Он подталкивает меня к моей комнате, говоря:

— Пойдем, я хочу тебя…

Я стою голый и дрожащими пальцами расстегиваю молнию на его джинсах, стягиваю трусы… потом становлюсь на колени на кровати и упираюсь ладонями в матрас, Сэми устраивается сзади, плюет на ладони и смачивает член. Последний раз мною обладал Кадер, это было два года назад, в Эль Эснаме, в развалинах разграбленного города. Я говорю Сэми:

— Надень резинку…

— У меня нет.

— Ну так возьми в ванной.

— Нет.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь?

— Говорю тебе, я не хочу.

У меня под закрытыми веками как будто вспыхивает белый огонь. Этот малыш — чокнутый. Либо он меня действительно любит, либо «тащится» от риска, зова пустоты, бросает вызов повседневности…


Я кричу от наслаждения. Я сейчас женщина, самка. Обернувшись, я вижу полузакрытые глаза Сэми, хватаю его за плечи, потом за бедра, стараюсь притянуть его к себе как можно ближе, теснее… Мы кончаем одновременно.


Я должен встретиться с Лорой во второй половине дня в Женевском аэропорту, она уехала поездом, а я вылетел чуть позже на самолете, потому что не мог уехать из Парижа утром. Почти час я жду ее на французской стороне.

Лора говорит, что чуть не опоздала на поезд — такси, которое она вызвала, чтобы ехать на вокзал, почему-то не пришло. В шесть утра она металась по проспектам Исси-ле-Мулино с дорожной сумкой в одной руке и Морисом на поводке в другой. В конце концов какой-то тип согласился подбросить ее на Лионский вокзал.


Автобус едет в направлении Аворьяза. Продюсеры и журналисты смонтировали на станции линию местного телевидения, которая будет работать всю зиму. Меня попросили поставить свет на площадке, откуда будут транслироваться интервью, новости и спортивные передачи. Джеми здесь шеф-оператор, именно он и назвал мое имя. Мне предстоит заменить второго оператора, которого почему-то уволили, не прошло и двух дней.

Я хотел бы вернуть себе ощущение, которое родилось во мне, когда я встретил Лору. Я хочу чувствовать себя уютно с девушкой, с женщиной, хочу выкинуть из подсознания тот образ женственности, который внедрила туда Кароль: жалобы, стоны, грусть, тоска, физическая неловкость. Поэтому-то я и решил, что нам лучше сбежать из Парижа. В автобусе, по дороге на станцию, мы ласкаем друг друга, но чем ближе мы подъезжаем к Аворьязу, тем больше отдаляется от меня Лора, она как будто съеживается, становится почти прозрачной. Мы все время попадаем в пробки, и вот уже наступает ночь.


В вагончике подвесной дороги мы поднимаемся на лыжную станцию. Санки, запряженные лошадью, развозят нас по домикам, которые застыли в снегу, как дешевые межпланетные корабли, совершившие аварийную посадку. Потом мы отправляемся на телевизионную станцию, я несу сумки, а Лора тащит на руках Мориса; когда она ставит его на землю, он тут же по брюхо проваливается в глубокий снег.

Я выхожу на площадку и вижу Джеми, он явно удивлен присутствием Лоры. Сказав, что режиссер забыл забронировать для нас домик, Джеми обещает отдать нам свой. Сам он отправится ночевать к подружке, вот только еще не решил к какой: у него их уже две, и ему кажется, что в одну он успел влюбиться. Джеми объясняет нам:

— Та, другая, — это только для траханья, она хорошая девка.

Пластик, бело-зеленые стены студии высоко в горах. Морис писает на газету, расстеленную в ванной. Вечером мы ужинаем в ресторане, где нам подают мясо, приготовленное на жаровне.

Ночь кажется мрачной и скучной, несмотря на снежную бурю и раскачивающиеся под ветром фонари. Мы занимаемся любовью, и нам хорошо, как будто существует какой-то источник неиссякаемого удовольствия, берущий свое начало вне человеческого существа.


На следующее утро я отправляюсь работать, а Лора приходит на площадку только к двенадцати. Мы берем напрокат ботинки и лыжи, светит совершенно белое солнце, Дидье, наш электрик, ведет нас к склону. Мы едем слишком быстро, и Лора отстает на середине склона. Я оборачиваюсь и вижу ее крошечную темную фигурку, мы решаем подождать Лору в кафе у подножия склона. Присоединившись к нам за столиком, она с яростью отхлебывает из чашки шоколад. Отдохнув, я снова отправляюсь на площадку, а Лора выгуливает Мориса в снегу. Вечером мы встречаемся в нашей бело-зеленой комнате.

Вечером, на ужине, устроенном телекомпанией, меня пытается «снять» девушка-гримерша; мы с Лорой едва смотрим друг на друга, и девушке даже в голову не приходит, что мы вместе. Гримерша прижимается ко мне, а Морис играет с йоркширцем ее сестры. Лора бросает на меня убийственные взгляды, потом шепчет на ухо:

— Господи, до чего они обе вульгарны! — потом вдруг подходит к девице, берет ее за руку, начинает ласкать щеку. Девушка пугается: она принимает Лору за лесбиянку и уходит, уводя с собой сестру.

Телефонистка сообщает мне, что около восьми звонил Сэми. Лора страшно бледнеет, руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Мы идем к себе, но она уже не может сдержаться.

— Зачем Сэми звонил? Он что, не может потерпеть два дня и не звонить?! Или он собирается тебя и здесь доставать? — Снег приглушает ее вопли.


В постели Лора пытается разговаривать со мной, задает вопросы, на которые я не собираюсь отвечать. Я не хочу заниматься с ней любовью, она кидается на меня, рвет майку, но я не двигаюсь: я боюсь самого себя, своих жестов, потому что единственное, чего мне хочется, — убить ее.

На следующий день я заканчиваю установку света на площадке, вызывая удивление всей группы, им кажется, что я сделал это слишком быстро. Вечером мы идем с Джеми в ночной клуб; полумрак, зеркала, металл… я пью джин с тоником, и мы разговариваем ни о чем, лишь бы поддержать иллюзию существования. Лора сидит между нами, но это только ее тело, дух испарился, улетучился, отлетел…

В конце концов мы возвращаемся и ложимся в ледяную постель. Лора не может заснуть, она хочет поговорить со мной. Я прошу ее заткнуться, но она не дает мне уснуть — она не собирается лежать в темноте одна с открытыми глазами. Лора наблюдает за нами, но это «мы» исчезает, бледнеет, теряется.

Я уже не могу сдерживаться: бью Лору по щеке, колочу по телу, выкидываю из кровати. Она лежит на полу, я приближаюсь… Кажется, сейчас я убью ее… Она отодвигается от меня, ползет по полу, садится на корточки у стены, закрывает лицо руками, защищаясь. А Морис в это время писает на ковер.

Внезапно Лора теряет свою власть надо мной — слишком велик ее собственный страх. Мы похожи на двух затравленных животных, выбившихся из сил. В конце концов мы засыпаем, натянув на себя разорванные простыни.


Мы собираем вещи, запихиваем их в сумки, не разговариваем, потом идем завтракать с Джеми. На Лоре темные очки, она прячет за их стеклами покрасневшие от слез глаза, обведенные черными кругами.

Я ставлю на стол свою чашку с чаем, она снимает очки, глаза ее полны слез. Внезапно Лора со всего размаху бьет меня по щеке. Джеми восклицает:

— Ты рехнулась!

Лора отвечает:

— Это за ночь, которую ты заставил меня провести!


Сани везут нас к стоянке такси. Два электрика, работавшие со мной на площадке, возвращаются в Париж. Мы едем в Женеву, оттуда я улечу самолетом, а у Лоры обратный билет на поезд.

Мы пьем вино в баре аэропорта. В последний момент Лора заявляет, что хочет вернуться вместе со мной самолетом. Мне становится дурно при одной мысли о ее новых капризах.

— Не начинай снова «доставать» меня, садись в поезд и убирайся к черту, оставь нас в покое!

Лора резко встает, опрокидывает стол, один из стаканов падает и разбивается вдребезги. Лора почти бежит к стойке «Суисэр», таща за собой на поводке насмерть перепуганного Мориса. Я догоняю ее, хватаю за плечо и отвожу в сторону.

— Послушай, у тебя ведь есть билет на поезд, и ты в него сядешь! У тебя же нет денег на билет на самолет, а у меня тем более, так что хватит придуриваться!

— Ну давай, ударь меня, как прошлой ночью, сверни мне челюсть, можешь даже ударить ногой!

Она вырывается, бросив Мориса, бежит к бару и кричит мне оттуда в совершенном исступлении:

— Разве тебе мало того, что ты уже со мной сделал?! — Ее голос разносится по огромному залу ожидания аэропорта. — Чего тебе надо еще?

Светлый гладкий пол блестит, в зеркальном коридоре стен к нам оборачиваются головы бесчисленных пассажиров. Лора опять кричит:

— У меня из-за тебя никогда не будет детей, может, хватит? — Свет проникает в зал через огромные окна, золотит лицо Лоры, электрики, сидящие за столом, стараются не встречаться со мной взглядами. Я побелел от ярости и страха, она не имеет права говорить так со мной. Лора вдруг застывает на месте, перестает кричать. Я шепчу:

— Замолчи и успокойся. В самолете есть свободные места?

— Не переводи разговор на другую тему, трус! Ты хочешь обращаться со мной, как с куском дерьма? Так я клянусь, что весь свет узнает, что ты со мной сделал!

И она начинает рыдать, она смотрит вокруг себя, задыхается от слез, бежит к выходу и кричит:

— Все узнают, весь мир!..

Я сажусь за столик, парни смотрят в свои стаканы, и я роняю:

— Чем дальше, тем хуже… Дидье, ты можешь дать мне пять сотен, чтобы я купил ей билет?

Он протягивает мне деньги, я кладу их в карман и направляюсь к выходу.


За автоматическими дверями дорожка огорожена с двух сторон высокими решетками, пол темно-красный, блестит на солнце. Лору я не вижу, но, пройдя метров пятьдесят, нахожу на земле ее куртку, чуть дальше валяется свитер. Я ускоряю шаги, сворачиваю направо и вижу ее: она сидит на земле, прислонившись к решетке, и задыхается от рыданий. Я опускаюсь на корточки возле нее, залитое слезами лицо запрокинуто в синеву неба, она смотрит вверх сквозь металлические ячейки решетки. Я вытираю слезы с Лориного лица и тихонько говорю:

— Пойдем купим тебе билет! — потом нежно поднимаю ее, поддерживаю, и мы медленными шагами идем назад, в ничейное пространство между светом и тенью. Я спрашиваю: — Почему ты сказала, что у тебя никогда не будет детей?

— Ты прекрасно знаешь почему.

— Ты что, считаешь, что у тебя положительная реакция, но не уверена в этом?

— Я сделала анализ… Он положительный, я просто не хотела тебе говорить.

На меня обрушивается свинцовое здание. Слова не имеют больше смысла. Я говорю почти машинально:

— Черт, это невозможно, когда ты узнала?


Париж. Такси останавливается, Лора выходит, я иду следом за ней, мы целуемся, нежно прощаемся, и она идет к серо-зеленым домам, а я возвращаюсь к машине.


На следующий день мы встречаемся в кафе недалеко от площади Альма. Мы оба сожалеем о случившемся. Я прикасаюсь к ней, ласкаю кончиками пальцев шею, руки, грудь. Лора говорит, что приняла решение: нужно расстаться, остановить этот ужас. Уже слишком поздно, но, пока не стало еще хуже, пока не стерлись из памяти воспоминания о прекрасных минутах, пережитых нами, нужно остановиться.

И мы расходимся в разные стороны, Лора идет к мосту Альма, а я поднимаюсь по авеню Марсо.


Сэми отправился в Тулузу. Он показал отцу кассеты с фильмами, на которых работал. Его папаша взял у своего шефа «порше», и они объехали весь город. Отец сказал Сэми:

— Молодец, продолжай в том же духе, я тобой горжусь.


Из последних сил я перетаскиваюсь через пустые дни; смертельно бледное лицо, синяки под глазами, оголенные нервы, грязная душа. Лоре всего восемнадцать, а она уже смертельно ранена. Теперь я тащу на плечах груз еще более тяжелый, чем угроза собственной смерти. В первый раз в жизни я осознаю, что совершил преступление.


Сэми не находит больше в моих глазах того отблеска, который ищет. Я чувствую, что скоро он начнет отдаляться от меня. Когда Омар предлагает мне и Сэми сняться в фильме, который он собирается запускать, я хватаюсь за эту возможность отдалить расставание. Сэми соглашается из-за денег, а может быть, из-за своего нарциссизма.


Фильм для какой-то телевизионной передачи должен длиться пять-шесть минут и рассказывать о любовном романе. В нем много эротических страстных сцен, происходящих между тремя персонажами: двумя юношами, которых будем играть мы с Сэми, и девушкой, роль которой исполнит Карина Сарлат, молодая талантливая актриса. Увидев ее в первый раз, мы оба немедленно загораемся желанием переспать с Кариной.

Съемки длятся три дня: обольщение, прикосновения, поцелуи, ласки, взаимопроникновения. Я лежу голый на Карине, камера отъезжает, наезжает, я невольно возбуждаюсь, но моя любовь к Сэми возвращается ко мне, выплывает из глубин моего подсознания.


Мы расстаемся, пообещав непременно встретиться снова. Карина говорит мне: