Симона Вилар - Дикое сердце

— Вы слышали? На лагерь напали.

Они молчали. Гибельно было оставаться здесь, гибельно было прорываться. Они растерялись. Смотрели на Ролло, возлагая на него все надежды.

— Что делать, Рольв? — спросил Рагнар.

Они ждали, что он решит. Он их предводитель, и они вверяли себя его руководству, его удаче.

Кто-то кричал:

— Ролло в городе!

Но этот крик тонул в воплях ликования и призывах помочь своим.

Ролло решился. Нет смысла укрываться здесь, как лисы в норе, пока их не выкурят егеря.

Он указал в сторону проема ворот.

— Это наш шанс. Мы должны пробиться туда, выйти к своим. Темнота и сумятица помогут нам проскочить с франками. К своим. Там тоже бой, но мы должны быть там. А теперь вперед — и да пребудет с нами Один!

Они выскочили, смешались с толпой. Время, когда группировались у ворот отряды, миновало, и теперь ополченцы вливались в арку стремительным потоком. Викингам удалось слиться с ними. Это был дерзкий шаг, ибо у многих в руках трепыхались факелы, но в такой мешанине теней, оружия, шлемов, своих было не отличить от чужих. Они почти прорвались в проем, бежали туда, где гудел бой, лязгало оружие, носились всадники.

— Ролло! — ахнул кто-то наконец, признав в бегущем в толпе предводителя норманнов.

Поздно. Крик его затерялся в общем шуме, перешел в хрип и захлебнулся в потоках крови.

В общей сумятице Ролло потерял своих людей, но ему было не до них. Он видел, как норманны выстраивались стеной, сдерживая натиск конницы нападавших франков, но сзади на них уже наседали шартрцы. Северяне отбивались, тяжелое оружие обрушивалось на врагов, рассекая сталь, мясо, кости. Противники сшибались, рубили мечами, Кололи копьями, резали кинжалами, убивали и погибали в гуще кровавой сечи, освещенной всполохами шатров викингов.

Ролло пробивался вперед. В него словно вселился демон. Он был без доспехов, способных защитить его в схватке, но это и придало неограниченную свободу и легкость в движениях. Наугад разил налево и направо и чувствовал, что редко его клинок не натыкался на что-либо. Смутно различал оружие, нацеленное в него, шлемы, чьи-то оскаленные лица, запах крови, звон разрываемых от напора меча колец кольчуг.

Ему все же удалось пробиться к своим. Не замечая порезов на груди и боках, стал отдавать приказы. Тщетно. Строй щитов разорвался, защиты больше не было. Схватка превратилась во что-то беспорядочное, где каждый старался поразить во мраке того, кого доставал его меч. Трещали кости, металл, черепа. Лезвия косили, рубили наотмашь, пригвождали к месту. И это длилось бесконечно, пока серый рассвет на показал, что франки одолевают.

Теперь норманны уходили, отступали, бросались в реку, спасаясь от франкской стали, в надежде бежали к драккарам.

Ролло, отбиваясь, тоже отходил. Но и отступление его несло смерть. В какой-то миг он получил передышку, франки попятились от него. Он огляделся, тяжело дышал, весь вымазанный чужой и своей кровью столь обильно, что она стекала с него струйками, а меч прилип к ладони от запекшейся крови, пропах потом и смертью. Ролло видел картину полного разгрома.

Ролло оглянулся в последний раз. На Шартр. Город, под которым он потерпел самое сокрушительное поражение, город, в котором разбилось его сердце…

Нет, ему сейчас не до этого, он не станет об этом думать.

Ролло вбросил в ножны меч, рывком головы откинул упавшие на глаза волосы. С шумом зашел в воду, поплыл.

Ги с трудом удавалось удержать рвущуюся Эмму.

— Пусти меня! Все из-за тебя! Пусти, я хочу к нему!

— Но он же тебя убьет!

— Пусть!.. Нет, я все объясню ему! На шум сбежались монахини.

Держите ее, — велел им Ги. Видел, как они уволакивают кричащую, рыдающую девушку. Боже правый, она совсем не своя от встречи с этим язычником. Она даже не заметила, что Ги только что спас ее от меча драгоценного Ру. О небо! Этот варвар сегодня остановил из-за нее штурм, а, оказывается, только для того, чтобы убить. Нет, он все же хуже волка.

Ги пошел к выходу. Надо было сообщить, что в городе объявился сам Роллон.

Монахам туго пришлось с Эммой. Эта девка оказалась просто бешеной. Хуже и не придумаешь. Носилась по длинному скрипторию, дралась, опрокидывала скамьи, заскакивала на пюпитры, топчась по драгоценным фолиантам.

Пришлось ее связать, скрутить, как дикое животное. Монахи ругались: кто тряс вывихнутым пальцем, кто прижимал ладонь к укушенной щеке, кто тер расцарапанную тонзуру.

— Ишь бесноватая! Надо опрыскать ее святой водой. Не опрыскали, облили. Холодный душ привел Эмму в себя. Стала умолять, просить, отпустить ее. Ушли. Эмма лежала на скамье, отвернувшись к стене и отчаянно плакала. Что теперь делать? Разметавшиеся волосы падали на лицо, веревка врезалась в тело. А Ролло… Он даже не захотел выслушать ее. И надо же, она опять была с Ги, к которому Ролло ее так ревновал. Что за злочастная судьба! Ги, ее верный Ги, нес с собой лишь неприятности для нее. А сейчас они ловят Ролло, он в опасности: О Пречистая Дева, охрани ее язычника!

Постепенно Эмма стала успокаиваться, прислушалась. Трубили трубы, бил набат. Что происходит? Она извивалась как уж, звала монахов. Опять плакала в бессильной злобе. Вскоре замерзла в мокром платье. Связанные за спиной руки мучительно ныли. Все попытки освободиться были тщетны. Связали, как на убой.

Эмма заставляла себя успокоиться, думать о чем-то отвлеченном, чтобы не теряться в догадках, отчего этот шум, крики, гул набата, вспоминала, когда ее последний раз так связывали. Сколько же раз она познала путы? Когда ее связал и тащил по лесу Ролло, и когда ее хотели принести в жертву друиды, и когда ее везли связанной в Руан. Что за судьба у нее — быть пленницей? Норманнов, бретонов и вот теперь — франков. И этот набат!.. Что же там происходит? Что они сделают с Ролло?

Время тянулось бесконечно. Порой она начинала кричать, метаться. Добилась лишь того, что скатилась со скамьи. Больно ударилась плечом о плиты пола. Оставалось лишь ждать. Шум за окном пугал. Она боялась за Ролло. Впервые она чувствовала, что опасность грозит ему, а не франкам. Боже, только бы он остался жив. Остальное не важно. Как не важно? О, ей столько надо еще сделать. Вырваться, найти его, претерпеть его гнев… и оправдаться. Это главное. Без этого она не сможет жить.

Шум не проходил. Небо за полукруглым сводом стало светлеть. Порой где-то слышались голоса, топот ног. Тогда она начинала звать. Тщетно, Когда совсем рассвело, Эмма, измученная и уставшая, даже погрузилась в какое-то полудремотное состояние.

Очнулась, когда её подняли. Опять Ги.

— Прости, я не знал, что тебя свяжут. Рядом толпились монахи.

— Она была как одержимая.

Эмма почувствовала, как ослабели веревки, но долго не могла сделать ни одного движения онемевшими руками. Медленно приливала кровь, медленно зашевелились руки.

— Что с Ролло? — Это было первое, что вымолвила она.

Ги раздраженно передернул плечами.

— Откуда мне знать? Может, убит, может, сбежал. По крайней мере, среди пленных его нет.

— Пленных? О Всевышний! Да что же произошло?

Ги стал рассказывать, монахи возбужденно встревали, тоже рассказывали, ликовали. Победа, неслыханная победа! Со времен битвы короля Эда при Монфоконе франкская земля не знала подобной. И вот теперь Роберт разбил норманнов под Шартром. Славно же бьют нехристей эти Робертины — благослови их Бог!

Эмма тоже была Робертин, но она была в ужасе. Не могла вымолвить ни слова, Ги понял ее состояние, увел ее.

В саду шелестели блестящей листвой тополя, летел пух: Гул колоколов смешивался с карканьем воронья. Эмма глядела на небо — Бог весть откуда сразу налетело столько черных птиц. Ворон — птица Одина. Гуси крови, ястребы ран — как назвал бы их скальд Бьерн. Сегодня они прилетели клевать мясо детей их господина. А вечером Мунин и Хугин доложат владыке Асгарда о поражении детей фиордов. Эмме стали близки эти сказы. Она почти верила в них.

Она замедлила шаги у каменного креста. Стояла, глядя перед собой невидящим взором. Вчера он был здесь. Он пришел за, ней, рискуя собой, пробрался в город, а вышло…

Ги взял ее за локоть.

— Эмма, Ролло хотел убить тебя. Я был о нем лучшего мнения. Думал, что ты ему дороже всего на свете.

Она резко одернула руку.

— Что ты понимаешь! Он видел меня с тобой. О, зачем мы только встретились, Ги!

Она повернулась и пошла прочь. Ги растерянно отстал. Осмелился прийти лишь под вечер.

Эмма с печальным видом сидела у погасшего камина. Чувствовала себя опустошенной и раздавленной, больной от тревоги. Ги поразила безысходная печаль в ее глазах.

Он топтался в дверях.

— В соборе идет большая служба. Весь город ликует. Но одновременно и справляют траур по погибшим. Много людей полегло. Епископ Гвальтельм сам не свой. Его Дуоду нашли здесь зарезанной.

Эмма перевела взгляд на темный след у порога. Ей уже сообщили о смерти Дуоды. Гвальтельм… Ей почему-то казалось, что епископ давно охладел к бывшей возлюбленной. Всегда так сухо держался с ней.

— Упокой, Господи, ее душу, — заученно перекрестилась Эмма.

Ги продолжал стоять у порога.

— И оспа идет на убыль. Словно Господь снял с города и это испытание. Никто более не заболел. Однако Рауль Бургундский велел войску стать за городом.

— Рауль? — А где же герцог Нейстрийский?

— Он преследует отходящих норманнов.

Он смотрел на ее несчастное лицо. Чтобы хоть как-то подбодрить, сказал:

— Эмма, среди мертвых Ролло нет. Я сам искал. А вот эта странная женщина с разноцветными глазами убита. Ее похоронят с остальными защитниками города.

Эмме и дела не было до Снэфрид, а вот что Ролло не погиб… Она даже улыбнулась.

— Спасибо, Ги. — Эмма встала. — Дозволительно ли мне выходить?

Он пожал плечами.

— Теперь-то тебя незачем держать в плену.

Она закуталась в покрывало. Сказала, что хочет оглядеть поле боя.

Когда они вышли в город, ее оглушил шум. В Шартре был траур, но в то же время сколько счастливых лиц! Город ликовал, звонили колокола, и это было тем более странным, что многие дома еще стояли заколоченными, а из верхних окошек выглядывали изуродованные лица больных. Они тоже махали руками и улыбались. Кабачки были полны, люди вином праздновали победу. Толпу расталкивали монахи, несшие носилки с ранеными. Церкви превратились в лечебницы и одновременно в места, где люди возносили мольбы за спасение.

«Это же мои соотечественники, — думала Эмма, — я должна радоваться с ними. Ведь я же не хотела, чтобы этот город превратился в пепелище».

И тем не менее на душе у нее было горько. Она была чужая среди этой толпы, она хотела уйти отсюда, хотела воочию увидеть место поражения тех, кого она уже считала своим народом — нормандцев.

На открытом пространстве у Новых ворот в тени башен она заметила клетку на повозке. В ней, уронив голову на колени, сидел человек. Что-то эта картина ей напомнила. Она слабо ахнула, схватившись за сердце. Ги проследил за ее взглядом.

— Это тоже норманн, граф Герберт Санлисский. Говорят, он хотел препятствовать Роберту идти на Шартр.

Херлауг! Он в трудный момент оказался верен Ролло.

Эмма протиснулась сквозь глумящуюся толпу. Херлауг сидел, опустив голову на колени. Эмма не узнала бы его по этой гриве спутанных, наполовину седых волос. Окликнула, назвав его скандинавским именем. Херлауг медленно поднял голову. У Эммы сжалось сердце при виде его изуродованного лица. На месте одного глаза зияла страшная темная рана. И все же он попытался улыбнуться ей.

— Птичка! Я ведь хотел…

— Я знаю.

Внезапный порыв заставил ее протянуть сквозь прутья решетки руку, но Ги быстро схватил ее, увлек в сторону.

— Не хватало, чтобы шартрцы поняли, кому ты сочувствуешь. В городе столько убитых… Толпа могла бы разорвать тебя.

Они вышли из города. В золотистом от заката небе кружило воронье. В воздухе аромат нагретых солнцем трав смешивался с запахом тления и сырой земли. Все пространство до реки было истоптано, сырая красноватая почва бугрилась, но трупы уже были убраны.

По просьбе Эммы Ги отвел ее в сторону леса, где хоронили язычников. Несколько сильных монахов сталкивали шестами и вилами в глинистый овраг раздетые тела норманнов. Снятые с них одежды, доспехи, оружие и шлемы были навалены в кучу, являя собой военную добычу. Эмма широко открытыми глазами глядела, как словно нечистоты сгребают в могилу трупы еще вчера внушавших ужас завоевателей с Севера.

Сколько же их было!.. Тела, тела, тела. Она невольно сжала руку Ги.

— Успокойся, — предостерег он ее. И добавил: — Его здесь нет. Хотя… В реке было столько трупов, что по ним хоть переходи на тот берег. Многих унесло течением.

Он сказал это с невольно прорвавшейся злостью. Она как заколдована своим Роллоном. Ги страстно желал его смерти. И хотя этой ночью он еще не имел сил вступить в бой, а ухаживал за ранеными, но мысленно молил небо избавить мир от этого оборотня.