Джулия Гарвуд - Добрый ангел

— Сколько времени отсутствовал барон Рольф?

— Теперь уже почти шесть месяцев.

— И все это время леди Джоанна полагалась лишь на себя?

— Да, отец мой. Она не доверяется никому, даже своему собственному управителю, — проговорил Келмит, имея в виду себя. — К тому же барон сказал нам, что будет отсутствовать всего лишь неделю-другую, и мы жили, ожидая его приезда со дня на день.

— Как он умер?

— Он потерял равновесие и сорвался со скалы. — Управитель покачал головой. — Уверен, что это не единственная причина его смерти, так как барон Рольф отнюдь не был неуклюжим человеком. Возможно, что самой леди Джоанне король расскажет больше.

— Итак, нелепый несчастный случай, — произнес священник. И, помолчав, добавил: — Что же, на все воля Божья.

— А может, это работа дьявола, — пробормотал Келмит.

Мак-Кечни не стал обсуждать такую возможность.

— Леди Джоанна, разумеется, снова выйдет замуж, — сказал он. — Ведь она унаследует значительный доход, не так ли?

— Она получит третью часть владений своего мужа. Я слышал, что они весьма обширны, — пояснил Келмит.

— А может ли быть среди этих владений Маклоринская земля, которую ваш король Джон украл у короля Шотландии и отдал барону Рольфу?

Келмит допускал такую возможность. А Мак-Кечни принял это к сведению.

— Полагаю, что каждый холостой английский барон пожелал бы взять в жены вашу леди, с ее золотистыми волосами и чудесными голубыми глазами. Мне грешно признаваться в этом, но я скажу вам, что глубоко потрясен ее красотой. Она легко очарует любого мужчину, даже и без того состояния, которое может принести мужу.

Они подошли к узкой лестнице, ведущей наверх к дверям часовни.

— Она красива, — согласился управитель. — Я видел, как взрослые мужчины превращались в ее присутствии в настоящих болванов. Бароны, безусловно, пожелали бы ее, — прибавил он, — но не в качестве супруги.

— Что за чушь?

— Она бесплодна, — объяснил Келмит. У священника округлились глаза.

— Боже милосердный! — прошептал он и, склонив голову, перекрестился и сотворил молитву Господу о милосердии к милой леди.

Леди Джоанна тоже была погружена в молитву. Она стояла перед алтарем и просила Бога вразумить ее. Ей было послано правильное решение. Закончив свое обращение к Господу, она завернула пергаментный свиток, который держала в руках, в льняную ткань.

Еще раз она подумала о том, не уничтожить ли эту улику, изобличающую ее короля? Затем покачала головой. Когда-нибудь кто-то найдет свиток, и если хоть один человек узнает правду о злом короле, который некогда правил Англией, то, возможно, это послужит справедливости.

Джоанна поместила свиток между двумя мраморными плитами под алтарем. Удостоверившись, что он надежно спрятан от глаз и защищен от повреждений, она сотворила еще одну, короткую, молитву, преклонила колени, затем прошла между рядами скамей и, отворив дверь, вышла из часовни.

Разговор между отцом Мак-Кечни и Келмитом тут же оборвался.

Облик леди Джоанны снова поразил священника, и он признал это без чувства вины и угрызений совести, Мак-Кечни не счел грехом похоти то, что заметил сияние ее волос или изумился чуть больше, чем следовало бы, прелести ее лица В его глазах Джоанна была просто одним из Божьих созданий, великолепным примером того, как Господь творит совершенство.

Она была саксонкой от головы до пят, с высоко очерченными скулами и светлой кожей. Среднего роста, она, однако, казалась выше священника — благодаря своей царственной осанке.

Да, ее лицо доставило удовольствие священнику, и он не сомневался, что она доставляла удовольствие и Господу, поскольку обладала добрым и мягким сердцем.

Мак-Кечни был сострадательным человеком. Душа его ныла от жестокого удара, который судьба уже обрушила на милую леди: бесплодные женщины были ненужными в этом королевстве. Бремя, которое она несла, сознавая свое унизительное положение, конечно же, и было причиной того, что он никогда не видел ее улыбки.

А теперь ее ждал еще один жестокий удар.

— Могу ли я сказать вам несколько слов, миледи? — спросил Келмит.

Его тон уже должен был заставить ее предположить что-то неладное. Она взглянула настороженно, ее ладони сжались в кулаки. Она кивнула и медленно вернулась в часовню.

Мужчины последовали за ней. Дойдя до середины прохода между рядами деревянных скамей, леди Джоанна повернулась к ним. Прямо позади нее находился алтарь. Четыре светильника освещали часовню; пламя мигало внутри круглых стеклянных сфер, расположенных на поверхности длинного мраморного алтаря.

Леди Джоанна распрямила плечи, сложила руки и твердо посмотрела на управителя. Казалось, она собирается с силами, готовая услышать дурные вести. Ее голос прозвучал как тихий шепот, лишенный всяких эмоций:

— Мой супруг возвратился домой?

— Нет, миледи, — ответил Келмит. Он взглянул на священника, который подбадривающе кивнул, и выпалил: — Только что прибыли двое посыльных из Лондона. Они привезли ужасные вести. Ваш супруг скончался.

За этим сообщением последовала долгая минута молчания. Келмит нервно сжимал и разжимал руки. Его госпожа не обнаруживала никакой ответной реакции, и он начинал уже думать, что она не поняла смысла слов, которые он только что произнес.

— Это правда, миледи. Барон Рольф умер, — повторил он хриплым шепотом.

Отклика все так же не было. Священник и управитель обменялись встревоженными взглядами. И тут они увидели, что в ее глазах блеснули слезы. Отец Мак-Кечни едва не издал вздох облегчения. Она поняла.

Он ожидал, что она откажется поверить сообщению, ибо за все долгие годы, посвященные утешению обездоленных, он видел, что большинство людей не хотят верить истине, продлевая самообман хотя бы на несколько минут.

Ее отказ был резким и стремительным.

— Нет! — крикнула она и так затрясла головой, что ее длинные косы рассыпались по плечам. — Я не буду слушать эту ложь! Не буду!

— Келмит сказал правду, — убеждал ее Мак-Кечни низким, мягким голосом.

Она снова затрясла головой:

— Это обман. Он не мог умереть. Келмит, вы должны докопаться до правды. Кто сказал вам такую ложь?

Священник быстро шагнул вперед, готовый подхватить несчастную женщину, которая едва держалась на ногах. Боль, прозвеневшая в ее голосе, едва не заставила заплакать его самого.

Но она отвела их утешения. Отступив назад, она сжала руки и требовательно крикнула:

— Ведь это жестокая ложь?

— Нет, миледи, — ответил Келмит. — Известие доставлено от самого короля Джона. Имеется свидетель. Барон умер.

— Его душа почила в Боге, — нараспев произнес Мак-Кечни.

Леди Джоанна залилась слезами. Мужчины бросились к ней, но она отстранилась от них, отступив назад. Они остановились, не зная, что делать, и молча глядели на бедную женщину. Она упала на колени и обхватила себя руками, согнувшись, словно и вправду получила сильный удар.

Ее рыдания были душераздирающими.

Мужчины позволили ей несколько долгих минут оплакивать свое горе, но, когда ей наконец удалось немного прийти в себя и ее рыдания понемногу затихли, священник положил руку на ее плечо и прошептал утешительные слова.

Она не сбросила его руки. Глубоко вздохнула, успокаиваясь, вытерла лицо льняным платком, который Мак-Кечни предложил ей, а затем позволила ему помочь ей подняться на ноги.

Со склоненной головой она обратилась к обоим мужчинам:

— Теперь я бы хотела побыть одна. Я должна… молиться.

Не ожидая их согласия, она отвернулась и направилась к первой скамье. Там она преклонила колени на обитую кожей подушечку и перекрестилась перед началом своих молитв.

Священник вышел первым. Келмит последовал за ним. Он только собирался притворить за собою дверь, когда госпожа окликнула его:

— Поклянитесь, Келмит. Поклянитесь могилой вашего отца, что мой супруг действительно умер.

— Клянусь в этом, миледи.

Управитель помедлил минуту-другую, ожидая, не нужно ли чего еще госпоже, а затем плотно закрыл за собой дверь.

Джоанна смотрела на алтарь долго, очень долго. В ней бушевало множество чувств и мыслей.

Она была слишком оглушена, чтобы разумно рассуждать.

— Я должна молиться, — шептала она. — Мой супруг умер. Я должна молиться. — Она закрыла глаза, сложила руки и наконец обратилась к Богу. Это была простая литания, шедшая прямо из ее сердца: — Благодарю Тебя, Боже. Благодарю Тебя, Боже. Благодарю Тебя, Боже.

У барона, очевидно, явилось желание свести счеты с жизнью. Лаэрд собирался помочь ему в этом.

Четыре дня назад Мак-Бейн сорвал с запутанной лозы сплетен известие, что барон Николас Сендерс прокладывает путь по последним крутым, занесенным снегом холмам у Маклоринских земель. Англичанин не был чужаком и даже некогда сражался бок о бок с Мак-Бейном в отчаянной битве против английских язычников, обретавшихся в этих местах. Когда тот бой был закончен, Мак-Бейн стал лаэрдом — и для своих соратников, и для всего маклоринского клана; и, как их новый вождь, он позволил Николасу оставаться среди них еще довольно долгое время, чтобы он мог оправиться от своих достаточно тяжелых ран. Мак-Бейн полагал тогда, что он весьма предупредителен и чертовски великодушен. Но на законном основании. Раздражало, что барон Николас и впрямь в этом бою спас жизнь Мак-Бейну. Лаэрд был гордым человеком. Ему трудно, а пожалуй что и невозможно было выговорить «благодарю вас», и потому в качестве благодарности за спасение от английского меча, нацеленного ему в спину, Мак-Бейн не дал Николасу изойти кровью. Поскольку среди них не было ни одного опытного во врачевании человека, он сам промыл и перевязал раны барона. Его великодушие не ограничилось этим, хотя, по собственному своему мнению, он уже сполна расплатился. Когда Николас достаточно окреп для путешествия, Мак-Бейн вернул ему его великолепного скакуна и снабдил своим собственным пледом, — это позволяло на обратном пути безопасно проехать Шотландию. Ни один клан не посмел бы тронуть макбейнца, так что плед был куда более надежной защитой, чем кольчуга.

Да, он и впрямь был гостеприимен, и теперь барон решил извлечь из этого выгоду. «Проклятье, он и в самом деле хочет заставить меня убить человека» — так думал Мак-Бейн, и только одна светлая мысль не давала его настроению окончательно испортиться. Раз так — он получит скакуна Николаса.

— Прикормили однажды волка, Мак-Бейн, так теперь он будет, сопя, кружить здесь в ожидании новой поживы, — в голосе первого командира, белокурого воина по имени Колум, звучала усмешка. Искры, блеснувшие в глазах, говорили, что его забавляет приезд барона. — Решили убить его?

Мак-Бейн долго обдумывал вопрос, прежде чем ответить.

— Возможно. — Его голос звучал подчеркнуто небрежно.

Колум расхохотался:

— А барон Николас смелый человек, если возвращается сюда.

— Не смелый, — поправил его Мак-Бейн. — Дурак.

— Он поднимается на последний холм, одетый в ваш плед, почти как вы того хотели, Мак-Бейн.

Кит, старший из маклоринских воинов, крикнул, что барон, важничая, уже въехал в землю Маклорина.

— Хотите, чтобы я провел его внутрь? — спросил Колум.

— Внутрь? — фыркнул Кит. — Мы скорее находимся снаружи, а не внутри, Колум. Крыша уничтожена огнем, а из четырех стен теперь гордо высятся только три. Я бы сказал, что мы уже снаружи.

— Это сделали англичане, — напомнил Колум своему лаэрду. — А Николас…

— Он приезжал сюда, чтобы избавить Маклоринскую землю от язычников, — в свою очередь напомнил своему солдату Мак-Бейн. — Николас не участвовал в разорении нашей земли.

— И все же он англичанин.

— Я не забыл этого. — Мак-Бейн отодвинулся от каминной полки, на которую опирался, пробормотал ругательство, когда деревянная перекладина загремела на пол, и вышел. Колум и Кит двинулись за ним, на расстоянии шага. Внизу, у основания лестницы, они встали по обе стороны своего вождя.

Мак-Бейн возвышался над солдатами. Он казался гигантом возле них, с яростным выражением лица, с темной, почти черной каштановой шевелюрой и серыми глазами. Вид у него был значительный. И сама его поза была воинственной: широко расставленные нога, руки, скрещенные на массивной груди, грозно нахмуренные брови.

Барон Николас заметил лаэрда, как только добрался до вершины холма. Мак-Бейн, казалось был в ярости. Николас напомнил себе, что такова обычная манера Мак-Бейна. Но на сей раз туча хмурости была слишком черной, и барон подумал: «Я, должно быть, рехнулся». Он глубоко вздохнул и пронзительно свистнул в знак приветствия. К этому он прибавил улыбку и вскинул одну руку в воздух.

На Мак-Бейна, однако, маневры барона не произвели впечатления. Он подождал, пока Николас доберется до середины голого, пустого двора, и поднял руку, безмолвно требуя остановиться.