— А тебе и не надо ничего понимать, тем более вмешиваться в это.

— Но мне все время кажется, что за нами следят. Мне неуютно.

— Лера, ты бредишь. Ну кому мы нужны? Просто у всех и у тебя сдают нервы. Я прошу, хоть ты меня не предавай. Нам нужно быстро закончить эту постановку. А дальше, я уверен — успех, и я стану неуязвим.

Не очень понимая, о чем говорил Дмитрий, я медленно брела по коридору. Навстречу мне шла Маша, с ней была маленькая девочка.

— Где Митя? — резко спросила она, не поздоровавшись.

— У себя.

Я хотела узнать, что это за девочка, но Маша уже решительно направилась в сторону кабинета.


Я верила всему, что говорил Митя. Я не задавала себе вопроса, почему все так скептически относятся к его оправданиям. Это мне было безразлично. Я почти добилась того, к чему стремилась. Он рядом, он нуждается во мне и, по-моему, почти меня любит. Я не была наивной дурочкой, как все думали. Я просто не хотела предавать свою мечту. Авторы моих любимых романов уверяли, что так часто бывает. Сначала Он не в состоянии оценить твою любовь, а уж потом его и не оторвешь, ибо Он увидит, какая ты на самом деле.

А какая я теперь? Неужели все события, произошедшие в последние полторы недели, свели на нет мою абсолютную веру? И мое необъятное, необъяснимое чувство имеет предел?

Больше не было страха, был только спокойный интерес к тому, что так волновало меня все эти годы…


— Ты классно выглядишь. Очень похорошела. Тебе идет волнение.

— А вот ты, я смотрю, абсолютно спокоен, — быстро среагировала я на Сашечкин комплимент. Я не хотела давать ему очередной шанс на ухаживание.

— Собственно, не вижу повода для беспокойства. Все идет по плану. И, как всегда, все работают. Митя, уж извини, увиливает, тоже как всегда. Думаю, несмотря на трудности, мы в срок выпустим премьеру. Идея абсолютно беспроигрышная.

— Между прочим, идея Митина. Так что основное дело он сделал.

— Ты так уверена? Зря я тебя спрашиваю, ты по-другому ответить и не могла. Повезло Дмитрию. Ты никогда не думала, что можешь ошибаться и выдавать желаемое за действительное?

— Саня, только не надо намекать на Митины отлучки с балетными девушками. Он мне все объяснил. И потом, неблагородно наступать на любимую мозоль. Тебе от этого не прибавится. А мне и так сложно. Не думай, что я слепая.

Я увидела в заднем ряду партера чью-то фигуру. Зал во время репетиции почти не освещается, но даже сквозь блеклые дежурки были видны ее очертания.

— Смотри, там кто-то сидит. Ты видишь? — шепнула я.

— Нет, просто тени так ложатся.

— Ничего подобного, это вполне материальное тело.

— Эй, кто там? На репетиции нельзя находиться! — бросилась я к проходу, но, добежав до последнего ряда, увидела лишь колыхание портьеры и услышала скрип закрывающейся двери. Я выглянула в фойе — там никого. У меня опять разыгралось воображение, или кто-то усиленно прячется от нас. А я просто более наблюдательная.

Я вернулась к сцене, где Сашечка «пристреливал» декорации.

— Ну что? Кто этот призрак?

— Ты прав, — не вдаваясь в подробности, ответила я, — никого. Мне почудилось.

— Возможно, возможно. А может, кто-то и бродит по нашему помещению, — дразнил меня дружок.

— Прекрати, и без того проблем навалом.

— Ладно, ты иди, сторожи Митьку, а я буду воплощать его идею, — веселился художник.

— Ты, Санька, злой стал. Если у тебя не получается, не стоит отыгрываться на других.

Гордо отвернувшись, я пошла к гримеркам.

— У меня все получится, — тихо сказал мне вслед Саша.


Жаль, что мы редко всерьез вслушиваемся в смысл слов, которые говорим сами или произносят наши собеседники. Сейчас я пытаюсь собрать реплики героев моей жизни и найти то место, где все треснуло. Мне кажется, что я близка к пониманию…


— Оставь меня. Все равно тебе нет никакого смысла вмешиваться в это.

— Но почему же? Это всем остальным ты можешь дурить головы. Я все давно понял, Митя, ты не такая уж загадочная фигура.

Голоса перекрывали все пространство старого здания с прекрасной акустикой. Митя и Саша о чем-то горячо спорили. Вмешиваться в их темпераментный разговор в голову мне не приходило. Я сидела одна в пустой гримерке и боялась, что они разругаются всерьез, а это уже угроза всему делу и Митиной затее. Но выйти побоялась.

— Не думаю, что ты станешь обнародовать это. Тебе тоже невыгодно. Все сразу рухнет, — орал, как раненый барс, Митя.

— Тогда что ты можешь мне предложить? Я неплохо знаю твою жизнь. И поступки, на которые ты способен, — очень спокойно парировал декоратор. — Я могу сломать всю твою комбинацию. Это несложно.

Продолжения я не слышала. Голоса стали тихими и ровными. Ссора, видимо, закончилась. Тем не менее у меня неприятно сосало под ложечкой. В чем состояла угроза, исходящая от Саши? Почему Митя так разгневан? Какой секрет раскрыл друг детства? Что могло разрушить Митину затею? О какой комбинации они говорили?


Странно, опасные тайны часто находят тех, кто вовсе не стремится их знать, а старается жить простой понятной жизнью. Мой мир и покой все время нарушается. Я строила этот мир, оберегала и все же напарывалась на неприятные сложности и ненужные недомолвки окружающих. В результате я оказалась оплетенной целой сетью тайн и секретов. И запутывалась еще больше. Одна неизвестность тянула за собой другую. Становилось только страшнее и непонятнее. Нельзя сказать, что озарение пришло в один миг и все стало на свои места. Надеюсь, я на правильном пути, но что-то неясное, еле ощутимое тревожит меня по-прежнему. Если я на ложном пути, это приведет меня к полному краху… Но отступать все равно некуда. Слышу шаги. Нет, они еще не приблизились к дому, но уже доносится дыхание беды…


Сегодня репетиции нет. В театре пусто. Только со второго этажа доносится одинокий голос — кто-то распевается и пытается взять на октаву выше. Интересно кто? Пилить на второй этаж по нашей крутой лестнице не хотелось. Бог с ними со всеми.

Расстроенная и одинокая, я побрела домой.

Меня разбудил звонок телефона. Звонила Ольга.

— Лера, страшное несчастье. Сашечка разбился на машине. Беги в театр.

Ничего не ответив, я судорожно стала натягивать шмотки, трясясь и путаясь. Я, прилетев в театр, увидела весь коллектив, сплоченный в непредсказуемом горе. Первый здравый вопрос, посетивший меня, что теперь будет со спектаклем? Не равнодушие и безразличие двигало мной, а всего лишь попытка успокоится и объяснить что-то людям. Я уже слышала шепот окружающих. Они произносили страшные вещи.

— Его не узнать. Тело обгорело полностью. Нечего даже хоронить.

По зданию бегала милиция. Автокатастрофа случилась не рядом со зданием театра. Допрашивать нас всех не было смысла.


— Лен, наверное, тебе придется доводить спектакль до конца одной.

— Так и поняла, — деловито и спокойно ответила Лена.

Несмотря на весь ужас произошедшего, меня мучил вопрос, кончился ли миром вчерашний спор, который я случайно услышала.

Митя, бледный и одинокий, сидел в кабинете и что-то писал.

— Я тебе нужна сейчас? — с надеждой всунула я голову в комнату.

— Ты мне всегда нужна. Но лучше, если займешься похоронами.

Дальше все происходило, как положено. Суета по поводу захоронения, выходной в театре, общее уныние. И редкие истерики в гримерках со словами: «Это плохое предзнаменование…» На кладбище приехала Руфа, которая не стала общаться ни с кем, кроме Сашиных родителей. Я подошла к ней.

— Нечего раскисать, — глядя на мое заплаканное лицо, отчитала меня актриса. — Конечно, ужасно, но лучшее, что вы можете сейчас сделать, — довести дело до конца. Это будет лучшей памятью о Саше.

Мне показалось, она на что-то сердится. В ее словах, безусловно, был здравый смысл, но мне они показались слишком уж резкими.

— Театр — жестокое дело. И публике в общем-то все равно, кто доделает спектакль. Главное, чтобы он состоялся.

Она отвернулась от меня и направилась прочь.


Следуя жесткому совету Руфины, я постаралась объяснить труппе необходимость выполнить поставленную задачу. Надо отдать должное моим коллегам, все рьяно взялись за работу, старательно избегая даже упоминать о произошедшей трагедии. Резкий удар по нашим головам нашел выход в усиленной творческой энергии. Поэтому последующие три дня мы парили в художественном полете, радуясь успехам и внятным результатам. Не знаю, насколько все были честны, но маска, как известно, прирастает к лицу, и наши улыбки казались почти искренними.


Ольгу нашли не сразу. Ей не нужно было присутствовать в этот день на репетиции. Как всегда, у первого состава есть дублеры, на всякий случай. Слишком большая работа, слишком много денег и усилий вложено, чтобы рисковать или отменять из-за болезни или плохого настроения одного исполнителя. Поэтому репетировать должна была девушка Катя, старательно повторяя Ольгин рисунок. Одному из работников гримерного цеха что-то понадобилось в темном углу левого кармана сцены. Нет, мы не услышали крик ужаса. Сначала он принес куклу и положил ее на пол репзала, затем так же спокойно, словно оглушенный, стал манить нас пальцем, и мы, как крысы за звуками флейты, пошли за ним. Там «сидело» такое же безжизненное тело, только… Да, это была Ольга. Мы не шевелились, а лишь озирались в поисках… Что мы искали?

Я молча отошла от группы людей и направилась к Мите в кабинет. Его там не оказалось, как всегда, когда он был особенно нужен. Тогда я стала звонить Руфе.

— Я не знаю, с чего начать, — почти шепотом выговорила я с трудом. — Весть чудовищная.

На том конце слушали молча.

— Руфочка, Оля… умерла, погибла. Я не знаю…

Я вся съежилась, ожидая всплеска эмоций, но в ответ услышала после короткой паузы:

— Ты милицию вызвала? Сейчас приеду.

Прибыла милиция. Нас вызывали и всех вместе, и по одному. И мы долго, подробно, судорожно вспоминая очередность событий, отчитывались перед представителями закона. Я же задавала себе все время один и тот же вопрос, как я могла не заметить отсутствие Ольги в течение двух дней? Мы ведь практически не расставались…


Странное сочетание романтических иллюзий в отношении к Мите и четкого прагматичного ума составляли две равные части моего характера. На протяжении всей двадцатипятилетней жизни эти половинки раздирали меня, перетягивая то в одну, то в другую сторону, и я чувствовала себя, как на палубе качающегося на волнах корабля. В этот страшный момент прагматичность перевесила и определила мое поведение вплоть до нынешней минуты…


Оля последнее время была сильно раздражена и вспыхивала по любому поводу. Мы все несколько устали от ее надрывного отношения к простым вещам. Митя и предложил ей после очередного взрыва плохого настроения расслабиться пару дней. Надо сказать, что я с облегчением вздохнула, несмотря на то что вся работа теперь ложилась на меня. Но передохнуть было просто необходимо. Именно поэтому два дня мы не виделись, и я даже не звонила подруге. Жила Оля одна. Ее раздражительный характер отдалил ее от семьи, и как она сама говорила, ей необходимо одиночество. Так я и сказала милиции. Мою информацию подтвердила и труппа. Наличие же точной Ольгиной копии, которая постоянно находилась за кулисами, лишь подчеркивало правдивость наших показаний. Кукла поначалу всех пугала и ее старались пересаживать подальше от людей — чтобы не попадалась на глаза, чтобы никто лишний раз ее не тормошил, пытаясь посмотреть, как она устроена. Все это устраивало детективов, но по-прежнему оставалось непонятно, кому выгодна смерть актрисы. Случайность? Но Ольга была задушена. Рассказывать о призраках, которые преследовали меня, мне показалось глупо, и я смолчала. Но глюки появились не только у меня…

— Я не понимаю, почему вы раскисли. Надо работать, — услышали мы раздраженный голос железобетонной старухи.

Руфа была в своем репертуаре. Митя кинулся к бабушке. Растерянный и жалкий, он только что не плакал.

— Я тебя предупреждала, Дмитрий. Этот способ не приведет ни к чему хорошему. Не знаю, кому так досадила Ольга, но все ваше предприятие затонет, если вы не возьмете себя в руки. Расходитесь. Идите одевайтесь, начнем прогон.

— Лера, кто это мог сделать? — тихо и как-то тоскливо спросила она, когда все разошлись.

В голове пронеслась безумная мысль, и я вскрикнула:

— Нет, Руфочка, вы не можете так думать! Да, они ссорились, Митя старался как можно реже сталкиваться с сестрой, но…