И вот мы опять на улице, и Графтон-стрит почти кончилась, и тут Бен решает, что ему все-таки надо пописать.

— Потерпи всего несколько минут, Бен, — решительно говорю я и ускоряю шаг. Но вскоре замечаю под ногами капельки и понимаю, что вот уже некоторое время мы оставляем за собой мокрую дорожку.

— Бен, ну что же ты! Я ведь просила тебя потерпеть!

— Прости, тетя Энни, я больше не смог терпеть. — Он выглядит удрученным и виноватым.

Теперь мы сворачиваем и едем в детский магазин, чтобы купить чистые трусики и брючки. Добравшись до отеля «Конрад», я первым делом отправляюсь с Беном в дамскую комнату, чтобы привести его в порядок. Подумать только, это та же самая комната, где вчера я разговаривала с Фионой! Мне кажется, что с момента нашей встречи прошли не часы, а годы.

Бен уделал штанишки по полной программе, и я недрогнувшей рукой отправляю их в мусорное ведро. Не могу же я ходить по городу с этим пахучим подарочком! Еще подумает кто-нибудь, что это от меня так несет.

Только покончив со всеми этими туалетными делами, я иду к администратору и забираю свое болеро. Теперь мы готовы отправиться в обратный путь. И тут я слышу, как кто-то зовет меня по имени.

Оборачиваюсь и с удивлением вижу Оливера Кейна. Сердце в груди начинает трепыхаться, как испуганная птичка, хотя я вовсе не испугана, нет, я искренне рада его видеть.

— Какой приятный сюрприз! — Он пожимает мне руку, и от прикосновения его теплой ладони у меня в животе что-то сжимается. Боже, за всеми своими неприятностями я успела позабыть, какое воздействие оказывает на меня мистер Кейн.

— А кто этот молодой человек? — спрашивает он, улыбаясь малышу.

— Это Бен, — рассеянно отвечаю я, а сама думаю: как хорошо, что мы не встретились двадцать минут назад, когда, благоухая, неслись в туалет. Оливер выглядит загорелым и отдохнувшим. Может, только что из отпуска?

— Он очень похож на вас, — говорит он.

— Спасибо. — Я улыбаюсь, и тут до меня доходит! Он решил, что Бен — мой сын. Поспешно вношу пояснения:

— Это мой племянник.

Ячувствую себя растерянной и не знаю, что говорить, так выбила меня из колеи эта неожиданная встреча. И в то же время я ужасно, просто до смешного рада видеть Оливера. Интересно, догадался ли мистер Кейн, как сильно он мне нравится? Будем надеяться, что не все мои мысли и чувства отражаются у меня на лице.

— Ездили в отпуск, мистер Кейн? — вежливо спрашиваю я.

— Называйте меня Оливер, хорошо? А насчет отпуска вы правы. Яездил на Барбадос, на десять дней. Погода была прекрасная. Но теперь я дома и опять весь в делах. И завтра утром у меня важная встреча.

— Вы всегда останавливаетесь в отеле «Конрад»?

— Да. Признаться, это мой любимый отель. Практически мой второй дом. Персонал меня уже знает, и я чувствую себя вполне комфортно. Скажите, вы очень торопитесь?

— Ну…

Что-то в голову не приходит ничего правдоподобного, что сошло бы за вескую причину уйти как можно скорее. И все потому, что я не хочу уходить. С удовольствием осталась бы и поболтала с Оливером, но вот как быть с Беном?

— Вы не откажетесь выпить со мной чаю?

Вот он, мой шанс провести время с чудесным мистером Кейном! На какую-то ужасную секунду я пожелала, что сегодня было бы чудесно оказаться здесь одной, без Бена. Но мне тут же стало стыдно за собственную низость. Как можно даже подумать о подобном! Я чудовище!

— Э-э… — Я делаю вид, что обдумываю его предложение, а на самом деле ни о чем не могу думать. Голова у меня кружится, вот и все.

— И даже не пытайтесь отвертеться, юная леди, — с напускной суровостью говорит Оливер.

— Ну, раз вы буквально принудили меня… то я согласна.

По каким-то мистическим причинам Бен ведет себя довольно прилично. Мы нашли столик у окна, устроились, и, с улыбкой глядя на малыша, Оливер сказал:

– Когда-то у меня тоже был такой маленький мальчик.

— И что же с ним случилось? — осторожно спрашиваю я, удивляясь, почему он говорит в прошедшем времени. Будем надеяться, что с его мальчиком не произошло ничего ужасного. И еще мне не хотелось бы, чтобы Оливер считал меня излишне любопытной. И тут вдруг ко мне приходит новая мысль: я понимаю, что почти ничего не знаю об Оливере. Ну, кроме того, что я просто с ума по нему схожу. Почему, ну почему это не с ним я ходила вчера на бая?

— Мой малыш превратился в подростка, — отвечает мистер Кейн. — Сейчас он живет в Англии и делает вид, что собирается поступать в колледж. Говорит, что не хочет идти по моим стопам и становиться пилотом. Он хочет стать рок-звездой.

Он смеется, а я не могу оторвать от него глаз. Мне все-все нравится в этом человеке, а особенно его улыбка и морщинки в уголках глаз.

— А я хочу стать пилотом! — кричит Бен и очень убедительно рычит, изображая самолет.

— Не нужно шуметь, малыш, — прошу я. Мне не хочется, чтобы нас выдворили из отеля, потому что мы бес-, покоим других посетителей. Потом я опять поворачиваюсь к Оливеру:

— Так вы были пилотом?

— Да, я исейчас могу поднять самолет и — что порой важнее — посадить его. Серьезно, я каждый год возобновляю свою лицензию, сдавая все необходимые для этого тесты. Я еще не готов отказаться от возможности подниматься в небо.

— А еще вы умеете ходить на яхте, — мечтательно говорю я. — Вы специалист во многих областях.

— Откуда вы знаете, что я яхтсмен? — удивляется он. Я замираю с бешено бьющимся сердцем. Я ведь не сказала ему, что во время отпуска в Испании мне довелось побывать на его яхте. Может, сейчас самый подходящий момент для этого рассказа? И что же я ему скажу? Что занималась любовью с другим на его постели, на борту его любимой яхты? Я еще и слова не произнесла, а щеки мои уже вспыхнули от смущения.

— Кто-то из знакомых рассказал мне про яхту, — отвечаю торопливо. — А чем вы занимаетесь сейчас? Кем вы работаете?

— Я по-прежнему очень тесно связан с авиакомпанией. То есть на данный момент я занимаю пост исполнительного директора одной из английских авиакомпаний, занимающихся грузоперевозками. Ну, и еще я связан с организацией чартерных перевозок.

— Так вот почему вы так много летаете! Наверное, вы набрали уже кучу бонусных миль. Теперь получите всякие призы, подарки, а может даже, бесплатные билеты!

Мы вместе смеемся моей шутке, потом Оливер серьезнеет и говорит:

— Да, я много летаю, и в целом меня устраивает такая жизнь. Хотя порой отели надоедают, а постоянные сборы чемоданов начинают утомлять.

К нам подходит официантка, и мы заказываем чай, сандвичи и сладкую булочку для Бена.

— Значит, ваш сын с вами не живет? — спрашиваю я, надеясь, что не очень достаю его личными вопросами. Мне вдруг хочется узнать об Оливере как можно больше. Несколько фактов о его жизни, которыми он поделился со мной, словно пробудили бешеный аппетит моего любопытства. Он такой сексуальный, Боже мой!

— Сын сейчас учится в Англии, в школе для мальчиков. Его мать хотела, чтобы он посещал ту же школу, куда в свое время ходил ее отец, его дед. Мне пришлось уважать ее желания. По крайней мере ее родственники приглядывают за мальчиком, что уже неплохо. Впрочем, он еще сам не знает, чего хочет, и периодически угрожает пойти работать билетером в метро. Иной раз мне страшно от мысли, что уже на следующий год он покинет стены школы и окажется в этом большом и не слишком добром мире.

— У всех у нас были приступы бунтарства, — говорю я. — Он перебесится.

— Надеюсь. — Оливер пьет чай и вдруг спрашивает:

— А вы, Энни, как вы бунтовали? Кем хотели стать?

— Знаете… — Я задумываюсь, а потом честно отвечаю:

— Я всегда хотела стать стюардессой. Это была моя мечта. И вот я осуществила ее, и теперь… теперь я хочу другого.

— Чего же?

— Сама толком не знаю. Раньше я полагала, что работа с девяти до пяти, да еще в офисе — это не для меня. Однако в последнее время подобная перспектива привлекает меня все больше. И в прошлом году я начала учиться на специалиста по связям с общественностью. Надеюсь, что смогу работать в этой области. Вот только я не слишком представляю себе, откуда там нужно начинать. И еще мне очень не хочется покидать авиакомпанию, потому что… потому что я ценю отношения с коллегами, ну и скидки на билеты и прочие привилегии тоже жалко терять. Но если честно, после происшествия на чикагском рейсе я перестала получать удовольствие от работы. Нет той легкости, что была прежде… так что все равно придется уходить рано или поздно.

— Да и сама работа изменилась со временем, — кивает Оливер.

— И не говорите! Чуть ли не любой психопат может подняться на борт и устроить бог знает что. Если он попробует вести себя подобным образом в другом месте — даже в баре! — его просто вышвырнут на улицу. На самолете все по-другому. Нельзя открыть дверь и вытолкнуть за борт человека, который не контролирует свое поведение. Есть люди, которые предлагают вовсе запретить продажу алкоголя на борту, но хочу вам сказать, что и это не решит проблему, потому что эти типы часто бывают обкуренные или обколотые и алкоголь тут вовсе ни при чем. Вы не поверите, но чуть ли не после каждого рейса мы находим в туалетах шприцы.

— Да, это серьезная проблема, и, к сожалению, с увеличением трафика и ростом пассажиропотока улучшений не предвидится. Скажите, а вы не думали о том, чтобы подать заявление о переводе на административную работу? Это позволит вам сохранить многие привилегии для сотрудников авиакомпаний.

— Думала, — покаялась я. — Даже больше того — я направила заявление с такой просьбой. Но вы же знаете, как это бывает! Мне ответили, что дадут знать, как только появится подходящая вакансия. Пока ничего не изменилось. И вообще, они могут найти на эту работу человека с опытом, так что шансов у меня немного.

Мы болтали и болтали, а потом стало понятно, что Бену это надоело и он становится все беспокойнее и, соответственно, кричит все громче и громче.

— Боюсь, что нам пора возвращаться домой, — говорю я, и мне грустно. Оливер Кейи оказался прекрасным собеседником. Что, если нам больше не придется так мило побеседовать?

По лицу Оливера можно догадаться, что он тоже расстроен, и в душе у меня немедленно расцветает радость. Ему не хочется со мной расставаться! Это может значить только одно — я ему нравлюсь!

— Надеюсь, мы скоро увидимся на одном из рейсов, — говорю я, усаживая Бена в прогулочную коляску.

— Давайте не будем оставлять это на милость провидения, — говорит Оливер, значительно глядя на меня. А потом он достает свой мобильник и просит:

— Скажите мне свой телефон, Энни.

Я называю номер без малейшего колебания. Бог мой, какой мужчина! Классный, стильный, умный. Он женат, но при этом я ему доверяю, в нем нет и намека на пошлость или грязные намерения. Он ведь может стать мне другом. Хорошим другом! Ну, то есть я надеюсь, что такое возможно… нет?

Выглянув на улицу, я обнаруживаю, что на небе собрались подозрительные тучки, и начинаю торопиться, чтобы не попасть под дождь. Но Оливер и слышать ничего не хочет о том, что мы пойдем пешком через весь город. Он подзывает такси и дает водителю деньги, чтобы тот довез нас куда пожелаем. Потом он сам грузит коляску Бена в багажник.

Прежде чем машина трогается, я опускаю стекло.

— Я так рада, что мы с вами встретились! И спасибо за чай!

— Мы сделаем это снова, хорошо? Выпьем чего-нибудь и поболтаем, — говорит он, улыбаясь. — А ты, молодой человек, — он гладит Бена по волосам, — присматривай за своей тетей, хорошо?


Глава 19


Правило девятнадцатое. Сохраняй спокойствие даже в экстренных ситуациях.

Я вошла в кухню, чтобы приготовить завтрак себе и Бену. Там уже сидела Эдель, которой явно не терпелось поделиться со мной новостями.

— Я уволилась! — выпалила она, едва завидев меня на пороге.

— Что ты сделала? — Я ушам своим не верила.

Эдель вела разговоры об увольнении из своего обувного магазина с того дня, как въехала в мою квартиру, но я как-то никогда не предполагала, что она может действительно пойти на столь решительный шаг.

— А вот и да! Вчера вечером сказала менеджеру, что увольняюсь. И теперь я свободна! Могу целый день смотреть телик, пить вино за обедом и… и делать еще много всего интересного.

— Значит, у нас больше не будет скидок на обувь?

— Ну, скидки, конечно, жалко, — сказала Эдель, осторожно отпивая свой горячий шоколад. — Ну и ладно…

— И теперь ты собираешься заняться поисками новой работы? — ненавязчиво поинтересовалась я. Нельзя же в упор спросить, есть ли у нее деньги, чтобы заплатить мне за квартиру! Хотя, признаться, этот вопрос меня очень и очень волнует.