— Мурроу и Эван — твоя правда. Но что было делать? Что же до малышки Джона и Робина, я была тогда молодой глупой женщиной, влюбленной в обворожительного мужчину, — защищалась Скай.

— И я тоже, бабушка. Я тоже, — тихо сказала Жасмин. Скай погладила любимую внучку:

— Пусть скорее придет к тебе счастье и останется с тобой навсегда, дорогая моя. Ты так похожа на меня в восемнадцать лет.

Пока слуги подавали еду, мужчины затеяли состязание по стрельбе из лука. Ужин больше походил на пикник, чем на официальную трапезу. Принесли пойманную утром речную рыбу, жаренную на вертеле косулю, молочного поросенка, каплуна, пирог с крольчатиной, говядину, фазана, бобы, морковь и турнепс с огорода, пшеничный хлеб, масло и различные сыры. Столы украшали свежие фрукты в больших серебряных вазах: груши, персики, яблоки, виноград, кексы, пропитанные марсальским вином, яичный пудинг, сушеные фрукты, хлеб с густыми топлеными сливками. Бокалы наполняли лучшими аршамбольскими винами, хотя некоторые из гостей предпочитали легкое местное пиво.

Ели не спеша, и когда убрали последние тарелки, над рекой уже сияла луна, отбрасывая в спокойные воды жемчужное отражение.

Родственники подарили подарки Жасмин еще днем. Велвет привезла удивительные украшения, которые когда-то дал ей Акбар.

— Ты понимаешь, что с тех пор, как я вернулась из Индии, я их так и не носила. Они — часть моей жизни, которую я почти забыла. Но кое-что помню и расскажу твоим детям. Когда тебе было четыре с половиной месяца — столько, сколько теперь Индии, — твой отец узнал, что подарки можно дарить на каждый из двенадцати дней Рождества. Вот эти изумруды он преподнес мне на первый день. На третий — резную шкатулку из слоновой кости с нитью красного жемчуга. На шестое утро принес бриллианты, на десятое — ожерелье из рубинов и такие же браслеты. — Рассказывая, Велвет перебирала в руках украшения. — А на двенадцатый день Рождества меня три раза взвешивали, и я получила золота, серебра и драгоценных камней столько, сколько вешу сама. Теперь они твои. Долгие годы я не вынимала их на свет Божий. Носи и помни не только об Акбаре, но и обо мне, и той любви, которую я с ним разделила. Любви, благодаря которой ты появилась на свет.

— Мама! — Жасмин крепко поцеловала Велвет. — Как я буду рада рассказать Индии, когда она подрастет, о тебе и ее дедушке. Из нее выйдет настоящая английская девушка, но я не хочу, чтобы она забывала своих индийских предков. Поэтому-то я назвала ее Индией, хотя она вряд ли когда-нибудь увидит эту страну.

— Ты по ней скучаешь? — спросила дочку Велвет.

— Да. Но не очень. И со временем все меньше и меньше. Может быть, я скучала бы больше. Но у меня семья. Даже Рохана и Торамалли привыкли к Англии, а Адали никогда бы отсюда не уехал, даже если бы мог.

Надев рубины, которые когда-то ее отец подарил матери, и глядя на родственников, собравшихся на лужайке. Жасмин улыбнулась — она испытывала глубокое умиротворение.

Сибилла и Том выглядели такими же счастливыми, как и они с Рованом. Маленькая элегантная Сибилла стала более плотной, чем была два года назад, но это, казалось, не волновало ни ее, ни тем более Тома. Братья быстро росли. Сэнди было пятнадцать — почти мужчина, и Чарли в свои тринадцать лет догонял его. Недди, круглощекий и по-детски полный, к восьми стал совсем худеньким, как и его братья-близнецы.

Дядя Патрик и тетя Валентина детей оставили дома, зато Бесси и Адам Бурк взяли своего третьего сына: годовалого светловолосого только-только начинающего ходить мальчугана. В волосах отчима появились серебряные пряди, а мать, как и бабушка, с годами становилась все привлекательнее. «Возраст будто не властен над старейшиной семьи», — думала Жасмин. Дедушка выглядел как обычно — молодо, и лишь седые волосы напоминали, что ему уже семьдесят восемь.

— Я вижу, ты счастлива. — Рован подошел и поцеловал ее в плечо. — А поэтому счастлив и я. Хочешь сейчас получить свой подарок или, может, отложим до следующего раза?

— Нет! Нет! — закричала Жасмин и повернулась к гостям. — Рован приготовил для меня особенный подарок и до сих пор мне его не отдал. — Она хватала его за карманы. — Ну, где же он?

Муж рассмеялся:

— Какая ненасытная алчность, мадам! — И подал знак привратнику, который тут же выступил вперед с серебряным подносом, на котором лежал скрепленный печатями лист пергамента. — Это тебе. Жасмин, любовь моя. С днем рождения тебя, и пусть мы вместе справим еще много-много твоих дней рождения.

Жасмин взяла пергамент, сорвала печати и пробежала глазами документ.

— Что это? — спросила бабушка. — Что там такое?

— Дарственная на триста акров земли, деревню Магвайр-Форд и небольшой замок в местечке Ольстер. Где это Ольстер? Скай побледнела.

— Это в Ирландии, — сказала она. Среди гостей воцарилось молчание.

— В чем дело? — спросила Жасмин. — Почему вы все притихли?

Наконец заговорил Патрик Бурк:

— Король Яков раздает земли, которые ему не принадлежат. Они ворованные.

— Это не так! — возмутился Алекс Гордон. — Яков Стюарт — честный человек.

— А как еще это назвать, — спокойно ответил Патрик Бурк. — Магвайр-Форд — земля Магвайров, а не Якова Стюарта, чтобы он мог ею распоряжаться по своему усмотрению. Ирландцев лишают собственности, а землю заселяют иностранцами: шотландцами и англичанами.

Алекс Гордон посмотрел на родственника так, будто Патрик сошел с ума.

— Какое отношение ты имеешь к Ирландии? Ты вырос в Англии и владеешь имением, пожалованным тебе английской королевой.

— Мои отец и мать — оба ирландцы, — заметил Патрик Бурк. — Дедушка с материнской стороны был Дубхдара О'Малли из Иннисфаны, с отцовской — Мак-Уилльям из Мид-Коннота. Я воспитывался в Англии, потому что таково было желание Елизаветы Тюдор, а земли в Англии она пожаловала мне вместо моих наследных земель, которые у меня украла и передала английским поселенцам. Мне больно видеть, что то же самое происходит и с другими, кому, да поможет им Господь, не возместят их потерю. Да, я рос в Англии, но я — ирландец, поэтому и считаю, что это не правильно!

— Рори О'Доннелл, Хав О'Нейлл и Конор Магвайр уехали из Ирландии почти год назад, — возразил Алекс Гордон. — Они едва ускользнули от людей короля, которые прибыли арестовать их за измену. Говорят, в Дублинском замке нашли документы, уличающие их в новом заговоре. Сам сэр Кахир О'Дохерти свидетельствовал против них.

— Бог мой! Разве можно верить этому грязному предателю, — взорвался Патрик. — Всякий здравомыслящий человек поймет, что обвинения были сфабрикованы. О'Дохерти лгал, а потом сам в апреле восстал против короля, когда посчитал награду за свое подлое дело слишком незначительной.

— Ну, он теперь мертв, — резонно заметил граф Брок-Кэрнский, — а выездная сессия суда присяжных объявила, что земли в Ферманахе, Тиране, Колерене, Донегале, Каване и Армафе переходят к королю ввиду предательства их прежних владельцев.

— Виновны или невиновны, ирландцы всегда должны страдать, — проворчал Патрик.

— Жалованная грамота Жасмин — одна из первых, — объяснил Рован Линдли. — Мне удалось ее достать благодаря королеве. Приятель при дворе сообщил, что эти земли будут раздавать в конце года. Соперничество ожидается жестоким. Что-то получит северная епархия ирландской церкви, какую-то долю возьмет Колледж Святой Троицы в Дублине. Пожалуют в первую очередь наиболее достойных ирландцев, сражавшихся на стороне короля, и бывших землевладельцев.

— Но зачем именно эти земли брать для Жасмин? — наконец заговорила Скай. — Большую их часть король раздаст своим прихлебателям и искателям приключений, которые окружают его с тех пор, как он взошел на трон. Представляю, каких людей они пошлют в Ирландию. Это бесчестный план, и ни один приличный человек не должен участвовать в нем! Я — ирландка. Правда, большую часть жизни я прожила в Англии. Такова уж моя судьба. Но, где бы я ни жила, сердцем и душой я принадлежу Ирландии.

— Я и не помышлял обидеть вас, мадам, — тихо проговорил Рован Линдли. — Но на восемнадцатилетие мне хотелось подарить жене что-то особенное. Драгоценностей она получила в наследство столько, что хватит на сотню женщин. И я ничего не мог придумать, пока мой приятель не сообщил мне об этих землях. Они пожалованы только Жасмин, а не мне. Я все объяснил королеве. Она сама получила согласие короля и добилась его подписи на документе, согласно которому Жасмин Линдли, маркиза Вестлей становится новой владелицей Магвайр-Форда.

— А что представляет собой эта земля? — удивила всех своим вопросом Жасмин.

— Она очень плодородна, — ответил муж. — Деревушка с церковью, окруженная лугами и пологими холмами, зелеными, с обилием воды, стоит на берегу озера Лох-Эрн. Мне говорили, что замку несколько сотен лет, но он еще пригоден для жизни.

— Я буду там выращивать лошадей, — сказала Жасмин. — Мы заберем с собой Козодоя — того молодого жеребца, что дедушка подарил нам на свадьбу, и подберем ему лучшую кобылу из Кэдби.

Скай выглядела огорченной, но ничего не ответила. Дело было сделано, и ее слова ничего не могли изменить. Зато рассерженно заговорил Бурк:

— Как ты можешь так бесстрастно рассуждать о выращивании лошадей на украденных землях?

Жасмин озадаченно посмотрела на дядю.

— Мир на том и стоит, — возразила она Патрику, — что одни люди борются с другими, и когда кто-нибудь побеждает, земля меняет владельца. Так всегда было в Индии. А разве здесь по-другому? Из уроков истории, которые мне давал отец Куплен, я помню, что ваши ирландские предки пришли на ту землю совсем из других мест, а здешние англичане — потомки нормандских и англосаксонских завоевателей, а вовсе не отпрыски местных племен, когда-то населявших острова. Даже на камне нельзя выбить слова так глубоко, чтобы их нельзя было переменить.

У вас отобрали земли в Ирландии, но и ваш Клирфилдз до вас кому-то принадлежал. Что сталось с теми людьми? Вы когда-нибудь считались с ними или их чувствами? — Жасмин повернулась к мужу. — Спасибо, Рован. Я в восхищении от твоего подарка! В жизни мне никогда ничего не дарили лучше. Я принимаю эти земли. — И с вызовом посмотрела на родственников.

Скай покачала головой:

— Ее проклятая логика безукоризненна. Я не могу с ней спорить.

— Мама!

— Не сверкай на меня глазами, Патрик Бурк. Боже, как в эту минуту ты похож на своего отца. Жасмин права. Пока О'Доннелл, О'Нейлл и Магвайр оставались в стране, земли принадлежали им. Совершив побег, они лишили себя всего. Победитель забирает все, и шотландец Яков так и поступил.

— У них не было возможности остаться, — ответил матери Патрик. — Когда в 1604 году О'Нейлл покорился королю, англичане хотя и сохранили за ним земли, но полностью подчинили их себе, насадив туда англичан. В каждое графство они назначили шерифов, коронеров, мировых судей, ослабив власть О'Нейлла и других графов. Боже! Что же им оставалось делать, как не бежать? Выбора не было!

— Ты рассуждаешь совершенно по-ирландски, сын мой. Но ирландская гордость не приносит утешения вдовам, сиротам и обездоленным. Выбор есть всегда, Патрик, — уверяла его мать. — Когда Елизавета Тюдор взяла твои земли и нарушила данное мне слово, я заставила ее дать тебе земли здесь, в Англии, чтобы ты не оказался нищим и беззащитным.

О'Нейлл и его соратники могли бы остаться, но они уехали, потому что изменились времена, а они не хотели меняться вместе с ними. Они бросили свой беззащитный, продолжающий сражаться народ, а сами с удобством устроились в Риме. Ирландцы, Патрик, не смогут выжить одними легендами о своем былом величии. Если они так и останутся в прошлом, позволяя властвовать на собой бардам с их песнями о героизме кельтов, и церкви с ее узким суждением о жизни, и англичанам с их стремлением управлять всеми, Ирландия никогда снова не узнает мира, а ее народ не станет истинно свободным.

— Мать говорит разумные вещи, Патрик, — заметила мужу Валентина. — Не забывай, что жизнь и благополучие семьи всегда были на первом месте в ее голове и сердце. — Она повернулась к племяннице. — Когда ты собираешься посмотреть новые владения, Жасмин?

— После того, как родится ребенок, — ответила она. — На этот раз, я уверена, будет сын!

— У меня была такая же уверенность, когда после Бесси я вынашивала Адама, — сказала Валентина, и внезапно напряженность по поводу подарка Рована Линдли рассеялась, Из дома вышли музыканты и, рассевшись, заиграли веселые мелодии, сопровождавшие деревенские танцы, которые так любили все родственники. Партнеры выбрали друг друга, и вечер приятно продолжался.

Лорд Генри Томас Линяли появился ко второй годовщине свадьбы Рована и Жасмин. Это был крепкий здоровый красивый ребенок с хорошим аппетитом. Хотя его волосы были темны, глаза оказались, как у матери, голубые. А у сестры Индии, тоже темноволосой, глаза были отцовские, золотистые.

— Вот видишь, — довольно сказала Жасмин, — я же тебе обещала, что на этот раз будет сын! Посмотри, разве он не самый красивый на свете мальчуган? — Она погладила сына по щеке, тот, повернув красивую головку, потянулся к ее груди. — Прямо как папа, — улыбнулась она Ровану.