Меня кольнуло подозрение: подруга ласково улыбалась, словно единственной заботой для нее было, чтобы я попала на выставку вовремя. Но у Ханны масса забот, и почти все — о себе, любимой, а не о других.

— А почему тебя так волнует, чтобы я вымылась? — подозрительно спросила я. Не позволю собрать пресс-конференцию в моей гостиной, пока я мою голову.

Ханна тщательно взвесила «за» и «против» и решила сказать правду. Она могла обмануть Синди Адамс, Джильду, читателей «Нью-Йорк пост», но не меня. Тем более теперь, когда головная боль отступила и синапсы, так сказать, взялись за ум.

— Мне нужен джип, — призналась она. — Я надеялась привезти тебя на выставку пораньше и поехать на встречу с журналистом из «Энтертейнмент уикли».

— А для чего тебе ехать на встречу непременно на джипе?

— Потому что Джерри Уэбстер — мамаша детей школьного возраста, наезжает в Нью-Йорк из Вестчестера на своем джипе прикупить кое-что на блошиных рынках, — пояснила Ханна. — Машина нужна для поддержания легенды.

У меня было множество причин для отказа: во-первых, страховой полис выписан на мое имя, во-вторых, она не привыкла ездить в Нью-Йорке, в-третьих, на боку джипа крупная эмблема авто проката, в-четвертых, Ханна — законченная сумасшедшая, — но я лишь язвительно посоветовала подруге поехать на метро до «Норт» и заодно дочитать книгу Опры — несколько месяцев она не могла дожевать текст. После этого я пошла в душ. Когда я вышла, Ханна разговаривала по телефону со своими родителями, убеждая не волноваться насчет статьи в «Пост» о ее последних подвигах.

— Подумаешь, крошечная заметка, — успокаивала она предков. — В Ассошиэйтед Пресс даже не обратят внимания. — Пауза. — Нет, бабушке говорить не надо.

Я только головой покрутила, проходя через гостиную. Следующий телефонный звонок Ханна планировала сделать как раз в «АП». Она собиралась позвонить в Ассошиэйтед Пресс, Рейтер и все новостные агентства, какие могла придумать, чтобы убедиться, что статья не только не прошла незамеченной, но и заинтересовала их. Если ей удастся осуществить задуманное, каждая бабушка в Америке кое-что услышит еще до конца дня. По глубокому убеждению Ханны, скандал не в счет, если не удалось скандализовать все население страны.

Я одевалась в спальне, пока Ханна с помпой подавала себя широковещательным каналам новостей, маскируясь сильным западным акцентом. Теперь она называла себя Кэти Родейл, журналисткой из Чикаго и биографом Ханны.

— Хватит, — решительно сказала я, войдя в кухню и сунув еще один ломоть хлеба в тостер. Похмелье прошло, и я ощущала зверский голод. — Не желаю слышать о ферме, где выросла Кэти, или стипендии в Северо-Западном университете, которую не получила, или ужасной должности в театральной компании «Степной волк», где подвизалась в качестве журналистки. Не доставай меня! Ханна надулась, но отстала.

— Отлично, но если тебя будут спрашивать обо мне, Джерри или Кэти, отвечай «без комментариев». Если не собираешься вникать в детали, лучше вообще не вмешивайся. Развитие событий контролирую я, понятно?

Я застыла с открытым ртом и безмолвно любовалась Ханной, стоя на почтительном расстоянии.

— Нет слов, — искренне сказала я. — У меня действительно нет комментариев.

Ханна решила, что я практикуюсь, учу роль.

— Неплохо, но побольше ударения на слово «нет». Скажи: «У меня НЕТ комментариев!»

Глубоко вздохнув, я сняла ключи с крючка, взяла мобильный с кухонного стола, перебросила через руку куртку и вышла из квартиры. Завтрак сгорел в тостере, Ханна выкрикивала инструкции, как следует обращаться с ее драгоценным скандалом, но мне стало все равно. Мне хотелось уйти — подальше от Ханны, ее безумия и раздражающей шумихи, сопровождающей оба эти феномена. Не знала, что меня ждет такое утро. Не этого я ожидала, с трудом оторвав голову от подушки менее часа назад. Такова жизнь бок о бок с Ханной: какое-то время можно выдержать, потом начинаешь биться головой о стены.

Глава 6

Без штурмана я тут же заблудилась. Я не очень внимательно следила за дорогой и пропустила поворот к Таллулаленду у трех красных кожаных кресел, в результате оказалась на другом конце зала, рядом с продавцом хот-догов и мужчиной, мастерившим мебель из баночек из-под йогурта. Полюбовалась журнальным столиком, где чередовались эмблемы «Данона» и «Йопле», но не стала задерживаться: и без того слишком долго простояла в пробке на Вестсайдском шоссе, чтобы думать о личном шопинге. Сориентировавшись на местности, я начала пробираться к западной стене. Вот так и вышло, что я абсолютно случайно набрела на павильон Марка, где, к полному своему изумлению, увидела встраиваемые столы с ярким узором на столешницах, составленным из тонких полосок пластикового ламината.

Сначала я погрешила на опухшие веки, посчитав, что из-за похмелья перед глазами плавают радужные пятна и я повсюду вижу знакомое буйство красок, резкие «движущиеся» линии и «вращающиеся» круги. Однако это не было оптическим обманом или игрой света: я наткнулась на собственный «Беллмор» далеко от Таллулаленда.

Подойдя вплотную, я провела рукой по столешнице одного из столов — моего синего «Морфа». Верный себе, Марк сделал его некачественно. Из-за грубых краев набора — он не применял лазер для обрезки полосок — поверхность стола выглядела неровной и на ощупь напоминала мозаику. Эстетика гладкой, как стекло, словно сделанной из цельного куска ткани столешницы тонула в море шишек, вздутий, выступов и острых кромок. Марк воспользовался моими тщательно аннотированными чертежами и создал мерзость по собственному образу и подобию, чудовище Франкенштейна с грубыми швами и кривыми стежками.

— Прелестный стол, правда?

Подняв глаза, я увидела темноволосую женщину, улыбавшуюся с преувеличенной любезностью — отвращение на моем лице дама ошибочно приняла за интерес. Я несколько секунд разглядывала брюнетку, удивленная ее присутствием на стенде. Шок, бешенство и мучительная ярость, клокотавшие в груди, подобно торнадо, заточенному в бутылку, захватили меня целиком; мне казалось, я здесь в полном одиночестве. Я была уверена, что этим утром в конференц-центре Джакоба Джавица нет больше ни души — только я, бедные столы-франкенштейны и моя ненависть к Марку.

Не дождавшись ответа, стендистка продолжала: — Вижу по вашему лицу, вы заинтересовались. Это выразительное, впечатляющее и, не побоюсь этого слова, одно из лучших изделий Марка Медичи, часть инновационной линии продукции, впервые представленной на этой выставке. Встроенные столы предлагаются в нескольких цветах и с разным рисунком…

В голове теснилось столько проклятий и ругательств, вопя, словно испуганные дети в доме с привидениями, что я не различала слов. Столько яда и гнева струилось по моим венам, что я могла лишь прожигать говорившую взглядом. В меня вселился дьявол, и до дамы это наконец-то дошло. Она снисходительно уронила «о'кей», словно перед ней стояла неуравновешенная психопатка, над которой лучше смеяться с безопасного расстояния, и медленно отступила.

Я не знала, кто эта особа, откуда взялась и когда ее приняли на работу, но в ту минуту брюнетка была лишь объектом моей ненависти, единственной из подчиненных Марка Медичи, избежавшей моего яда.

— Здрасьте, — начала я, подходя к брюнетке, забившейся в угол стенда. — Вы меня не знаете, но дизайн этих столов принадлежит мне. Это я, мать вашу, дизайнер, придумавший эти столы, и не сметь говорить мне, так вас перетак, что это лучшее творение вашего сраного Марка, ублюдка, мелкого крысеныша!

Женщина огляделась по сторонам. Огромный павильон был переполнен людьми. Здесь ей ничто не угрожало. Психопатка-посетительница не причинит ей вреда, когда вокруг столько народу и все как один сплошные ходячие экспонаты[42].

— Попрошу вас немедленно уйти, — храбро заявила она. — Я не хочу неприятностей.

Мне тоже не хотелось неприятностей. Я не собиралась терроризировать напуганную пигалицу, которую никогда раньше не видела. Руки чесались наброситься на бывшего босса: врезать ему под дых, вцепиться в волосы и вырвать с корнем, заставить его кричать и плакать. Как он посмел так со мной поступить?! Как он смеет лгать и в открытую воровать, превращая меня в сгусток бешенства и энергии, не имеющей выхода?! Я огляделась в поисках точки применения энергии. Столы. Мои «Беллморы». Я подошла к ним. Так, здесь три и там три, значит, всего шесть. Составив их полукругом, я с трудом поволокла свое имущество. По отдельности столы легкие, но тащить по полу сразу шесть оказалось тяжело и неудобно.

Темноволосая женщина с ужасом взирала на грабеж, держа в руке сотовый телефон и разрываясь между желанием позвонить в полицию и простым надежным криком «караул».

— Таллула, что ты делаешь? — раздался за спиной знакомый голос. Обернувшись, я увидела Эбби с расширенными от интереса и удивления глазами — ее, видимо, откомандировали для работы на стенде на время выставки. Эбби не ожидала увидеть ничего подобного, когда шла сегодня на работу. Ей и в голову не могло прийти, что бывшая коллега, красная от усилий, будет, как вол, тянуть упряжку из шести столов через выставочный центр. Ну и что, я тоже не ожидала подобного развития событий.

— Таллула? — эхом откликнулась темноволосая. — Та самая Таллула, которая оставила настоящую кашу из файлов? — Это было сказано с оттенком неожиданного открытия: там, откуда явилась брюнетка, беспорядок в деловых бумагах означал непорядок в голове.

Я возмутилась — с головой у меня не хуже, чем у большинства людей, да и внешне беспорядочная система хранения деловых бумаг имела тонкий организационный смысл, но я не могла воевать на два фронта и оставила подкол без внимания.

— Забираю свои столы, — сообщила я, отдуваясь.

Эбби подошла и встала на пути, хотя особо далеко мне продвинуться не удалось — тащить столы оказалось дьявольски тяжело.

— Я не поняла: что значит — «свои столы»? — спокойно осведомилась она. Эбби знает, что я не сумасшедшая и не привыкла пороть горячку, разве что доведенная до белого каления.

— Это мои столы, Эбби, — проговорила я, изо всех сил стараясь казаться спокойной. Люди воспринимают вас всерьез, если не уподобляться огнедышащему дракону. Вас будут слушать, только если вы не беситесь, выделывая дикие кульбиты, как лошадь с колючкой под седлом. — Я автор этого дизайна. Работая у Марка в помощниках, в свободное время я создавала эскизы мебели. Эти столы Марк украл прямо из моего компьютера.

Объясняя Эбби ситуацию, я поражалась собственной непроходимой глупости. Оставлять в рабочем компьютере собственные дизайны без пароля, недооценить оригинальность своих идей и глубочайшую беспринципность Марка — вот мои ошибки. Теперь эти ляпы и просчеты будут преследовать меня до конца карьеры. Я отлично понимала, что ничего не смогу сделать. Я бессильна была уберечься от плохих копий и посредственных имитаций, которые потянутся за мной, как утята за уткой. Можно было топать ногами, визжать, вопить, бить (о, сладкая мечта!) Марка в грудь, но нет средств заставить его признать правду. Я работала всего лишь секретаршей, сидела за столом у его дверей, отвечала на телефонные звонки и подводила баланс чековой книжки. Никто не поверит, что бывший босс украл у меня дизайн. Многие сочтут, что это я позаимствовала идею у маститого мастера. Другие, более снисходительные, потреплют меня по волосам и заговорят о творческом влиянии, словно всему, что знаю и умею, я научилась под сенью гения. Предположение показалось настолько нелепым и оскорбительным, что я чуть не заплакала. Я Таллула Уэст, дочь легендарного Джозефа Уэста. Вот чье творчество на меня повлияло! Ремесленник, специализировавшийся на мусорных ведрах, здесь ни при чем.

Неожиданно Эбби подошла, встала рядом со мной и деловито попросила подвинуться.

— Что ты хочешь сделать? — с подозрением спросила я.

Она взялась за ножку «Беллмора».

— Помогаю тебе передвинуть столы.

— Ты мне веришь?!

— Еще бы не верить! С той минуты как Марк принес наброски и велел сделать из них двухмерные модели, я заподозрила неладное. Эскизы были интереснее всего, что он придумал за свою жизнь, — мстительно сказала Эбби и поманила нерешительно мявшуюся в углу брюнетку; — Айрис, помогай. Если каждая из нас возьмет по два стола, мы управимся за минуту. — Она повернулась ко мне; — Куда тащить? Прямо в полицию или в мусорный контейнер у дальней стены?

Айрис осторожно покинула безопасную гавань, но помогать не торопилась. Она немного подошла, чтобы лучше видеть спектакль, и остановилась в сторонке. Но я уже поняла, что сделала Эбби: она убрала ветер из моих парусов, продемонстрировала бесполезность отчаянного порыва и ждала, когда я смирюсь с очевидностью. Раньше надо было закатывать истерики. Теперь столы останутся в павильоне. Их действительно некуда тащить.