Я так ошарашена, что не могу произнести ни звука.

— Зайди в комнату, Энни, и закрой за собой дверь, — говорит человек, махнув пистолетом в мою сторону.

— Делай, как он говорит, Энни, — пискнула Эдель.

— Что происходит? — спрашиваю я дрожащим голосом, закрывая дверь.

— Добро пожаловать домой, Энни, — с ухмылкой говорит этот страшный тип. — Теперь постарайся не делать глупостей, и все будет хорошо.

Я механически отметила, что говорит он как уроженец Дублина. А глаза у него безумные, словно он по самые уши накачался наркотиками. Впрочем, наверное, так оно и есть.

— Вам нужны деньги? — Я расстегнула сумочку. — Я дам вам денег, скажите, сколько вы хотите?

— Не груби мне, Энни, — вкрадчиво сказал он, и по спине у меня побежали мурашки. — Разве хорошо так разговаривать с незнакомым человеком? Нас ведь еще даже друг другу не представили. Хотя я уже познакомился с твоей сговорчивой подружкой и с милым мальчиком. Я знаю, что он твой племянник и зовут его Бен.

Мне очень не понравилось, как он произнес имя малыша, и я стиснула зубы, чтобы они не начали выбивать дробь от страха.

— Тогда кто вы такой и что вам нужно? — шепотом спрашиваю я. Мне кажется, что я угодила в особенно страшный ночной кошмар. И никак, черт возьми, не могу проснуться!

— Меня зовут Анто. И мы с тобой все же в некотором роде знакомы. Я писал тебе, помнишь? Тебе нравилось получать мои письма? Я все надеялся, что ты ответишь.

Мне кажется, что стены комнаты дрогнули и что я сейчас упаду в обморок. Так это он писал мне те записочки? Этот псих? А я-то решила, что открытки отправляет какой-нибудь робкий сентиментальный поклонник! А оказывается, этот парень выслеживал меня, а я ничего не знала… И теперь он вторгся в квартиру и угрожает мне, моему племяннику и моей подруге. Господи, ну за что мне это? Чем я провинилась?

— Что вам нужно? — спрашиваю снова.

— Ай-ай-ай, как невежливо! Разве так принято обращаться с гостем? А почему ты не предложишь мне чашку чаю?

— Мне пора идти на работу, и на чай нет времени, — говорю я, стараясь не смотреть на лица Бена и Эдель. Они сейчас воплощенные ужас и отчаяние.

— На работу? Шастать туда-сюда в короткой юбке и заигрывать с пассажирами всю дорогу до Франкфурта? Это ты называешь работой? Не смеши меня! Такая же шлюха, как все остальные стюардессы!

Все происходящее похоже на фильм ужасов. Откуда этот псих столько знает обо мне? Он и раньше проявлял редкостную осведомленность обо всех моих передвижениях. И теперь упомянул Франкфурт.

— Я все про тебя знаю, — продолжает говорить мужчина, и теперь в голосе его звучит откровенная ненависть. — Ты считаешь себя крутой, да? Я видел репортаж в новостях. Наверное, ты вообразила себя Ларой Крофт, после того как скрутила того толстого идиота? И ты была такая смелая! И все подружки-стюардессы поддержали тебя! Суки вы все! Что же ты молчишь, Энни Андерсон? Сегодня ты уже не такая смелая? Где-то потеряла свои наручники?

— Послушайте, — сказала я, пытаясь сохранять самообладание, — Вы так и не сказали, что вам от нас нужно. Зачем вы пришли?

— Хочешь знать? — Он мерзко захихикал. — Извечное женское любопытство замучило? Так я расскажу! Я принес посылочку. — Он махнул пистолетом в сторону черной кожаной сумки, стоявшей на полу у его ног. — И ты должна будешь эту посылочку пронести на борт самолета, который полетит во Франкфурт.

— Почему я?

— Да потому, что ты у нас храбрая девочка! И умеешь вести себя на публике. Я видел, как ты выступала по телевизору! Кем, интересно, ты себя воображала? Звездой?

— А что в сумке? — спрашиваю я. Мое сознание как-то умудряется охватывать одновременно все происходящее в комнате. Я одинаково четко и ясно вижу и безумные глаза мужчины с пистолетом, и Бена, который сидит на коленях у Эдель и, наверное, уже устал бояться, потому что теперь он просто потихоньку играет со своим мишкой и что-то бубнит себе под нос. Все происходящее удивительно напоминает сюрреалистический кошмар. Мне становится все хуже и хуже, тело покрывается липким потом, желудок словно сжался в комочек, и тошнит все сильнее.

— А вот это не твое дело, мисс стюардесса. Ты просто проносишь эту сумку на борт, прячешь хорошенько, потом под любым предлогом покидаешь самолет. А самолет взлетает, и…

— А если я этого не сделаю?

— Сделаешь, милая, обязательно сделаешь! Потому что если ты ослушаешься меня, то к моменту твоего возвращения в каждом из них, — дуло качнулось в сторону дивана, — будет по пуле.

При этих словах Эдель испуганно вскрикивает, а Бен, заразившись ее настроением, начинает хныкать. Я скована ужасом. Этот человек полный псих и явно способен на что угодно. Даже на то, чтобы привести эту угрозу в исполнение.

— Я все сделаю, — говорю я.

— Вот и молодец, хорошая девочка. И ты никому ничего, ни полсловечка, не скажешь, что это не твоя сумка. Поняла?

— Поняла.

— И не вздумай позвонить кому-нибудь по дороге в аэропорт, иначе ты никогда больше не увидишь своего бесценного Бена. И свою подружку тоже. Слышишь?

— Да, я слышу.

Только бы не упасть в обморок. На дрожащих ногах я иду к двери. Как только я повернулась к психу спиной, новая волна ужаса накрывает меня. В любой момент я могу получить пулю в спину. Нажимаю кнопку и вижу, что рука моя дрожит. Лифт уносит меня вниз, и я корчусь в его кабине от страха за малыша и Эдель, оставшихся в руках маньяка. Дневной свет на улице ослепил меня. Должно быть, я поймала машину и доехала до аэропорта. И еще я должна была пройти инструктаж для членов, экипажа и стюардесс. Все как обычно, только я ничего этого не помню. Сознание возвращается, когда я иду через посты охраны. Как всегда, качу свой чемоданчик на колесиках, но в этот раз внутри его чужая черная кожаная сумка. Вдруг меня обыщут? За все годы полетов мой багаж ни разу недосматривали, да и вообще мы выходим на поле через другие двери, не как пассажиры. Но все когда-нибудь случается, и вдруг именно сегодня? Но чуда не происходит, охрана не обращает на меня никакого внимания, и вот я уже на борту. Киваю, коллегам, не разжимая губ. Ни единого слова выдавить не могу, потому что горло перехвачено спазмом.

Я провожу предписанный в целях безопасности осмотр самолета в хвостовом салоне. И дрожащими руками запихиваю черную сумку в отделение для ручной клади над двадцатым рядом кресел.

Как только я захлопываю крышку, то тут же бросаюсь в туалет, и меня начинает выворачивать наизнанку. По лицу текут слезы, и я изо всех сил стараюсь не выпустить наружу тот стон, что звучит в моей душе. Господи, ну почему я? Почему Бен? Почему этот маньяк просто не убил меня? Убил бы и не трогал остальных, и все было бы в порядке!

Полощу рот и пытаюсь привести в порядок лицо. Выхожу в салон. Ни с кем из работающих сегодня коллег я близко не знакома, но все они кажутся милыми и симпатичными людьми. Одна из стюардесс постарше, и у нее вполне может быть пара ребятишек. Другая совсем молоденькая, наверное, первый год работает. Третья держит руку так, чтобы всем видно было кольцо, подаренное женихом на помолвку. И всех дома ждет семья — родители, мужья или дети. А я собираюсь их убить. «Нет! Нет, я не хочу!» «Кого ты обманываешь? Или ты не догадалась, что именно псих положил в ту сумку?» Тошнота опять поднимается к горлу, и перед глазами все плывет. Этого просто по может быть, не должно быть! С нормальным, обыкновенными людьми никогда ничего подобного не происходит.

На борту бомба, и я стану причиной смерти более ста человек, среди которых будут и пассажиры, и мои коллеги и… и Оливер Кейн. Я и забыла о нем. Могу ли я дать умереть всем этим людям ради того, чтобы Бен и Эдель остались в живых? А если тот псих соврал мне? Если он уже решил убить и их тоже? А потом дождется меня и пристрелит, чтобы уж точно следов не осталось.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Таня, стюардесса с шикарным кольцом и сладкими мечтами о свадьбе, она и понятия не имеет, что находится на волосок от смерти.

— Не очень. — Я чувствую, что меня трясет, зубы стучат.

— Ты вчера всю ночь гудела?

— Да, представь, сделала такую глупость, — говорю я, а в голове бьется все та же Мысль: вот я с ней разговариваю, а она скоро умрет. Наверное, ее жених будет горевать. Я отвожу взгляд, не в силах видеть это симпатичное личико, не в силах подавить в себе жалость.

— Скорей, они уже идут! — говорит она, и от ужаса я подпрыгиваю и крик:

— Кто? — срывается с губ.

— Как кто? — Таня удивленно хлопает глазами. — Пассажиры, конечно. А ты кого ждала?

Хватаясь за спинки кресел, словно самолет качает в зоне турбулентности, я пробираюсь на площадку и встаю рядом с коллегой, чтобы приветствовать пассажиров. Номер пятый — Оливер Кейн. Я смотрю на него в безумной надежде, что сейчас все кончится… может, это все же сон? Кошмар? И теперь, с появлением Оливера, он уйдет в небытие и все будет хорошо.

Оливер улыбается мне, но я не могу ответить. Губы мои скованы, и лицо словно маска, я просто чувствую неподвижность собственных мускулов. И только в голове полная каша, словно там кипит вся смола ада. Оливера разорвет на миллион кусочков… Идти ли мне на его похороны? И кто скажет его сыну, что отец убит?

Мое внимание привлекает молодая немка с ребенком на руках. Малыш всего на пару лет младше Бена.

— У вас есть ремни для малышей? — спрашивает она. — Я хочу, чтобы ребенок сидел у меня на коленях.

Ремни? Я смотрю на нее и думаю о том, что ремень малышу не потребуется, потому что его все равно ничто не спасет, когда самолет взорвется на высоте тридцати тысяч футов над уровнем моря.

Малыш улыбается мне, а я все стою подле них и думаю. Есть ли у него отец? И как он узнает, что его ребенок погиб? Из новостей? Да, мы все попадем в программу новостей, а я стану известна как стюардесса, взорвавшая самолет.

— С вами все в порядке? — спрашивает меня молодая мама, сочувственно глядя на меня.

А я все не могу отвести глаз от малыша. У него на щеках такие трогательные ямочки. Я-то хоть пожила уже… а этот ребенок? Имею ли я право оборвать его жизнь, пытаясь сохранить жизнь Бена?

— Вы не могли бы дать мне ремень? — повторяет женщина.

— Нет, — резко говорю я. — Что?

— У нас нет детских ремней, извините.

— Как это?

— Вот так, а теперь быстро покиньте самолет.

Она смотрит на меня с изумлением и некоторым испугом, как на сумасшедшую. И возможно, она права. Я схожу с ума, я не могу больше это вынести!

Малыш смотрит на меня и улыбается.

— Быстро покиньте самолет, — повторяю я. — Прошу вас, послушайтесь меня. На борту бомба.

— Бомба?! — повторяет она, не понимая.

Но тут же вскрикивает, вскакивает с места и проталкивается к выходу. Я бегу следом, с ужасом думая, что если она закричит, то начнется паника. Когда я добираюсь до трапа, она уже внизу, ей удалось покинуть самолет, несмотря на протесты стюардесс.

— Что случилось? — спрашивает меня старшая стюардесса.

— Не знаю. — Я пожимаю плечами. — Странная какая-то женщина.

— Теперь нам придется ждать, пока найдут и снимут с борта ее багаж. — Старшая, вздыхая, смотрит на часы. — Это значит, что вылет задержится, потому что мы пропустим свою очередь на взлет.

— Но мы не может опаздывать! — вскрикиваю я.

— А что я сделаю? — Она пожимает плечами. — Таковы правила. Что за муха ее укусила, эту мамашу? И ведь казалась совершенно нормальной, когда поднималась на борт.

Ячувствую чью-то руку на своем плече. Едва сдерживая крик, оборачиваюсь. Передо мной стоит Оливер ис тревогой смотрит на меня.

— С тобой все в порядке, Энни? Ты кажешься расстроенной… и не заметила меня.

— Я очень занята, мистер Кейн, — официальным голосом говорю я. — Будьте добры, займите свое место.

— Энни…

— Идите на место! — Я почти кричу. Я приказываю человеку занять его место согласно билету и пристегнуться, чтобы… чтобы он умер. Я думала, что влюблена в этого мужчину? Да я едва его знаю! Я не знаю никого из этих людей. И если они умрут сегодня — то это судьба. Так у них было на роду написано. И я тут совершенно ни при чем, все когда-нибудь умрут. Просто у каждого свой срок. Одни уходят рано, как Эмили. Эти люди ничего дляменя не значат, но я не могу рисковать жизнью сына Эмили. Она доверила его мне. Роберт доверил его мне. И сейчас Бена держит в заложниках псих. Он приставил к его головке пистолет, а я тут занимаюсь какими-то глупостями и думаю опассажирах ичемоданах. Но я жива, аБен и Эдель… они же не могут… авдруг… И тут небо надо мной распахивается, и я вижу звезды, миллионы звезд, апотом проваливаюсь в темноту.

Я очнулась и поняла, что лежу на носилках. И что у меня раскалывается голова. Открываю глаза. Надо мной небо, и по нему бегут несимпатичные темные облака. Меня везут на носилках через поле к зданию аэропорта. Рядом идет медсестра, прикладывая к моей голове что-то влажноеи холодное. И еще я вижу Оливера.