Завтра мне решительно стоит попытаться найти возможность попасть в апартаменты мисс Норманн, когда ее там не будет.

Суббота

Сегодня все мои попытки оказались тщетными. В качестве портье все это время выступал один и тот же усатый старичок, раз за разом безошибочно подававший мне мой ключ, хотя я указывала на ключ г-жи Норманн.

– Ах, верно. Я ошиблась, – говорила я в свое оправдание.

А этот дурень заверял меня с исполненной галантностью улыбкой:

– Нашим уважаемым гостям можно ошибаться. Но мне – нельзя.

Наступила оттепель. На улицах появилась грязь. Я понемногу начинаю скучать.

Воскресенье

Господи, какие жуткие эмоции я пережила! Бр-р-р… Я точно не сумела бы стать профессиональным преступником. Но расскажу все по порядку.

Казалось, все складывается как нельзя лучше. Когда я утром спускалась вниз, то увидела Бетти, садившуюся в сани с каким-то господином. Должно быть, она уезжала куда-то далеко, поскольку взяла свой плед. В этот миг я решительно сказала себе: теперь или никогда. Старик-портье, наверное, пошел на мессу в костел, поскольку заменял его помощник, высокий детина с довольно тупым выражением лица. Эта замена оказалась для меня чрезвычайно полезной.

Четверть часа я просматривала «Vogue», а потом, стараясь сохранять хладнокровие, подошла к верзиле и приказала подать мне мой ключ. Указала при этом на ключ к апартаментам мисс Норманн. Он отдал его без малейшего колебания.

Коридор на втором этаже был совершенно пуст. Мне в этом повезло. Я быстро открыла ее дверь и вошла внутрь. Сердце у меня колотилось, словно обезумевшее. Сложное это дело, быть преступником.

Сперва я удостоверилась, что в комоде, как и в ящике бюро, торчат ключи. Это меня успокоило. В комоде царил полный порядок. Какое у нее прекрасное белье! Хотя каждую минуту мне угрожала серьезная опасность, я не могла отказать себе в удовольствии осмотреть ее комбинации. Ах, если бы имела время, чтобы скопировать некоторые из них! Особенно прекрасны были две с настоящими кружевами. Превосходные ночные комплекты. Наверняка американские. Чудеса эти стоили, похоже, целое состояние.

Я тщательно обыскала полку за полкой. И ничего не нашла. Заглянула даже в полную обуви тумбочку. Сколько же у нее туфель! А поскольку одна пара была без распорок, то я обратила на нее внимание. Сунула пальцы внутрь и чуть не вскрикнула от удивления. Внутри был какой-то предмет, обернутый в бумагу. Я судорожно развернула его и тут же испытала разочарование. Им оказался миниатюрных размеров револьвер, украшенный золотом и эмалью.

Я положила его назад на его место и взялась за несессер. Тут нашла только почтовую бумагу, ту самую, на которой она писала Яцеку. Если держит ее в несессере, то, видимо, сейчас с Яцеком не переписывается.

Я приступила к ревизии бюро. Там лежала толстая пачка разных бумаг, документов, проспектов и счетов. Я просмотрела все их очень внимательно, но не нашла ни тех, которые искала, ни чего-то, что могло бы дать мне какой-то след. Я была почти огорчена. Проверила еще раз все уголки, заглянула под ковер и матрас, в гардероб и за радиатор – безрезультатно.

Эта ловкая дама наверняка все носит с собой или же хранит бумаги на депозите в Варшаве, в сейфе отеля.

В тот миг, когда я уже отказалась от поисков и хотела выйти, в дверь вдруг постучали. Сердце мое замерло. О бегстве не могло быть и речи. Апартаменты имеют лишь один выход. Вначале в голову мне пришло спрятаться в ванной. Но это нисколько не помогло бы мне. Входя, я закрыла дверь на ключ изнутри. Если стучала горничная, то у нее есть свой ключ и она с легкостью поймет, что внутри кто-то есть.

Стук раздался снова.

– Кто там? – спросила я по-английски, пытаясь подражать голосу мисс Норманн.

Вздохнула с облегчением, когда ответил мне мужской голос, тоже по-английски:

– Тут ли обитает мисс Элизабет Норманн?

Следовательно, я имела дело с чужаком. Что должна была ответить? Мне было важно лишь одно: чтобы он отошел от двери на миг, достаточный для моего побега. Надлежало отослать его к портье. Поэтому я сказала:

– Нет. Вы ошиблись.

Но человек не отошел от двери, ужасно напугав меня этим. Наконец произнес вполголоса:

– Завтра.

Потом я услышала его удаляющиеся шаги. Что бы это могло означать? Я очень отчетливо услышала это «завтра». Хотел ли он мне тем самым сказать, что придет на следующий день – или это должно было знаменовать нечто иное? У меня не было времени толком раздумывать над этим. Я быстро открыла дверь. Через пару минут была уже внизу, отдала ключ и вернулась к себе. От переживаний разболелась голова. Нужно написать Тадеушу, что его план не удался. Сегодня мне уже нечего делать. Могла бы возвращаться в Варшаву. Останавливает меня только возможное письмо Бакстера.

В любом случае он должен написать. Джентльмен не может оставить даму без ответа. Мне следует вооружиться терпением.

Моя эскапада очень меня огорчила. Я приняла немного брома и легла в постель. К тому же не уверена, не оставила ли в комнате Бетти каких-то следов своего присутствия, а еще меня беспокоит тот господин со своим неуместным «завтра». Мир кажется мне печальным и неинтересным. Это все погода виновата. Хоть бы уж наступил мороз.

Понедельник

Тото просто сумасшедший. Что за идея! Но очень мило с его стороны. Приехали шестью машинами. Где-то двадцать пар человек. На машинах вывесили таблички: «Зимний рейд к пани Ганке». Вся Крыница говорила лишь об этом. Я сразу стала самой популярной персоной. Представляю себе, как все бабы от зависти скручиваются в штопор.

Приехали они в десять утра, а поскольку все были голодны, первый завтрак превратился в какой-то дикий банкет. В столовой зале расставили столы, и в час, когда начали подавать нормальный обед, директору пришлось умолять Тото, чтобы мы перешли в бар внизу. Тото приказал привести сюда оркестр, и мы роскошно развлекались до шести вечера, когда измученные и уставшие они наконец-то отправились спать.

Но Тото оказался неутомимым. Даже слышать не желал о сне, хотя от Варшавы до самой Крыницы машину вел именно он. Немало мужчин могли бы позавидовать его здоровью. Мы отправились на каток, где как раз шел хоккейный матч с латышами.

Тото, естественно, привез целый фургон шоколада и отборного порто[80], которое я так люблю. Все же у него есть свои плюсы.

Ужинали мы вместе, внизу. Весь зал глядел на нас, словно сорока на блестяшку. И ничего удивительного. Тото вел себя словно влюбленный паж. Не обращал ни малейшего внимания на то, что остальные нас видят. И только после десерта он заметил мисс Норманн и сказал:

– Гляди-ка, Ганечка, мне кажется, мы видели эту даму в Варшаве. Не знаешь ли, кто она такая?

– Знаю. Это англичанка. Зовется мисс Норманн.

– Ты с ней знакома?

– Познакомились здесь. Она тебе так понравилась?

Он неискренно рассмеялся:

– Разве рядом с тобой может понравиться любая другая женщина?

Я смерила его холодным взглядом:

– Тому, кто неприхотлив, нравится всякая.

– Но меня-то ты таким не считаешь?

– Порой и вправду нет.

– Только порой?

– Естественно. Ты ведь увиваешься за той глупой Мушкой Здроевской. Все думаю, о чем же вы говорите наедине. И что это за симпозиум интеллекта, знания и интересов.

Он почувствовал себя уязвленным. Я знала: ничто так не болезненно, как ирония на тему его умственных способностей. Однако Тото раздразнил меня теми взглядами в сторону мисс Норманн.

– Если ты полагаешь меня глупцом, – сказал, – то я не понимаю, отчего позволяешь видеться с собой.

Я пожала плечами:

– Вовсе не считаю тебя глупцом. Но тебе ведь и самому известно, пороха ты не изобретешь.

Тото покраснел:

– Теперь я вижу, что и вправду не нужно было приезжать. Одни расстройства.

– Я отблагодарю тебя за них с большим удовольствием, – сказала я и встала, чтобы поздороваться с мисс Норманн, как раз выходившей.

Сделала я это под воздействием некоего необъяснимого импульса, но отступить уже не могла. Мисс Норманн остановилась. Я представила ей Тото и попросила, чтобы она минутку посидела с нами. При этом наблюдала за выражением его лица. Он выказывал сразу столько разных чувств и делал это столь неумело, что я видела его насквозь. Проявлял возмущение моим поступком, равнодушие к красоте мисс Норманн (а она ведь и вправду не дурнушка), изображал холодный интерес и безразличие. Но потом решил продемонстрировать это еще непосредственнее. Через минут пять беседы сослался на усталость, распрощался и отправился спать.

Наверняка думал, что я позвоню в его комнаты или приду. Долго же ему придется ждать.

Я сама, собственно, не знаю, отчего он так меня рассердил. Но в том, как он смотрел на Бетти, было что-то отвратительное.

Я долго не сумею заснуть от злости. Специально отключила телефон и не отвечаю на стук в дверь. Умнее всего было бы уехать завтра спозаранку. Был бы хороший урок для Тото. В этот момент, когда я пишу, в дверь мою снова стучат. Это уже в третий раз. Но ему ничто не поможет. Пусть идет себе к той рыжей выдре. Завтра будет сокрушенным и покорным. На нее и не взглянет. Естественно, только в моем присутствии. Я совершенно зря познакомила их. Уже двенадцать. Пойду спать.

Вторник

Между мной и Тото все кончено. И я целиком и полностью удовлетворена этим. Стоило так поступить давным-давно. А случилось вот что.

Я проснулась очень рано и включила телефон. В восемь пришел парикмахер, через четверть часа раздался звонок аппарата. Я сняла трубку, но оказалось, что звонит Мирский. Ему ничего не было известно о том, что вчера мы с Тото поссорились, поскольку спросил, какие у нас (то есть у меня и Тото) планы на сегодня. Я сказала, что еще не знаю, так как Тото спит.

– Как это «спит»? – удивился Мирский. – Он же был у меня час назад.

Я онемела. Получается, он встал, но мне не позвонил. «Ну ладно, – подумала я. – Обиделся, значит, сам же извинится». Я предложила Мирскому проехаться на санях. Он с радостью согласился. В десять я была уже внизу.

Когда мы проезжали мимо кинотеатра, нас обогнали другие сани. Я собственным глазам не поверила. В них сидел Тото рядом с мисс Норманн. Тото слегка смутился, но довольно прохладно отвесил мне поклон. Поскольку та выдра не смотрела в нашу сторону, я тоже могла позволить себе демонстративность: даже не шелохнулась. Мирский заметил, что я не поклонилась в ответ, однако ни о чем не спросил. Очень тактично с его стороны.

Такого поведения я спустить Тото не могла. Здесь он перегнул палку. Я просто не в силах описать свою ярость. Дело, естественно, не в нем, но в моих амбициях. Так меня скомпрометировать! И еще афишировать это публично! В первый момент я решила немедленно уехать, но когда немного успокоилась, то пришла к выводу, что это было бы некстати. Дало бы Тото понять, что для меня это важно. Я должна остаться тут как минимум на пару дней. Пожалуй, была даже не права, что не вернула ему поклон. Но уж что случилось – то произошло.

После возвращения в отель я написала длинное и очень сердечное письмо Яцеку. Он лучший человек, которого я знаю. Даже готова простить ему двоеженство. По крайней мере с его стороны меня не ожидают такие сюрпризы, как от Тото.

Я обедала с Ларсеном. Просто счастье, что он пришел. Это страшно облегчило мне ситуацию. Та выдра была одна, а вся моя компания громко пировала в конце залы. Я изображала веселость, чем мой спутник, кажется, был несколько напуган, поскольку именно в тот момент рассказывал мне скучные вещи о России и тамошних нравах.

Тото, похоже, специально сел спиной к зале. Мне интересно, каким образом он им объясняет, что мы не вместе. Наверняка придумал какую-то глупую ложь. Впрочем, и пусть ему. Я вернулась к себе. Чуть не плакала. Что-то с нервами у меня не в порядке. Правда, чему же здесь удивляться? Любая дама на моем месте после стольких переживаний получила бы душевное расстройство. А тут еще Тото.

Наконец, в пять он соизволил мне позвонить.

– Чем могу служить? – спросила я совершенно спокойно.

– Могу я зайти к тебе на минутку? Я бы хотел поговорить с тобой.

– О чем? – сказала я таким тоном, из которого он мог понять: говорить нам абсолютно не о чем.

Он замолчал на миг, а потом неуверенно отозвался:

– Ну, мы ведь должны каким-то образом договориться. Хотя бы для того, чтобы оно не выглядело дико. Для людей.

– Хорошо, – согласилась я. – Но при единственном условии…

– А именно?

– Обещай мне, что мы не станем обсуждать ничто иное, кроме завершения нашей дружбы.

– Обещаю.

Через пять минут он пришел. Впервые я смотрела на него абсолютно объективно. Теперь вовсе не понимала, как могла иметь с ним что-то общее. Он же просто вульгарен. Естественно, на определенном уровне. Но вульгарен. Средоточие банальности. Мог бы служить шаблоном для создания именно таких, как он, людей, лишенных любого внутреннего смысла, сложенных по лекалу, благородных по рождению и влачащих пустую жизнь.