себя жалеть. Но на мою жалость можешь не рассчитывать. К тому же твоя жизнь только начинается.

– Только вот слишком она насыщенная, – пробормотала она. – Слушай, а у тебя что, правда пива нет?

– Еще одно слово о пиве, и я вообще выставлю тебя вон, – предупредил Мамонтов, и что-то в его взгляде подсказало ей, что он не врет.

Женя с интересом вглядывалась в его знакомое лицо. Почему-то раньше она не замечала в нем такой звериной решимости. На мгновение – всего на одно – рохля Мишка даже показался ей привлекательным. Она поправила волосы (впрочем, то был скорее инстинктивный жест) и подумала: а не затащить ли его в постель? Но тут же с усмешкой оставила эту мысль – одна жесткая фраза еще не делает из недотепы мачо.

– В общем, Мамонтов, вся жизнь насмарку. Одно я знаю точно – в клинику не вернусь.

– А получится? – засомневался он. – Твои родители ведь подписали какие-то бумаги, тебя обязаны пролечить.

– А вот и фигушки! – расхохоталась она. – Во-первых, меня еще найти надо. А во-вторых... Мамонтов, я же говорю, меня напичкали какой-то наркотой. Я вся прохимичена, соображаю еле-еле.

– Ты и раньше не числилась среди интеллектуалок.

– Не хами, – миролюбиво огрызнулась Женя, – я уже лечилась в подобном заведении, и все было по-другому. Более мягко. И потом, посмотри на меня, я же абсолютно нормальна, я не собираюсь больше пить!

– А кто только что пива требовал?

– Пиво не считается, – отрезала Женя.

– Ну хорошо, допустим, ты права, – вздохнул Мамонтов, – только вот от меня-то ты что хочешь?

– Как что? – изумилась Женя. – Мне же жить негде.

– Твоя прямолинейность меня всегда убивала. А почему ты решила, что я разрешу тебе жить здесь?!

– А ты разве не разрешишь? – искренне удивилась она. – У меня и друзей-то больше нет. И потом, у тебя меня точно никто не будет искать.

– Нет, ну я удивляюсь! – Он вскочил с табуретки и принялся нервно расхаживать по кухне. – Как ты замечательно все продумала. Единственное, что не взяла в расчет, это меня.

– Миш, я понимаю, что поступила с тобой плохо... Но пойми, мне и правда больше не к кому обратиться... Денег мало, могу все тебе отдать.

– Зачем мне твои деньги? – отмахнулся он. – Ну а ты не подумала – вдруг я с девушкой живу?

– Но ты же не живешь, – удивилась она.

– Откуда ты знаешь? Может быть, она на работе.

– Да брось, Мамонтов. В твоем холодильнике сдохла мышь, а в ванной нет ни одного флакончика.

– Так же, как и в твоей, – парировал он. – А ты, душа моя, девушка, в чем я даже имел счастье убедиться.

– Да разве я показатель? Я же непутевая, – вздохнула Женя. – Мамонтов, ну пожалуйста, выручи, а? – Она посмотрела на него исподлобья, снизу вверх.

– Я не могу жить с тобой в одной квартире, прости, – после паузы выдавил он.

– Все ясно. – Женя поднялась с табурета и протянула ему руку. – Ладно, не выгнал сразу, и на том спасибо. Как-нибудь устроюсь.

Руки он ей не подал, зато положил ладони на ее плечи и силой усадил обратно.

– Постой. Я не сказал, что не собираюсь тебе помочь. Может быть, я полный дурак, но... Не выгонять же тебя в самом деле. В общем, я поговорю со своим папашей, думаю, ты сможешь какое-то время перекантоваться у него. Там всегда есть свободные комнаты.

– Вот спасибо! – горячо воскликнула Женя, и только потом до нее дошло. – Постой, а где это у твоего папы? В борделе, что ли?

– Нет, на карибской вилле, – усмехнулся Мамонтов. – Уж извини, ничего другого предложить тебе не могу.


– Где мои колготки?

– Кто спер бигуди?

– Эй, девочки, мне идет оранжевая помада?

С самого утра и до позднего вечера бордельные обитательницы перекрикивались, как горластые стайные птицы. Иногда Женя, отсыпавшаяся в самой дальней и самой тесной комнате, им втихаря завидовала. Откуда у них столько жизнелюбивой энергии, столько ничем не обоснованного оптимизма? За несколько недель проживания в этом странном месте она даже по-другому взглянула на проблему проституции в целом. Раньше она привычно относилась к жрицам любви со снисходительной и немного брезгливой жалостью. Однако в этом мире, скрытом от посторонних глаз тяжелой бархатной портьерой да ярким гримом, были, как и в шоу-бизнесе, свои касты. Крашенным басмой тонконогим молдаваночкам, мерзнущим на Ленинградке, не позавидуешь (впрочем, как и третьеразрядным эстрадным звездочкам), а вот работницы элитного борделя Мамонтова-старшего жили припеваючи и жутко боялись потерять насиженное местечко. Мамонтовское заведение было гиперпопулярно, однако девушек никто не заставлял работать с энтузиазмом ломовых лошадей. Каждая обслуживала не больше пяти клиентов в день, у каждой было два выходных дня в неделю, чтобы привести себя в порядок, почистить перышки и со вкусом потратить заработанные деньги. Поэтому и выглядели они не как затравленные и заезженные служительницы любовного культа, а как дорогие фотомодели.

Всего в банке данных Мамонтова числилось сто тридцать девушек. Многие из них работали на выездах, но почти все время от времени появлялись и в «офисе», так что скоро Женя перезнакомилась со всеми. Большинство девушек работали в конторе по совместительству, многие из них в обычной, цивильной жизни были студентками, секретаршами и даже школьными преподавательницами. У многих были семьи, которые и не знали, чем подрабатывают в свободное время красавицы. Постоянно в квартире жили лишь две девушки – восемнадцатилетние сестры-близняшки с Украины Лика и Лида, обе хорошенькие, как картинки.

Из квартиры Женя почти не выходила. Она знала, что Миша Мамонтов ведет напряженные переговоры с ее родителями, пытаясь убедить в том, что их непутевая дочь образумилась и более не нуждается в помощи наркологов. Женю и правда совсем не тянуло выпить, хотя за постоянство этого явления она поручиться не могла.

И сперва ей даже нравилось такое вот растительное существование, смысл которого состоял в том, чтобы покалорийнее поесть, понаблюдать за мексиканскими бордельными страстями и отвоевать достойное место возле телевизора. Но прошло две недели, и она впервые поймала себя на мысли, что затянувшийся отпуск начинает приводить ее в тихую ярость. А может быть, растаяло волшебное действие успокоительных пилюль, которыми пичкали ее в клинике несколько месяцев подряд?

Жене захотелось активности. Не обязательно связанной с веселым распитием алкогольных напитков и последующим вечером в полузабытьи. Нет, любой активности. Прогуляться по магазинам. Поговорить с кем-нибудь, кроме Лики и Лиды, которые, хоть и носят бюстгальтеры третьего размера, по большому счету, являются совсем еще детьми.

И вот однажды, листая старую телефонную книжку, она наткнулась на давно забытые номера Дашки и Инны. «Позвонить, что ли? – усмехнулась Женя, уже схватившись за телефонную трубку. – Хотя о чем нам разговаривать? Мы никогда не были подругами».

Она и не подозревала, что, набирая один из когда-то наизусть знакомых номеров, она в который раз повернет на сто восемьдесят градусов свою судьбу, по каким-то непонятным причинам все еще к ней благосклонную.


Олег Резников чувствовал себя разбитым и усталым. В последнее время он слишком много пил, к тому же катастрофически не высыпался, да и Дашина ненасытная молодость, точно немецкий кухонный комбайн, безжалостно выдавила из него все соки.

Запершись в захламленном просторном кабинете своего офиса, он меланхолично покуривал приобретенную в Доминиканской Республике сигару и думал о том, что ему срочно необходимо отдохнуть. Все равно где, все равно как, лишь бы остаться в долгожданном одиночестве. Можно поехать погреться на какой-нибудь средиземноморский курорт, а можно устроить неделю отчаянного спорта, колесить по морским просторам на арендованной яхте или на сверхскоростных лыжах мчаться с заснеженной горы. Смакуя на кончике языка горьковатый дым, Резников словно наяву видел себя, подзагоревшего, улыбающегося, бодро забегающего в прохладное море... Вот только выдержать бы последнюю гонку, выполнить давно данное навязчивой Дашке обещание – пристроить ее в этот чертов концерт, и все. Больше он никогда не будет так издеваться над собственным организмом. Пора завязывать и с бессонными ночами, и с коньячными литрами, да и с самой Дашкой, пожалуй, тоже.

– Олег Викторович, в приемной посетительница, – раздался размытый интеркомом голос секретарши.

Он удивленно взглянул на перекидной настольный ежедневник – никаких договоренностей и назначенных встреч не было. Неужели секретарша, дура жалостливая, опять пропустила в его приемную какую-нибудь боевитую самозванку, которая мнит себя звездой эстрады и не сомневается, что он, Олег, будет просто счастлив поспособствовать ее популярности?

– Меня нет, – буркнул он.

– Она говорит, что это очень важно и срочно. – Секретарша медленно, но верно приближалась к неминуемому увольнению.

Скольких офисных идиоток он сплавил за последние полгода – пять, семь, десять? Он давно перестал считать.

– Они все так говорят. Соврите ей что-нибудь. Я занят.

– Но она говорит...

– Да плевать мне на то, что она говорит! – вышел из себя Резников. – Прогоните ее, а потом зайдите в отдел кадров за трудовой книжкой.

Помолчав, тупая секретарша решила продолжить атаку:

– Она говорит, что дело касается Даши... – и, смутившись, добавила: – Вашего нового проекта.

О романе Резникова с девятнадцатилетней Дашей сплетничал весь офис. Сначала Олегу это нравилось – ему казалось, что в посторонних глазах он выглядит этаким донжуаном, умудренным и опытным, соблазнившим юную красотку. Но в последнее время ему все чаще казалось, что окружающие над ним безобидно посмеиваются – мол, наш-то, дурак старый, пошел на поводу у хваткой девчонки.