Я глубоко дышала, пытаясь справиться с душившим меня гневом, но это оказалось невозможным, с таким превосходством взирал на меня бывший босс. Марк решил, что обыграл меня и вернул контроль над ситуацией и что я добровольно и без шума сойду со сцены, но он ошибся. Слишком много накипело на душе, чтобы вести себя разумно, — я всю жизнь осторожничала, проявляла предусмотрительность, и посмотрите, куда это завело! Я открыла рот, чтобы заорать, осыпать Марка руганью и проклясть род Медичи до седьмого колена, но замерла, услышав за спиной голос отца:

— Таллула?

В ушах оглушительно зашумела кровь, и сразу настала мертвая тишина. Ноги приросли к полу, и одновременно я почувствовала себя в свободном падении, словно ухожу под воду и опускаюсь на дно. Наверное, так выглядит переход в иной мир.

На обидно далеком от себя расстоянии я видела озарившееся догадкой лицо Марка. Прежде он как-то не замечал сходства — те же темно-зеленые глаза, подбородок с ямочкой, пристальный взгляд, способный смутить собеседника и даже заставить занервничать. Раньше ему в голову не приходило сложить два и два и догадаться, что Таллула Уэст и корифей дизайна Джозеф Уэст — родственники. Но меня не интересовало, что Марк прохлопал в свое время, — важнее было то, что он заметил сейчас.

Не успела я обернуться и поздороваться с отцом, как Марк с подобострастным видом выступил вперед с заранее вытянутой для приветствия рукой.

— Мистер Уэст, — произнес он с полупоклоном. — Какая исключительно приятная встреча!

Папа был наслышан о репутации и творчестве Марка, но до сегодняшнего дня они ни разу не встречались лично. С тех пор как я начала работать на Марка, в душе папы возникла глубокая антипатия к автору пластмассовых изделий, ни в какое сравнение не идущая с рядовым папиным презрением к ремесленникам от искусства. Однако отец вежливо пожал протянутую руку. Рядом стояла улыбающаяся Кэрол — загорелая, морщинистая и с рекордным количеством веснушек на лице.

Папа и Марк обменялись обычными для знакомства дежурными любезностями. Глаза у Эбби стали величиной с блюдца. Такой поворот сюжета — незапланированное появление суперзвезды — превзошел самые смелые ожидания Эбби. Кинокамера в ее голове с тихим щелчком заработала, записывая на цветную пленку новый драматический эпизод.

Хотя первоначальное потрясение прошло, я не могла поверить в реальность происходящего. Вершина отцовского предательства — появиться в павильоне именно сейчас.

Марк закончил осыпать похвалами последнюю коллекцию папиных работ и перешел к делу. Он не из тех, кто медлит, когда нужно что-нибудь разрушить.

— Мистер Уэст! — торжественно заявил он. — Мне очень неприятно вам это сообщать, но ваша дочь скопировала некоторые из моих дизайнов и пытается выдать их за свои. — Он произнес это с опущенной головой, как если бы был смущен и расстроен моим поведением. Из своей шляпы фокусника Марк вытащил позу директора старшей школы, сообщающего о прискорбном поведении подростка, которого застали за курением в туалете. — Прошу, не будьте к ней слишком строги. Она молодая, ей еще многому предстоит научиться в жизни, включая сегодняшний урок. Начинать собственный бизнес всегда нелегко. Она не первая, кто не выдержал трудностей.

Лицемерное ходатайство о снисхождении было невыносимым. Впервые в жизни мне захотелось убежать и спрятаться. Уединиться, как Ханна, запереть входную дверь и никогда ее не открывать. Мир слишком жесток. Меня слепил безжалостный свет, в который превратился торжествующий огонек в глазах Марка. Я ничего не сказала в свою защиту.

Отец молчал, по-видимому, утратив дар речи. Обвинение, высказанное в мой адрес, папа воспринял как личное оскорбление. Причиной тому — его самолюбие дизайнера и признанного мастера. Мой успех и неудачи — лишь солнечные зайчики на скале его творчества.

Секунду Марк обдумывал создавшееся положение и счел за лучшее прибегнуть к тактическому отступлению. Граната была брошена, пришло время отбежать подальше.

— Ну что ж, оставляю тебя с твоим отцом, Лу, — произнес он, положив мне руку на плечо в знак отсутствия враждебных чувств. — С тобой все будет в порядке. У тебя есть талант, дорогая, нужно только верить в себя.

Он повернулся и вышел. Эбби последовала за начальником. Перед тем как выйти, она широко улыбнулась мне на прощание, словно в благодарность за отменное шоу.

— Ну что? — сказала Кэрол, едва Марк и Эбби скрылись из виду, — только у нее хватило смелости или глупости нарушить молчание. — Не могу сказать, что очень удивлена, Лу. Ты несколько лет ничего не делала, кроме заполнения счетов-фактур, и вдруг ни с того ни с сего решила открыть собственную дизайнерскую фирму. Это сразу показалось мне подозрительным. Я бы никогда не сказала твоему отцу, но у меня с самого начала возникла мысль о чем-то подобном. Конечно, это ужасно унизительно, но, как сказал твой босс, это урок. Будем надеяться, наука пойдет тебе впрок. Зачем только мы прервали отпуск и раньше намеченного вернулись из Италии! На этом настоял твой отец. Мне нужно было проявить больше упорства, чтобы избавить его от подобных сцен.

Один резкий порыв ветра, и Таллулаленд был готов рухнуть. Моя вина — я непочтительно отзывалась о москитных богах, пыталась что-то построить, вырастила в сердце крошечный росток надежды, не затоптав его на корню.

Слова Кэрол стали последней каплей, соломинкой, сломавшей спину верблюда, но меня не трогали ее желчь, недоброжелательность и непомерное самомнение. Меня душили слезы о моем прекрасном мире, лежавшем в руинах, и я смотрела на отца, ожидая и от него комка грязи на свежую могилу. Плечи у меня были расправлены, спина прямая, в душе крепла решимость не раскисать. Даже с разбитым сердцем я не собиралась унижаться, объяснять, оправдываться или молить о понимании. Буду просто стоять, выпрямившись и расправив плечи, и приму все, что услышу.

Со стороны отца неожиданно послышалось непочтительное фырканье — звук недоверия и нетерпения.

— Кэрол, не будь смешной. Таллула ничего не украла у этого человека.

Это бред… Галлюцинации, как у утопающих от недостатка кислорода, — они видят красочные миражи, а в душу снисходит небывалый предсмертный покой, о котором мы столько слышали. Не мог отец произнести ничего подобного, я точно знаю. Мы в театре, где за него говорит мошенник-чревовещатель.

— Не украла? — с вызовом спросила Кэрол. Ну еще бы, она-то знала правду: Джозеф Уэст не настоящий, рядом манекен, кукла со стеклянными глазами.

— Разумеется, нет. Если тот человек распространяет ложь о моей дочери, этому может быть лишь одна причина: он сам украл дизайны у Таллулы. — Отец посмотрел мне в глаза: — Я прав?

— Да, — ответила я. Напряжение спины и плеч ослабело, но настороженность не проходила — я боялась, что разговор с отцом мне почудился (вдруг опять проделки синапсов?).

Кэрол недоверчиво прищурилась, словно ей предложили купить Бруклинский мост.

— Почему ты так уверен?

— Я знаю работы своей дочери, — деловито заявил отец. — Вон тот диван — вариация ее раннего проекта. Боковые швы диванных подушек сшиты швом ее матери. Столы сделаны в стиле оп-арт — Лу всегда восхищалась ранними работами Бриджит Райли. Настенный светильник в виде звезды с лучами изготовлен из модернизированного алюминия — именно такой материал использовал бы я сам. Кроме того, — несколько запоздало добавил он, — Уэсты не крадут чужие идеи. Мы в них не нуждаемся.

Впервые после смерти матери я не чувствовала себя сиротой. Вот для чего нужны родители — принимать сторону своих детей и верить в них, несмотря ни на что.

Пока Кэрол извинялась, я старалась обрести самообладание. Я отчаянно пыталась казаться хладнокровной, а не женщиной на грани истерики, когда Кэрол уверяла, что сожалеет о досадном недоразумении. Она держалась отчужденно и неискренне: единственное, о чем Кэрол явно сожалела, — что выдвинутые против меня обвинения оказались ложными. Все это было не важно, главное — ее извинения позволили мне выиграть немного времени. Я глубоко вздохнула, сосчитала до десяти и задалась вопросом, что дальше.

— Я думала, ты в Италии, — неловко сказала я, нарушив паузу, повисшую в воздухе после извинений Кэрол. Я хотела поговорить о другом, но язык не повиновался, слова вылетали изо рта без приглашения, как мыльные пузыри из детского водяного пистолета.

— Мы там были, — подтвердил отец. — Но сократили поездку. Моя помощница переслала твою открытку на Капри.

Эмоции, которые я надежно оттеснила за полицейское оцепление, рванулись вперед, локтями расчищая себе путь к месту преступления. Сначала папин «прыжок веры», теперь — сокращенный ради меня отпуск…

— Спасибо, — мягко сказала я, с трудом преодолевая комок в горле.

— Не мог же я это пропустить. — Отец снова огляделся, задержав взгляд на столах, светильниках, подушках. — Твоя мать очень гордилась бы тобой, Таллула.

— Я знаю, — ответила я. Глаза ярко блестели от непролитых слез. Утверждаю без зеркала — блестели, я ощущала, как слезы стоят в глазах.

Почувствовав, что в первый раз сказал что-то к месту, папа поспешил закрепить успех:

— Я хочу приобрести диван.

Выражение ужаса на лице Кэрол было настолько комичным, что я хихикнула. Звук вышел совершенно детским. Папа подмигнул.

— Но, Джозеф, он же ни к чему не подходит в нашей квартире, — пробормотала Кэрол.

Папа пожал плечами:

— Сделаем ремонт и оформим квартиру заново.

— Диван твой, — сказала я. — Хочу, чтобы ты принял его в подарок. — Одна восемнадцатая моего наследства казалась сущей мелочью по сравнению с мимолетным ощущением, что у меня есть отец.

— Оформим заново? — Кэрол сморщила нос. — Мы же переделали интерьер перед самым венчанием!

— Нет, я все-таки настаиваю на оплате. — Папа вытащил чековую книжку. — Раздавать товар даром — плохой бизнес, а я не для того растил дочь, чтобы она стала плохим предпринимателем. Сколько? И не делай мне скидки как родственнику!

— Но диван слишком большой! Куда мы поставим домашний кинотеатр?

— Хорошо, — сдалась я, и по щекам покатились уже не сдерживаемые слезы. За последние двадцать минут на меня обрушилась эмоциональная буря такой силы, что я уже ничего не могла сдержать. — Пять тысяч долларов. Доставки придется ждать от шести до восьми недель.

— Слышишь, Кэрол? — восхитился отец, забавляясь отчаянием жены. Вот почему он жил с Кэрол: его смешили ее капризы. — У нас два месяца на покупку меньшего телевизора. — Папа подписал чек, вырвал его из чековой книжки и протянул мне. — Нам пора. Мы приехали на выставку прямо из аэропорта и оба устали. Придешь к нам завтра на ужин?

— Но как же… — запротестовала Кэрол, — завтра мы ужинаем с Престонами, и…

Взгляд отца придавил ее к самому полу, и она немедленно заткнулась. Бедняжка Кэрол, сначала ей пришлось раньше срока вернуться из Италии, затем ее попросили не смешить людей, а в перспективе ожидал обед в компании неуравновешенной падчерицы-плагиаторши вместо милых сердцу Престонов. Но Кэрол была не обделена смекалкой и знала, когда промолчать. Она не желала способствовать наведению мостов между отцом и дочерью, но и не хотела подъезжать к ним на экскаваторе с тяжелой «грушей» — просто была готова подождать, пока все разрушится само собой.

— Завтра вечером? — переспросила я. С языка готовы были сорваться разнообразные предлоги, увертки и уклончивые ответы, которые я держу наготове специально для подобных случаев, но мне вдруг расхотелось к ним прибегать. После сегодняшнего огромного «прыжка веры» я не хотела огорчать отца.

— Отпразднуем твой успех, — продолжал папа, пытаясь сделать приглашение как можно более заманчивым. Он по-прежнему не понимал, когда поступал неправильно, и искренне считал себя идеальным отцом, однако был способен признать прогресс, различить новаторство, когда оно стоит перед ним плача, и не хотел сейчас стать ренегатом.

В папиных глазах было столько надежды, что я не выдержала взгляда и отвернулась. Посмотрела на звезду с лучами на стене, подушки на диване, многозначительную полуулыбку Кэрол Мачеха была уверена, что я отклоню приглашение. Мысленно она уже рассказывала Престонам о прелестной маленькой вилле, где останавливалась на Капри. Для нее я уже разрушила едва наведенный мост. Нет, Кэрол не станет раскачивать ядро для сноса — этого не понадобится.

Не вытирая слез, медленно стекавших по щекам, я ответила «да».

Глава 7

Когда я уже собиралась уходить, в павильон зашла Ханна в своем нормальном виде — без латексных накладок, кошмарных голубых теней и курчавого парика в стиле «Ангелов Чарли». Она одарила меня нахальной торжествующей улыбкой — интервью с «Энтертейнмент уикли» явно удалось — и спросила, как прошел день.