– И полагаешь, выполнит обещание?

– Полагаю, да. И я не разделяю твоего мнения насчет этого пана. Он не кажется мне «небесной пташкой». Он очень культурный и ведет себя как джентльмен.

В глазах Гальшки блеснуло беспокойство.

– И долго ты у него была?

– Несколько минут.

Это ее словно бы успокоило.

– О, моя дорогая. Потому-то ты и не разделяешь моего мнения. Если бы узнала его так, как знаю я…

Я пожала плечами:

– О, уверяю тебя, это лишнее. Он и правда симпатичный, но тебе самой прекрасно известно, что я верна Яцеку.

Я специально подчеркнула это, чтобы подразнить ее. Ведь то, что в последнее время я показывалась в обществе Тото, не может быть доказательством моей неверности. Тото всем громко рассказывает, что любит меня, не упускает и случая, чтобы сказать это Яцеку. Однажды я подговорила его, дабы просил Гальшку замолвить передо мной словечко о себе. Потом – пересказал мне весь разговор. Уверял ее, будто умрет от отчаяния, если не получит моих прелестей. Гальшка сперва не хотела верить, а после рассердилась. И до сегодняшнего дня не сказала мне о том разговоре и слова. И доныне ее пожирает любопытство, связывает ли меня с Тото что-то или нет. Так ей и надо.

– И каким же образом он вернет те письма?

– Не беспокойся об этом, – сказала я. – Способ не имеет значения. Могу послать к нему Юзефа или простого посыльного. – Сделав паузу, я добавила: – А может, схожу к нему и сама.

Гальшка ухмыльнулась саркастично:

– Ох, вижу, эта миссия не доставила тебе неприятностей…

– Ты прекрасно знаешь, что для тебя я готова на многое. А этот пан показался мне довольно озабоченным, но ведь ты, полагаю, будешь рада, что больше не увидишь его?

– И отчего же я его не увижу? – удивилась Гальшка.

Ах, насколько же она не владеет собой и как же наивна. Если бы я даже и не знала того, что услышала от Тоннора, этими несколькими словами она бы развеяла все мои сомнения.

– Как это «почему»? – спросила я. – Ведь тут все понятно. Вернув письма, он больше не сможет принуждать тебя к встречам.

– Ах, и правда, – спохватилась Гальшка. – Естественно. В любом случае, Ганечка, я тебе безгранично благодарна.

Мы поговорили еще минутку о пустяшных вещах (кстати: колечко она получила от своей бабки). Потом все сели за бридж. Я не в такой мере, как раньше, увлечена этой игрой, поэтому после трех роберов заявила, что слишком устала. Мы вышли вместе с Вацеком Гебетнером, и он отвез меня домой.

Поскольку я приказала слугам как можно более подробно записывать все телефонные звонки, то прежде всего взглянула на листок: было там несколько не имеющих важности сообщений, но среди них слова:

«Звонили из отеля “Бристоль”».

Несмотря на поздний час, мне пришлось разбудить Юзефа. От него я узнала, что из «Бристоля» звонил портье и спрашивал, когда возвращается пан Реновицкий.

Наконец-то явный след! Значит, живет она в «Бристоле». Естественно, портье звонил по ее поручению. Ну а теперь поиски дяди Альбина очень облегчатся. Я сразу заявила, что завтра не буду дома ни на обеде, ни на ужине. Я должна быть в «Бристоле».

Мне пришло в голову, что Яцек мог выехать за границу в связи с этим делом. Вскоре это придется выяснить.

Воскресенье

Хорошенькая история! Это немало меня позабавило, но одновременно заставило поволноваться. Могла ли я предвидеть нечто подобное? Не было еще и десяти, как позвонил Тото и предложил нам поехать на прогулку в Яблонну. Я охотно согласилась. Мороз был небольшим, а погода – превосходной. А его гигантский «мерседес» ходит плавно, словно коляска.

Когда я уселась рядом, он достал из кармана стопку банкнот и подал мне с торжествующим видом.

– Что это? – удивилась я.

– Выигрыш, – ответил он. – У тебя было правильное предчувствие. Карта шла мне, как к мертвому кадило. Я их всех окрестил. Даже того твоего блудного дядюшку. С этого дня не сяду играть без того, чтобы не взять у тебя какую-то там сумму на счастье.

– Тото! Ты правда выиграл? – не верила я собственным глазам.

– Клянусь, – засмеялся он. – Больше трех тысяч.

Я не хотела их брать. Объясняла ему, что не имею к тем деньгам никакого отношения, поскольку выиграл-то он. Потом согласилась, чтобы он со мной поделился, но он скорчил обиженное лицо и возмутился:

– Я играл твоими деньгами, играл для тебя и на твое счастье. Выигрыш твой. Если ты это не возьмешь, выброшу в окно.

Что ж, пришлось смириться. В конце концов, такие деньги на дороге не валяются. Куплю для Тото какую-нибудь безделушку, и все будет в порядке. Но что делать с дядюшкой Альбином? Ведь у него и вправду, если приходится выслеживать ту женщину, серьезные расходы. Не говоря уже о напитках, просто сидеть в ресторане – стоит немало.

Пораздумав, я спросила у Тото:

– А пан Альбин Нементовский много играл? – (По желанию отца, все в семье, если не могли избежать упоминаний о дяде, должны были называть его «тем паном Нементовским», чтобы подчеркнуть: нас с ним ничего не связывает.)

– Не знаю, не следил, думаю, немного, какие-то там пару сотен злотых. Он никогда не азартен и потому играет прекрасно. И знаешь что? Теперь я уже не верю сплетням, что о нем ходят. Будь он шулером, не проиграл бы. Люди слишком легко очерняют всех, кому улыбается счастье.

Очень мне нравится в Тото эта его снисходительность. И сейчас я была ему за нее благодарна, поскольку – не стану скрывать – дядюшку я люблю. Увы, слишком уж хорошо я знала, что Тото ошибается. Мама говорила мне: однажды дядю поймали даже в каком-то казино или клубе. При раздачах он, ходили слухи, клал перед собой золотой портсигар, а тот был настолько отполирован, что он видел в нем, как в зеркале, все карты. Тогда случился скандал, и дядю едва не посадили в тюрьму во второй раз. Закончилось все тем, что ему пришлось вернуть выигранные деньги и в казино входить ему запретили. Правда, было это где-то за границей, но отчего бы и у нас в стране ему поступать иначе? Поэтому я не могла объяснить себе, отчего он вчера проиграл.


Госпожа Реновицкая ошибается, полагая, что шулерам постоянно должно везти в карты. Довольно часто случается, что по разным причинам не удаются им всяческие махинации. Errare humanum est[14]. (Примеч. Т. Д.-М.)


Из-за этого после прогулки мне пришлось вернуться домой и отказаться от кафе, куда приглашал меня Тото. Я предвидела, что дядя Альбин позвонит, и не ошиблась. Сразу попросила его, чтобы он пришел.

Он появился через четверть часа и вид имел довольно кислый.

– Тебе твой чичисбей наверняка уже сообщил, – отозвался он, поздоровавшись, – точно уже сообщил, что вчера я проигрался до нитки?

– Верно, он вспоминал, что вам, дядя, карта не шла.

– В последнее время мне не везет. Призна́юсь, я почти без гроша.

Я решила заставить его принять от меня деньги. Конечно, не могла признаться, что проигрыш его находится у меня в сумочке, но предложила ему в долг:

– Ведь ссуду вы, дядя, можете принять, не нарушая своих принципов. А у меня с ней проблем не будет.

– Нет-нет, – упирался он, – от женщины я денег не приму. К тому же брать в долг можно, лишь когда ты уверен, что сумеешь отдать.

– Ах, дядя, – уговаривала я его. – Откуда этот пессимизм? Вы ведь обычно выигрываете. А для меня это пустяк. Можете отдать мне через год-два, когда сумеете. Из-за вашего упрямства как бы не замедлилось наше расследование. А кроме того, разве это красиво с вашей стороны: я ни на миг не задумалась, когда просила вас о помощи, а от меня вы не желаете принять такой небольшой услуги, как ссуда.

Наконец я его убедила. Вручила ему тысячу злотых, а он выписал мне обычную расписку, хотя я и пыталась его от того отговорить. И эти мужчины смеют издеваться над женской логикой! Считают позорным брать в долг у женщин, но соблазнить какую-то или обмануть ее в игре – подобное у них не вызывает никаких этических сомнений. Странные они создания.

Только потом я проинформировала дядю о своем открытии: о том, что она живет в «Бристоле». К моему удивлению, он не воспринял это как истину.

– Отнюдь не известно, – покачал он головой. – Ведь портье с тем же успехом мог бы звонить по поручению кого-то из знакомых Яцека. В этом отеле останавливается немало ваших приятелей. Это мог быть кто-то из дипломатов или какой-то родственник из сельского имения.

– Но могла быть и она.

– Верно. И я не упущу этот след, как и любой другой. Прямо сейчас отправлюсь расспросить портье. Однако ты должна сообщить мне точное время звонка. Портье меняются, у них свои дежурства. Их помощники – тоже.

– Сейчас спрошу у Юзефа, – сказала я и едва не нажала на кнопку звонка. К счастью, вспомнила, что никто из слуг не должен знать о визитах дяди. Иначе это сразу дойдет до отца, что грозило бы немалым скандалом.

Я попросила дядю, чтобы он подождал, и отправилась расспросить Юзефа. Увы, он не помнил точно, сказал лишь, что было около десяти.

Однако, пока я была в буфете, случилось нечто, что я могла бы и предвидеть: в салон заявилась тетка Магдалена. Заглянула, сказала «Прошу прощения» и вышла, но наверняка заметила дядю. Правда, она его не знает и никогда раньше не видела, но она такая сплетница, что не преминет растрезвонить об этом всем подряд. Я уже пожалела, что согласилась, когда Яцек попросил меня принять его тетушку из сельского имения. Хозяйством она почти не занимается, а проблем от нее в доме немало.

Едва лишь я выпроводила дядю, она уже ждала меня в кабинете. Нужно было побыстрее придумать какую-нибудь ложь…

– И зачем приходил этот достойный пан? – спросила тетка Магдалена.

– Ах, ничего важного, – ответила я как можно более равнодушно. – Пришел по делу того участка в Жолибоже. Я сказала ему, что мужа нет в Варшаве, а сама я в делах не ориентируюсь.

Тетка глянула на меня с подозрением:

– Он не выглядел посредником. Скорее, аристократом.

Я пожала плечами:

– Тетушка, нынче множество людей в обществе зарабатывает странным способом. А если он выглядит достойно, то, видимо, ему и зарабатывать легче. – И желая отвадить тетушку от этой темы, я добавила: – Жаль, вы мне не сказали, что этот человек так вас заинтересовал. Я бы его представила вам.

– Давай-ка лучше обойдемся без неуместных шуточек, – проворчала тетка Магдалена и вышла.

Поскольку я договорилась с Тото на три, то решила над ним подшутить и позвонила Мушке Здроевской. К счастью, застала ее дома. Мы были друг с другом такими сладкими, словно два кусочка сахара. (Я всегда говорила, что она врунья.) Пригласила я ее на обед в «Бристоль», вовсе не упомянув при этом о Тото и сказав, что будет Доминик Мирский и, возможно, кто-то из его приятелей. Естественно, она не сумела мне отказать. Получасом позже я заехала за ней на авто. Я прямо-таки нарадоваться не могла ее видом: были у нее ужасно подведенные брови и совершенно невозможная шляпка. Пусть же Тото глянет на нас одновременно. Больше мне ничего и не надо.

Мирский и Тото ждали нас в холле, и настроение у меня сразу сделалось кислым. Мирский – педант, поэтому очень злился из-за нашего получасового опоздания. Тото был пойман врасплох тем, что со мной появилась и Мушка. Корчил рожи, словно индюк, глотающий шарик. Но ничего иного он и не заслужил.

В зале было неимоверно людно. Если бы не зарезервированный Тото столик, пришлось бы нам уйти ни с чем. Множество знакомых. Особенно из имений. В такой-то толпе невозможно было высмотреть ту, ради которой я пришла. Потому я занялась Мушкой, осыпая ее восхищением настолько преувеличенным, что нужно быть наивной, как она, чтобы все принимать за чистую монету. Я то и дело обращалась к Тото за мнением, и он крутился словно штопор, но приходилось подтверждать мои комплименты. Было это по-настоящему славное развлечение. И прервала его Данка, неожиданно появившаяся в «Бристоле», причем в обществе жениха и его сестры. Оказалось, в эту «пещеру гуляк, бездельников и расточителей», куда сия влюбленная парочка никогда бы не ступила ни одной из четырех своих ног, пришли они из-за стихийного бедствия. Так уж вышло, что Данка была приглашена на обед к матери Станислава, но с кухаркой их случился внезапный приступ радикулита. В этих-то обстоятельствах она и слушать не хотела о приличном обеде, и мать Станислава послала всю троицу в «Бристоль».

Мои отношения с Данкой никогда не были слишком сердечными. Мы решительно не могли сойти за образец для других сестер. Даже когда были маленькими девочками, обе со схожей неприязнью протестовали против того, чтобы носить одинаковые платья. И хотя нас разделяет разница меньше двух лет (Данка младше, но все говорят, что выглядит она старше меня), как темпераментом, так и нравом мы отличаемся кардинально. Она никогда не любила танцев, развлечений, путешествий. В театр ходит только на «Дзядов»[15], на Выспяньского[16], шедевром считает «Перепелочку» Жеромского[17], а за исключительную жемчужину в том спектакле – Юлиуша Остерву[18]. (Не хочу, чтобы меня неверно поняли. Лично мне Юлиуш нравится, чего я никогда и не скрывала, но на «Перепелочке» я была всего однажды и ужасно скучала.) Наконец, Данка не понимает другой жизни, кроме каких-то собраний, митингов, товариществ, союзов и прочих подобных ужасов. Она постоянно стремилась бы к… Постоянно работала над развитием… Постоянно организовывала бы…