Фонбрюн принялся доставать из редингота бумаги.

– С этим затруднений не возникнет, – сказал он, – мы достали вам паспорт на имя баронессы Эльзы фон Фильсхофен, австрийской подданной. Вы можете ехать в любой город Европы.

– Паспорт фальшивый или настоящий?

– Настоящий. Баронесса недавно умерла.

– В таком случае мне пора собираться. Надеюсь, вы достанете для меня экипаж?

Фонбрюн вздохнул.

– Мадам, ну поймите же, что все это – чистое безумие. Вы женщина. Неужели вы хотите пуститься в такую авантюру? Опомнитесь, ради Бога. Я добрый друг вашего отца. Он мне не простит, если я не отговорю вас от поездки в Мантую.

– Мне нет дела до ваших отношений с моим отцом. К тому же еще неизвестно, не будет ли его мнение обо всем этом совершенно обратным вашему.

– Мы достанем для вас экипаж, можете собираться, – резко произнес граф д'Антрэг, хватаясь за шляпу. – Пойдемте, Фонбрюн, мне жаль, но ваши слова бесполезны.

– Останьтесь, граф, я еще не договорила, – сказала я.

– Что же вы еще хотите добавить, сударыня?

– Мне нужны деньги, сударь, достаточное количество, мне нужен паспорт, наконец, мне нужна служанка, коль скоро я буду называть себя баронессой…

– Вы получите все, в чем нуждаетесь. Я могу идти?

– Вы еще не отдали мне паспорт.

Эта бумажка, от которой зависело спокойствие моей поездки, выглядела совсем не внушительно: лист плотной бумаги с несколькими строчками сведений и размашистой подписью какого-то начальника.

– Благодарю вас, господа.

9

Мантуя встретила меня тихим воркованием голубей на площади. Было 15 апреля 1791 года – середина весны. Яблони, которыми так славился этот край, уже стояли в цвету.

Город был так тих и спокоен, так прекрасен и уютен, что я даже ощутила легкую зависть. Я завидовала судьбе мантуанцев, живущих здесь всегда. Господи, как же они счастливы. Как бы я хотела жить в таком городе – городе, где царствует полная безмятежность. Даже красная черепица на аккуратных острых крышах выглядела такой опрятной, что навевала успокоение.

– Куда едем, мадам? – искажая слова, спросил кучер по-французски.

Вздохнув, я назвала ему улицу и номер дома. Чем ближе мы были к цели путешествия, тем больше я волновалась.

Начать хотя бы с того, что граф Дюрфор ни сном ни духом не помышляет о том, что я нагряну к нему в гости. Пожалуй, будет трудно убедить его даже в том, что я заслуживаю доверия, – ведь теперь у меня нет ни рекомендаций, ни пароля. Есть только письма королевы, да и они адресованы не ему. Кроме того, у Дюрфора был, так сказать, иной профиль деятельности, он никаким образом не был причастен к подготовке побега короля из Парижа.

Все это действовало против меня. Но у меня был шанс все-таки добиться содействия Дюрфора, используя единственный, но главный козырь: то, что Дюрфор был мужем моей кузины Люсиль де л'Атур. Правда, ее саму я видела всего три или четыре раза в жизни, а графа и того меньше, но, несмотря на это, он оставался моим кузеном. Может, этим соображением и следует объяснить на первых порах причину моего приезда.

Кучер помог мне выйти из кареты. Я оглядела себя, поправила шляпу на голове. Темно-красное платье и черный плащ на темно-красной подкладке сидели на мне превосходно. Через минуту я уже стучала в ограду белоснежного особняка.

– Господин Дюрфор только что поднялся и сейчас завтракает, – не слишком дружелюбно сообщил мне привратник.

– Я бы хотела повидать графа.

– Господин граф сказал, что никого не ждет сегодня.

Я задумалась. Не хотелось бы врываться силой, но Дюрфор мне нужен был немедля. Времени и так оставалось в обрез: на восемнадцатое апреля назначено дело с Дантоном, а сегодня уже пятнадцатое!

Я достала из кошелька луидор.

– Вот что, милейший, сообщите-ка графу, что к нему приехала кузина.

– Кузина – это вы, мадам?

– Да.

Меня проводили в дом и попросили подождать. Графский особняк напоминал белый роскошный корабль среди моря деревьев и цветов. Особенно тюльпанов… Сейчас вся эта растительность только начинала распускаться, и можно было представить, какой это райский уголок летом. Здесь журчали фонтаны, а по дорожкам парка бегали упитанные цесарки.

– Кузина? – раздался голос. – Какая еще кузина?

– Это я, – отозвалась я, подумав, что немного смелости никогда не помешает, и, не ожидая приглашения, прошла на террасу.

Она была открыта с одной стороны и окружена балюстрадой. Белые мраморные ступени вели прямо в сад, к фонтану. Здесь одуряюще пахло розами. Аромат цветов смешивался с запахом горячего кофе.

За белым столом, сервированным для завтрака, я увидела стройного молодого человека лет двадцати семи. Облаченный в домашний шелковый халат, перехваченный у пояса атласным кушаком, и домашние туфли, граф тем не менее казался изящным и элегантным. Он был уже выбрит, причесан, руки его были унизаны кольцами. И этот изнеженный молодой человек, с меланхоличным видом попивающий кофе и окружающий себя цветами, – это авантюрист? Я бы никогда не поверила. Должно быть, мне лгали о нем.

А еще… еще меня поразили его глаза – необыкновенного темно-синего цвета, почти фиалковые, выделявшиеся на бледном равнодушном лице. Почему я не заметила их раньше, тогда, когда в первый и единственный раз видела мужа Люсиль?

Он поднялся мне навстречу Лицо его не выразило даже удивления.

– Так это вы называете себя моей кузиной? О, тысяча извинений, сударыня, но мне кажется, что я вижу вас впервые.

– Нет, – сказала я. – Не впервые.

Я сняла шляпу отдала ее лакею, сбросила плащ и только тогда произнесла:

– Я принцесса д'Энен де Сен-Клер, господин граф, и когда я ехала к вам, то не сомневалась, что вы не откажете мне в чашечке кофе.

Дюрфор ничего не спросил и не удивился. Лакей по его знаку помог мне сесть, дворецкий налил мне кофе Когда они удалились, я осторожно спросила.

– Вы… вы верите мне? Или нужны доказательства? Дюрфор покачал головой.

– Да нет. Я узнал вас.

Поднося ко рту кусочек сыра рокфор, он добавил.

– Очень любезно, конечно, то, что вы явились, но, боюсь, я буду не слишком любезным хозяином. Я завтра уезжаю в Вену.

– В Вену? – переспросила я – Очень хорошо!

– Да, разумеется, хорошо для меня А почему это хорошо для вас, мадам?

– Потому что я поеду с вами.

Он окинул меня равнодушным взглядом, потом сам налил себе еще кофе Потом тяжело вздохнул и, наконец, наклонился ко мне.

– Может, вы скажете, что все это значит?

Я подумала, что сейчас самый подходящий момент. Раз уж он принял меня, не следует держать его в неведении. Кроме того, Люсиль не было поблизости, мы были одни, будет ли еще такая возможность?

– Сударь, – произнесла я, – я скажу кратко Я приехала потому, что, как мне кажется, вы – единственный, кто сейчас может помочь королю и королеве.

– Вы знаете пароль?

– Нет.

Он смотрел на меня удрученно. Потом махнул рукой.

– Скажем так, мадам. Сегодня я просто не в состоянии заниматься делами. Взгляните на меня – мне впору ехать на воды. Я совершенно разбит после вчерашнего… Я сейчас лягу спать.

– Но вы же только что проснулись!

– Я буду спать до вечера. Мне неудобно вам это сообщать, но вчера я был очень пьян и до сих пор не пришел в себя.

Все это было слегка странно и казалось мне шуткой. Мне как-то не верилось, что кто-то может быть менее одержим желанием помочь Марии Антуанетте, чем я.

– Что же мне делать? – спросила я напряженно.

– Разумеется, отдыхать. Я могу предложить вам, мадам, чудесные условия для этого. А сейчас…

Поставив на стол чашку, он направился к выходу.

– Что – «сейчас»? – спросила я, оборачиваясь.

– Сейчас мне необходимо хорошо выспаться. Потом, если хотите, я повезу вас в ресторан.

Я не верила своим глазам. Он действительно отправлялся спать! И это после того, как ему, аристократу и роялисту, было сказано, что королева просит его о помощи!

– Вы это что – серьезно?

– Что именно, мадам?

– Ну, это ваше поведение? Полагаю, это шутка?

– Боже праведный, у меня и в мыслях нет шутить. Один мой вид должен сказать вам, что я сейчас ни на что не гожусь.

– Что за вздор? Я приехала в Мантую не для того, чтобы отдыхать. У меня была возможность заняться этим и в Париже А ваш вид… Ведь голова у вас в порядке?

– Благодарю вас, мадам, – сказал Дюрфор, галантно поклонившись, – но как раз с головой есть трудности. В ней треск погромче, чем в любой каменоломне. Я был бы счастлив угодить вам, мадам. Но вспомните все-таки, что вы явились сюда без приглашения. Кроме того, королеву, кажется, еще никто не убивает.

Он подумал и равнодушно добавил:

– Кстати, дайте мне одно из ее писем я прочту его перед сном.

Я вся кипела. Это просто ни на что не похоже..

– Сударь, – сказала я, – только потому, что у меня нет больше надежды, кроме как на вас, я..

– Все, – успокоил он меня, – я все понял Вы смирились с моими причудами.

– С не очень-то красивыми причудами! – не удержалась и заметила я, передавая ему письмо.

Он снова поклонился:

– Совершенно справедливо, мадам Принимаю это обвинение как должное.

Граф ушел, а чуть спустя я услышала его голос он приказывал приготовить ванну для мадам д'Энен, хотя ни о чем подобном я его не просила.

10

Когда Мантую окутал вечер и сумрачная дымка разлилась по воздуху, я сидела у зеркала, тоненькой кисточкой подводя глаза. Граф Дюрфор был так любезен, что прислал мне открытое вечернее платье из искрящегося тяжелого бархата цвета морской волны. Лентой такого же цвета были перевиты мои золотистые волосы. Тонкие перчатки, затканные у запястий голубоватым жемчугом, лежали рядом, в коробке.

Я не отказалась от всего этого, хотя и была на графа немного сердита. Это из-за него был потерян целый день… Но, в конце концов, это я нуждалась в нем, а не он во мне. Следовало с чем-то мириться. Иногда я задумывалась о том, что скажет обо всех этих подарках Люсиль, его жена. Хотя, может быть, ее вообще нет в доме. Если бы она была здесь, неужели он осмелился бы так поступать?

Когда, спустившись вниз, я вновь увидела Дюрфора, то подумала, что в таком наряде можно идти только на прием к королю. Он был сама элегантность, само изящество. Версальские кавалеры знали толк в одежде, но я ни разу не видела, чтобы мужчина был одет до такой степени безупречно. Его галстук был повязан элегантнее, чем это советовали модные журналы. Шелковая перевязь сияла золотым шитьем, ворот темного камзола был заткан драгоценными камнями, тонкие кружева фальбеля лежали на груди как белоснежная пена. Правда, волосы, зачесанные назад и связанные сзади лентой, не были напудрены, как того требовала мода.

Он поклонился мне так, словно я была королева.

– Рад вас видеть, мадам…

Я была уже почти польщена его поклоном, но звук его голоса показался мне странно медленным. А потом я заметила его взгляд – оценивающий, почти дерзкий. Он явно остановил его на моей груди. Да, вероятно, несколько часов сна полностью привели Дюрфора в чувство!

– Сударь, – сказала я резко, – что такое особенное есть на мне, что заставляет вас не сводить с меня глаз?

Я намеревалась осадить его или, по крайней мере, смутить. Не произошло ни того, ни другого. Его взгляд медленно вернулся к моему лицу, и Дюрфор улыбнулся.

– Что такое особенное? Ваша одежда.

– Чем же она так замечательна?

– Тем, что подарена мною, мадам. Я рад видеть, что…

Он не договорил, заметив мое замешательство. Я действительно не знала – то ли сердиться мне, то ли не обращать на это внимания. Все разрешил смех Дюрфора – он рассмеялся легко, добродушно, без тени насмешки.

– Да полно вам, мадам! Не сердитесь на меня. Я ведь могу быть добрым другом, правда. Я возмутил вас тем, что забрал у вас целый день? Но вы не меньше, чем я, нуждались в отдыхе. На вас лица не было. А вот сейчас вы совсем другая. Почти такая же, какой я вас когда-то видел.

– Почти?

– Почти – это значит лучше, чем тогда, мадам.

Я вздохнула, чувствуя, что вот-вот начну улыбаться. Этот Дюрфор – он совершенно меня обезоружил. Не выдержав, я все-таки улыбнулась и подняла голову.

– Когда же мы будем говорить о том, ради чего я приехала в Мантую?

– Когда вам будет угодно. Нет ничего приятнее, чем беседовать с такой женщиной, как вы, о политике, – с иронией отозвался граф. – Впрочем, я заметил, что в целом вы мрачно воспринимаете мир. Это, наверно, из-за вашего вдовства.

Я вздрогнула и даже невольно посмотрела на Дюрфора с некоторым подозрением: уж не насмехается ли он? Но нет, все было в порядке… Даже он, человек, занимающийся дипломатией, не знал, что я вышла замуж за адмирала де Колонна. Ну и слава Богу. Если бы он знал, то ни за что не стал бы меня даже слушать.