— Да-да, — закивал Дейви.

Он повернулся и сел на землю, стараясь укрыться от ветра. Джон вскоре присоединился к нему.

— Но это не земли Бенхойла.

— И не Феосайга, но многие его овцы пасутся вместе с нашими.

— А дальше что? У вас есть загон?

— Мы начнем собирать их в загон где-то в конце месяца. Потом отгоним вниз, в овчарни, там они и будут пастись, возле фермы.

— И когда появятся ягнята?

— Где-то в середине апреля.

— Тогда будет теплее, чем сейчас?

— Бывает и холоднее. В апреле случаются такие снежные бури, что холмы белеют, как зимой.

— Это, естественно, не облегчает работу.

— Естественно, нет. Мне самому приходилось вытаскивать овец на сносях из канав и сугробов. А бывало, овца сбросит ягненка, и ничего не остается, как самому тащить его в овчарню и выкармливать из рожка. Джесс прекрасно умеет выхаживать слабых ягнят.

— Не сомневаюсь. И все равно непонятно, как вы со всем этим управитесь вдвоем. Родди рассказывал, как много помогал мой дядя во время окота овец. Вам потребуется помощник, может быть, двое, на следующие полтора месяца.

— Да, это действительно проблема, — спокойно согласился Дейви.

Он ощупал карман и вытащил бумажный пакет. Достал из него два больших бутерброда. Один протянул Джону, за другой взялся сам и стал задумчиво жевать, тщательно разжевывая каждый кусок.

— Я разговаривал с Арчи Туллоком, и он согласился помочь мне в этом году.

— А кто он?

— Фермер. У него несколько акров земли по дороге в Криган. Но он пожилой человек — ему уже за семьдесят — и в скором будущем земледелие станет ему не по плечу. Сына у него нет. Где-то за месяц до своей смерти твой дядя говорил со мной о земле Арчи. Он хотел приобрести ее и присоединить к Бенхойлу. Земля или пашня всегда пригодятся. И потом, Арчи владеет хорошим пастбищем у реки.

— А он согласится продать?

— Да-да. У него сестра в Кригане, и он не раз говорил, что хочет к ней переехать.

— Значит, у нас будет больше земли и еще один дом.

— Ваш дядя планировал нанять еще одного помощника и поселить его на ферме. Он был замечательный человек, но после первого сердечного приступа стал понимать, что не вечен, как все мы.

Дейви откусил очередной большой кусок и снова стал жевать. Вдруг внимание его голубых глаз привлекло какое-то движение на склоне холма. Он опустил недоеденный бутерброд, воткнул посох в землю и вытащил подзорную трубу. Он положил ее на крюк и, придерживая большим пальцем левой руки, приник к окуляру глазом. Наступило долгое молчание, прерываемое лишь шквалами ветра.

— Всего лишь зайчонок. Совсем маленький.

Дейви убрал трубу в карман и потянулся к недоеденному бутерброду. Старая собака взволнованно принюхивалась.

— Ах ты, старая жадная карга, — прикрикнул на нее Дейви.

Джон прислонился к ограде. Неровные камни впивались в спину. После долгой прогулки сам он согрелся, лицо же замерзло. Впереди в череде облаков открылся просвет. Солнечный луч разорвал мглу и золотым дождем пролился на темные воды Лох Муи. Заросли папоротника на холме приобрели золотисто-коричневый оттенок. Это было прекрасное, удивительное зрелище, и в тот миг он вдруг неожиданно для себя понял: вся эта необъятная земля принадлежит ему! И Бенхойл, и это… Он набрал горсть черной торфяной земли и растер ее между пальцами.

Перед ним открылась вечность. Здесь все было так, как много лет назад; и останется таким и завтра, и через много-много грядущих недель и месяцев. Любые действия казались неуместными и неразумными, и эта мысль застала его врасплох, поскольку он никогда не страдал приступами апатии. Он сделал себе имя, зарекомендовал себя как удачливый бизнесмен, принимая быстрые и остроумные решения, с уверенностью в своей правоте, не оставляющей места для душевных колебаний.

И сегодняшний поход он организовал только для того, чтобы оказаться наедине с Дейви и сообщить ему как можно тактичнее о том, что в середине следующей недели Бенхойл будет официально выставлен на продажу. А теперь он обсуждает планы на будущее, будто собирается зарыть себя здесь до конца жизни.

Джон медлил. Ну и что в конце концов? Стоит ли именно сегодня, в это утро, в эту минуту перечеркивать все, ради чего трудился Дейви Гатри? Возможно, думал Джон, прекрасно при этом осознавая, что просто отдаляет решение проблемы, было бы лучше устроить что-то вроде семейного совета в столовой Бенхойла и избавить себя от столкновения с человеческим фактором, отгородясь щитом деловой обстановки. Пригласить за стол Эллен Тарбат, и Джесс, и Родди для моральной поддержки. А лучше всего пригласить адвоката Роберта Маккензи приехать из Инвернесса и председательствовать на совете. Тогда можно переложить на него это неприятное дело — пусть он сообщит дурные вести собравшимся, всем и сразу.

Солнце спряталось за тучу. Снова захолодало и помрачнело. Джон и Дейви молчали, но молчание их было дружеским и абсолютно естественным. Джону подумалось, что Дейви Гатри, настоящий шотландский горец, очень похож на ребят с ранчо в Колорадо, которые работали на его отца. Гордые, независимые, знающие себе цену, считающие себя не хуже других, а в каком-то смысле, может быть, и лучше. Им нет нужды самоутверждаться, поэтому с ними легко говорить прямо, без обиняков.

Джон знал, что должен быть откровенен с Дейви. Нарушив молчание, он произнес:

— Как давно вы в Бенхойле?

— Почти двадцать лет.

— А сколько вам?

— Сорок четыре.

— Выглядите моложе.

— Правильный образ жизни позволяет поддерживать здоровье, — улыбнулся Дейви, — плюс чистый воздух. Вам не кажется, что атмосфера в Лондоне, Нью-Йорке и в других больших городах удушающая? Когда мы с Джесс выезжаем за покупками в Инвернесс, мне не терпится поскорей вернуться домой и вдохнуть чистый воздух Бенхойла.

— Знаешь, когда работаешь, не очень-то задумываешься над тем, чем дышишь. И потом, когда я начинаю задыхаться в Лондоне, отправляюсь на ранчо в Колорадо. Там воздух настолько чист, что первый же вдох пьянит, как глоток виски.

— Да-да. Думаю, на ранчо легко дышится. И потом, какие просторы!

— На самом деле наше ранчо не такое большое, как Бенхойл. Около шести тысяч акров. Но у нас, конечно, больше скота. Шесть сотен акров представляют собой орошаемые луга для производства сена, остальные — пастбища свободного выгула.

— И какую породу коров вы выращиваете?

— Самые разные. От герефордской и черного ангуса вплоть до самой незамысловатой, называемой на западе «ходячим молокозаводом». Если снега выпадает много и поздней весной не случается заморозков, мы можем прокормить до тысячи голов скота.

Дейви помолчал, жуя травинку и мирно глядя прямо перед собой. Потом сказал:

— Один фермер из Росшира поехал как-то на ярмарку быков в Перт и там познакомился с крупным скотоводом из Техаса. Они разговорились. Техасец спросил фермера, сколько у того земли. Фермер ответил: «Две тысячи акров».

Тут до Джона дошло, что Дейви не продолжает их дискуссию о фермерстве, а рассказывает анекдот. Стараясь ухватить суть или, не дай Бог, не рассмеяться в неположенном месте, он слушал с напряженным вниманием.

— Фермер задал тот же вопрос техасцу. Тот ответил: «Вам не понять. Вам трудно представить эту цифру. Но вот что я вам скажу. Если я сяду в свою машину и буду ехать вдоль ограды моих владений, мне не хватит дня». На что фермер, немного подумав, ответил: «Когда-то давным-давно у меня была подобная машина. Так я от нее избавился».

Наступила долгая пауза. Дейви продолжал смотреть вперед. Джон как мог сдерживался, а потом расхохотался. Дейви повернулся к нему. Его голубые глаза чуть заблестели, но в остальном он как всегда оставался невозмутимым.

— Да-да, — произнес он со своим мягким сазерлендским акцентом. — Я так и думал, что вам понравится. Неплохая шутка-прибаутка.


Одетая в свое лучшее выходное платье, Эллен Тарбат надвинула шляпку на лоб и приколола ее к пучку массивной шляпной булавкой. Эта купленная всего два года назад классическая шляпка была украшена пряжкой. Нет ничего лучше пряжки, чтобы подчеркнуть элегантность шляпы.

Она взглянула на кухонные часы: они показывали четверть одиннадцатого. Эллен собиралась в церковь. Она приготовила своим вместо обычного жаркого холодный обед. Почистила картофель, испекла пирог с вареньем, накрыла обеденный стол. Теперь она готова к приезду Джесс. Дейви не пойдет с ними в церковь, потому что они с Джоном Данбитом отправились смотреть на овец. Эллен не одобряла подобные мероприятия в воскресные дни и сказала об этом Джону, но он ответил, что у него мало времени и ему скоро надо возвращаться в Лондон. Эллен недоумевала, зачем ему ехать в Лондон. Сама она ни разу там не была, но ее племянница Анна пару лет назад съездила, и то, что она порассказала о Лондоне, отбило у Эллен всякую охоту когда-либо последовать ее примеру.

Надев шляпку, она потянулась за пальто. Утром она заранее снесла вниз все вещи, чтобы не подниматься лишний раз по крутым лестницам в свою спальню в мансарде. Лестницы утомляли ее больше всего. Она ненавидела усталость и ненавидела стук своего сердца, когда оно колотилось от усталости. Иногда она ненавидела свою старость.

Она надела пальто, застегнула его на все пуговицы и поправила лацкан, к которому заранее приколола брошь с дымчатым топазом. Потом взяла вместительную сумочку и надела черные перчатки. В глубине дома послышался телефонный звонок.

Она приостановилась, вспоминая, кто есть в доме и кого нет. Миссис Доббс ушла с малышом на прогулку. Джон был с Дейви. Телефон продолжал звонить, и Эллен, со вздохом отложив сумку и перчатки, пошла отвечать. Из кухни через холл она прошла в библиотеку. Телефон стоял на письменном столе полковника. Эллен подняла трубку.

— Да?

В трубке слышались раздражающие щелчки и потрескивания. Телефон Эллен тоже ненавидела.

— Да?

Теперь в ее голосе слышалось раздражение.

После очередного щелчка раздался мужской голос:

— Это Бенхойл?

— Да, Бенхойл.

— Я хотел бы поговорить с Оливером Доббсом.

— Его нет, — быстро ответила Эллен. Джесс Гатри должна была приехать с минуты на минуту, и она не хотела заставлять ее ждать. Но от звонившего не так-то легко было отделаться.

— Вы не могли бы найти его? Речь идет об очень важном деле.

Слово «важное» заставило ее прислушаться. Она обожала, когда приезжали важные люди и происходили важные события. Это давало пищу для разговоров не только о ценах на баранину и о погоде.

— Мм… Может быть, он в конюшенном доме?

— Вы не могли бы позвать его?

— Это займет некоторое время.

— Я подожду.

— Телефонные разговоры стоят недешево, — коротко заметила ему Эллен. Никакая важность не может оправдать греховную расточительность.

— Что-что? — опешил собеседник. — Да не волнуйтесь об этом. Буду очень благодарен, если вы его найдете. Передайте ему, что звонит его агент.

Эллен вздохнула, смирившись с опозданием на первый псалом.

— Хорошо.

Она опустила на стол трубку и проделала долгий путь через заднюю дверь к конюшенному дому. Когда она открыла заднюю дверь, порыв ветра едва не вырвал дверную ручку у нее из рук. Наклонившись вперед, чтобы противостоять ветру, придерживая рукой свою элегантную шляпку, она прошла по дорожке и открыла входную дверь дома Родди.

— Родди! — Она постаралась крикнуть погромче, и от этого голос сорвался.

Прошло какое-то время, затем наверху послышались шаги, и на лестнице появился мистер Доббс собственной персоной. Прямо каланча, подумала Эллен.

— Его нет, Эллен. Он уехал в Криган за воскресными газетами.

— Вас к телефону, мистер Доббс. Утверждает, что он ваш агент и что это очень важно.

Его глаза засветились.

— Отлично.

Он скатился с лестницы с такой скоростью, что Эллен едва увернулась, иначе он бы сбил ее с ног.

— Спасибо, Эллен — бросил он, проносясь мимо.

— Он ждет на другом конце провода, — крикнула она ему вдогонку. — Бог знает, во сколько это ему обойдется.

Но мистер Доббс был уже так далеко, что не слышал ее ворчания. Эллен скривилась. Ну и люди. Она плотнее надвинула шляпку и поторопилась в меру своих сил за ним. Дойдя до кухни, она увидела в окно ожидающий ее фургон Гатри с Джесс за рулем. Только открыв входную дверь, она вспомнила, что от волнения забыла перчатки.


Оливер говорил с Лондоном по телефону больше получаса. К тому времени, как он снова зашел в конюшенный дом, Родди уже вернулся из Кригана с кипой воскресных газет, уютно устроился в глубоком кожаном кресле у камина и предвкушал встречу с первым стаканчиком джина с тоником.