Мегги Леффлер - Диагноз: Любовь

— Вы с Беном близнецы! Ты будешь моей невесткой. То есть… возможно, ты ею будешь… — Алисия глотнула пива или, по крайней мере, попыталась. Ее явно удивило, что бутылка оказалась пуста, она даже несколько секунд изучала этикетку, словно ища объяснение этому факту. Переведя взгляд на меня, она продолжила: — Это твой первый уик-энд за границей. Ну и чем еще ты можешь заняться?

— Я уже решила, что в субботу поеду на Кромвел-роуд. — Я потянулась за крышкой кастрюли. Мама всегда называла их «шапочками».

— Кромвел-роуд? — переспросила Алисия. — А что там интересного, кроме сестер Фоссиль?

Я замерла, забыв разогнуться, пена полилась из кастрюли на плиту.

— Что ты знаешь о сестрах Фоссиль? — спросила я.

— Ну, это же из книги, из «Пуантов». И они на самом деле не сестры. Они сироты, которых удочерил археолог, великий дядя Мэттью. И они жили на Кромвел-роуд.

— О черт! — Я все еще не верила в то, что услышала, а крышка на кастрюле звенела, как кимвалы.

— Кто тебе нравился больше всего? — спросила Алисия.

— Пози, — ответила я. — Она была так одержима идеей стать лучшей в мире танцовщицей.

— В этом было что-то патологическое, — заметила Алисия. — Слишком уж навязчиво, на мой взгляд. Но у нее были рыжие волосы, совсем как у тебя. А я хотела быть Паулиной. Звездой экрана. И надеть сногсшибательное платье на вручение премии Академии. Паулина всегда одевалась со вкусом…

— Интересно, кто хотел бы быть Петровой, — задумчиво произнесла я.

— Петровой? Никто! — Алисия фыркнула. — Она водила самолеты!

— И даже не могла танцевать, — добавила я.

Внезапно в кухне стало тихо, но эта тишина была мирной и теплой и висела между нами подобно туману, пока кастрюля не начала подпрыгивать. Сказав Алисии, что подумаю о ее предложении, я солгала. Раз уж мама поднималась на вулкан, ныряла в море и влюблялась, то я, конечно, поеду в Амстердам. Должны же в моей жизни быть приключения.

Несмотря на мое решение отправиться в аэропорт за три часа до посадки, мы выехали довольно поздно. Алисия не хотела задыхаться в душном зале неудобно расположенного аэропорта, но к Винчестерскому аэровокзалу это не имело отношения — она просто не любила подобных мест. Четыре часа дня плавно сменились половиной пятого; мы же, зайдя в супермаркет «Сейфуэй», пропустили автобус до железнодорожной станции, а затем Алисия решила переупаковать вещи. В результате мы сели на поезд только в 17.03, чтобы через сорок пять минут оказаться в Лондоне. Алисия уснула сразу же, как только мы заняли места, а я осталась наедине со своими мыслями и усиливающимся разочарованием, вызванным этой поездкой. Мне казалось, что я совершила ошибку, что, присоединившись к Алисии, я предаю своего брата. Ну как я могла дать себя уговорить? Потом я вспомнила отсутствующий взгляд Джеммы Хокинс, которая обнимала свой живот, и решила, что стоит последовать ее примеру и отгородиться чем-то от проблем. Двигайся. Знакомься с новыми людьми. Развивайся. Ведь ты умеешь разговаривать о конце жизни с пациентами и их родными, так почему бы тебе не уговорить саму себя?

Я попыталась отмахнуться от навязчивых мыслей и потянулась за одним из модных журналов, прихваченных Алисией. К сожалению, все заголовки сводились к тому, что люди на планете только и делают, что занимаются сексом. Все, кроме меня. «Неужели я фригидна, — думала я, — и приговорена к размножению почкованием или делением?»

Модный «Можно и нельзя» встревожил меня не на шутку. Считалось, что «можно» — это худенькая шикарная модель с маленькой сумочкой, а «нельзя» — это растрепанная тетка с огромным кошельком в окружении кипы багажа: рюкзака, брифкейса и спортивной сумки, в которую можно было упаковать взрослого человека. Думаю, врача в заляпанной кровью спецодежде здесь бы явно отнесли к категории «нельзя».

Я начала нервничать, поскольку большинство пассажиров нашего вагона закурили. «Осталось всего двадцать минут, вредных для здоровья, — уговаривала я себя, — а потом на метро от Ватерлоо к вокзалу Виктория и снова на поезд, в Гейтвик». В какой-то момент я вспомнила, что забыла свои витамины, и, конечно, расстроилась.

Алисия наконец села в кресле, зевнула и предложила мне жвачку.

— Не могу. Не буду.

— Просто скажи «нет» или «спасибо», — вздохнула она, разворачивая пластинку жвачки с сахаром.

— Надеюсь, мы не опоздаем на самолет? — спросила я. — Чтобы добраться от Виктории до Гейтвика, понадобится полчаса. Черт, мы не успеем.

— Расслабься. Все в порядке, — спокойно произнесла Алисия, вытаскивая «Космополитен» из кармана на спинке переднего сиденья.

— Все курят, а я забыла свои витамины, — пожаловалась я.

— Хм, знаешь, я не доктор. И не притворяюсь доктором. Но скажи мне, мы ведь будем питаться в эти выходные? Ты хоть знаешь, как вводить пищу в организм?

— Не беспокойся, — огрызнулась я.

— А что, в еде витаминов не бывает? — продолжала насмехаться Алисия.

— Ой, забудь.

Внезапно в вагон зашел парень в очках, как у Бадди Холли. Я дважды взглянула на него, вспомнив о Мэттью Холемби. Конечно, это был не Мэттью, но очков было достаточно, чтобы я о нем задумалась. Как он там, в Сент Кэтрин, вызвали ли его в ночную смену? Встречается ли он с кем-то из новых интернов? А если начнет встречаться, скажет ли мне?

После того как я нашла компьютер в комнате отдыха для врачей, мы стали переписываться с ним по Интернету. Я рассказывала ему обо всех больничных кризисах, которые случались при мне: о мистере Тимонсе и синем коде, мистере Бодли и его психосоматической боли в груди. Мэттью обычно отвечал быстро, и благодаря его ответам во мне крепла уверенность, что я все делаю правильно. К тому же эта переписка поднимала мне настроение, заставляя смеяться. В последнем письме Мэттью написал: «Я скучаю по тебе, Холли. Без тебя тут все совсем по-другому». Вообще-то это не было похоже на ситуацию с Саймоном Бергом, где присутствовали страсть, любовь и утрата, но я чувствовала странное удовольствие, оттого что по мне скучает такой вежливый и ненавязчивый мужчина.

«Встречу ли я кого-нибудь, похожего на Мэттью Холемби? — подумала я. — Такого же хорошего, но немного более привлекательного?»

— Кстати, Эд на тебя запал, — ни с того ни с сего сказала Алисия, словно заранее знала, куда свернут мои мысли через секунду.

«Почему она вдруг подумала про Эда?» — удивилась я, заметив, что Алисия читает статью «Космополитена», где даны инструкции «Как заставить вашего мужчину изнемогать».

От одного упоминания его имени у меня появилось странное ощущение в животе.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты вышла к телефону прошлым вечером, он сказал, что у тебя такая естественная привлекательность…

— Странный комплимент. — Я, признаться, была сбита с толку и ненадолго замолчала, размышляя, не врет ли Алисия и как вывести ее на чистую воду.

— Боже, да что это за «новинки в области аксессуаров»? — возмущенно воскликнула Алисия. — Выставили девочку в вульгарном бюстгальтере со стразами, сфотографировав ее в трех ракурсах, и посчитали, что вправе назвать это «новинкой»? Каждый месяц у них «новые» упражнения или «новые» аксессуары, которые всем известны еще с третьего класса. — Она захлопнула журнал и отбросила его в сторону вместе с другими.

— Ерунда, — отозвалась я. — И что тебя так раздражает?

Алисия выпрямилась, обхватив себя руками поверх темно-красной блузки из искусственного шелка, которая была на размер меньше, чем нужно. Впрочем, так одеваются все люди с телевидения. Она никогда не надевает футболок, как поняла я.

— Я боюсь, — сказала Алисия.

— Боишься? Встретиться с тетей и кузиной? Почему?

— Ну, во-первых, они не знают про дядю Гейба.

Мои глаза широко распахнулись.

— Им никто не сообщил?

— А кто им мог сообщить? Моя совершенно сумасшедшая мамочка? Или бабушка, которая давно умерла? Кроме меня, у них никого не осталось.

Внезапно я поняла, почему она решила приехать к своим родственникам. Алисия была вестником. Она всегда появлялась с новостями и не могла делиться ими по телефону. А еще я поняла, зачем ей понадобилось мое присутствие. Не так уж просто идти по коридору в одиночестве. Иногда на подходе к приемной ты чувствуешь, что тебе необходима поддержка.

— Кроме того, я боюсь узнать, что случилось с моей матерью.

— Правду о том, почему она… впала в депрессию? — дипломатично поинтересовалась я.

— У меня есть две версии, — выдохнула Алисия, сдувая белокурую челку с глаз. Я ждала. — Хорея[20] Хантингтона, — сказала она.

— Ты думаешь, что у твоей матери хорея Хантингтона?

— Я недавно прочитала «Фокус-покус» Курта Воннегута. — Алисия повернулась и посмотрела на меня. — Так вот, в книге жена одного парня свихнулась из-за депрессии. Моя мать, по всей видимости, была нормальной, когда они поженились… Но как только ей исполнилось сорок, она превратилась в жуткого монстра с грязными волосами, который прятался по кустам.

— У твоей матери были судороги, танцеобразные движения?

— Ну… — Алисия задумалась, кусая губы, которые внезапно опухли, словно половинки сливы. — Она была отвратительной танцовщицей.

— Но она совершала подобные движения неосознанно?

— Вроде бы нет.

— А кто-то другой в твоей семье страдал хореей Хантингтона?

— Нет… Во всяком случае из тех, кого я знаю.

— Я считаю, что тебе не о чем волноваться.

— О да, спасибо, доктор, — пробормотала Алисия.

Я отвернулась к окну, делая вид, что рассматриваю ряды кирпичных домов и шпили церквей, которые виднелись на подъезде к городу. Честно говоря, я все еще размышляла над тем, почему Эд считал, что я обладаю «естественной привлекательностью». Неужели он действительно так думает? И почему он сказал о «естественной привлекательности» вместо просто «привлекательности»? Единственное естественно привлекательное существо, которое я могу представить, это лошадь.

— Когда Эд сказал… Ну… то, что он сказал… Как ты думаешь, что он имел в виду? — спросила я.

Алисия недоуменно уставилась на меня и моргнула.

— Естественность в чем? — уточнила я вопрос. — Почему он так сказал о привлекательности?

— Ага, до меня дошло. — Алисия кивнула. — Тебя, судя по всему, смущает плохой аспект естественной привлекательности.

— Ну а зачем он сказал тебе такое?

— Может, ему хотелось, чтобы я передала тебе его слова, — ответила Алисия как о чем-то само собой разумеющемся. — То есть он холостой, а ты не замужем. Почему бы и нет?

— Врачи не выходят замуж за санитаров, — заметила я.

— Тебя волнует его бедность?

— Алисия, я сама бедна. У меня куча невыплаченных кредитов. Нет, просто… Доктора обычно поручают санитарам грязную работу. Представляешь, что будет твориться в таком браке с распределением ролей?

— А зачем вам распределять роли? Почему бы вам просто не испытывать друг к другу взаимное уважение?

— О, я… и забыла про взаимное уважение! — воскликнула я. — А если я знаю больше, чем он? Парни этого не любят. Это плохо отражается на мужском самолюбии.

— Холли, мне кажется, что Эд может преподать тебе пару уроков, — не скрывая иронии, заявила Алисия. — Кстати, о свадьбе тебе стоит волноваться в последнюю очередь. Почему бы хорошенько не оторваться, раз уж ты за границей?

— Я не могу, — пробормотала я. — Я не… отрываюсь.

— А почему нет? Господи, Холли, я знаю мормонов, которые занялись сексом раньше, чем ты, а они ведь ездят на повозках, запряженных лошадьми.

— Алисия, — устало произнесла я, — ты не знаешь никаких мормонов.

— Ну а ты не знаешь о том, каким восхитительным и запоминающимся бывает секс, которым ты занимаешься перед тем, как вернуться в свою привычно скучную жизнь и выйти замуж.

— Ты сейчас говоришь о Бене? — Я напряглась.

— Я говорю о тебе, Холли. Попробуй расслабиться. — Она снисходительно улыбнулась и добавила: — Хотя бы для разнообразия.

«Ты меня не знаешь, — внезапно подумала я. — Ты не знаешь, каково это — огромным усилием воли заставлять себя вставать по утрам с кровати и убеждать, что в этот день ты станешь расти. Не набирать вес или увеличивать рост, а духовно расти. Ты станешь кем-то, кто стоит на страже жизни, борется с чужой смертью, понимает, в чем предназначение практической медицины, даже когда не может никого исцелить. Этот кто-то не побоится превращения в ничто». В моем сознании пронесся целый сонм образов — в том числе и ощущение холодного пола под ногами, когда я утром встаю с постели, и тяжелое чувство уверенности, что радость существует где-то далеко за пределами битвы предстоящего дня. Алисия наклонилась ко мне и сказала: