Она говорила уклончиво, явно избегая прямого ответа на вопрос о Лили Миллингтон. И снова, уже не в первый раз, у Леонарда возникло чувство, будто она видит его насквозь.

– Иногда, – ответил он. Слово как будто царапнуло ему горло, и Леонард кашлянул, прочищая его.

– Да я и не сомневалась, вы же воевали. Обычно я не раздаю советов, мистер Гилберт, но я прожила долгую жизнь и узнала, что надо прощать себе прошлое, иначе дорога в будущее сделается невыносимой.

Удивление, смешанное со стыдом, навалилось на него внезапно, как морок. Да нет, это просто догадка, сказал он себе. Не может она ничего знать о его прошлом. Она же сама говорила: те, кто побывал на войне, видели и делали там такое, о чем предпочли бы забыть. Он приказал себе не расслабляться. Но когда он продолжил, его голос дрожал сильнее, чем ему хотелось бы:

– У меня есть отрывок из письма, которое Эдвард написал вашему кузену Хэмишу в августе восемьсот шестьдесят первого. Вы не возражаете, если я прочту его вам, мисс Рэдклифф?

Та продолжала смотреть в окно. Но возражать не стала. Леонард начал читать:

– «Я нашел ее, женщину такой поразительной красоты, что у меня даже рука болит, до того мне хочется писать ее. Я жажду запечатлеть все, что я вижу и что чувствую, когда смотрю ей в лицо, и в то же время сама мысль об этом непереносима. Ибо разве я могу надеяться отдать должное подобной красоте? Ее осанка благородна, но не потому, что она родилась в такой семье, а от природы. В ней нет ни капли жеманства или притворства; напротив, она открыто встречает всякое проявление интереса к себе и никогда не опускает глаза под чужим взглядом. В складке губ читается такая уверенность – и гордость, – что дух захватывает. От нее вообще захватывает дух. Рядом с ней кто угодно покажется подделкой. Она – сама истина; истина – это красота; а красота – знак Божественности».

– Да, – тихо сказала Люси. – Это Эдвард. Его голос я узнаю где угодно. – Она повернулась к окну спиной, медленно подошла к креслу и села, и Леонард с удивлением заметил влагу на ее щеках. – Я помню тот вечер, когда он увидел ее впервые. Он был в театре, вернулся как будто не в себе. Мы сразу поняли: что-то будет. Он тут же все нам выложил и сразу пошел в сад, к себе в студию, где сел за наброски. Несколько дней он работал как одержимый, без отдыха. Не ел, не спал, ни с кем не разговаривал. Заполнял страницу за страницей ее образом.

– Он влюбился.

– Я хотела сказать вам, мистер Гилберт, что мой брат был увлекающейся натурой, им часто овладевали навязчивые идеи. Он всегда вел себя так, когда находил новую натурщицу, или знакомился с новой техникой, или был захвачен новой мыслью. Сказав так, я не погрешила бы против правды. – Ее рука на подлокотнике дрогнула. – И в то же время погрешила бы. Потому что с Лили Миллингтон все было иначе, мы все сразу это поняли. Это видела я, это видел Торстон, даже бедняжка Фанни Браун и та сразу увидела. Эдвард полюбил Лили Миллингтон со страстью, которая не предвещала ничего хорошего, и в то лето здесь, в Берчвуде, все разрешилось.

– Так, значит, Лили Миллингтон все же была здесь. Почему-то я так и думал, хотя об этом нигде нет ни слова. Ни в дневниках, ни в письмах и уж тем более в газетах.

– Вы читали полицейские отчеты, мистер Гилберт? Мне кажется, такие документы должны храниться очень долго.

– Вы хотите сказать, что они рассказывают другую историю?

– Мистер Гилберт, дорогой мой, вы же были солдатом, участвовали в Великой войне. Кому, как не вам, знать, что соус, под которым то или иное событие подают в газетах, превращает реальные факты в совсем другое блюдо? Отец Фанни был человек влиятельный. Ему нисколько не хотелось, чтобы в газетах появились сообщения о том, что другая женщина вытеснила его дочь из сердца Эдварда.

У Леонарда точно лампочка в мозгу вспыхнула. Эдвард любил Лили Миллингтон. И вовсе не смерть Фанни Браун разбила ему сердце и послала его в смертельное пике; он потерял Лили. Но что с ней стало?

– Если она и Эдвард любили друг друга, как вышло, что он остался один? Как он ее потерял?

Люси намекнула, что полицейские отчеты уделяли особое внимание присутствию Лили Миллингтон в Берчвуд-Мэнор в ту ночь, когда была совершена и кража, и убийство… Вдруг Леонард все понял:

– Лили Миллингтон была связана с похищением. Она предала Эдварда, и это свело его с ума.

На лице Люси появилось мрачное выражение, и Леонард немедленно раскаялся в поспешности, с которой сделал выводы. В момент озарения он совсем забыл, что речь идет о ее брате. И чуть ли не радовался, произнося свои последние слова.

– Мисс Рэдклифф, простите, – сказал он. – Какой я бесчувственный.

– Вовсе нет. Но я устала, мистер Гилберт.

Леонард взглянул на часы и понял, что пересидел отведенное ему время. Сердце его упало.

– Конечно. Я больше не отниму у вас ни минуты. Но я поищу отчеты, о которых вы говорили. Уверен, они прольют на все это новый свет.

– В жизни мало в чем можно быть уверенным, мистер Гилберт, но я поделюсь с вами одним секретом: правда всегда на стороне того, кто рассказывает историю.

Глава 17

Возвращаясь назад тихой деревенской улицей, обочины которой поросли травой, Леонард думал о Люси Рэдклифф. Он был уверен, что никогда еще не встречал такой женщины – да и вообще такого человека. Было ясно, что она очень умна. Возраст нисколько не притупил остроты ее интеллекта и увлеченности самыми различными сферами знания; ее интересы были широки и многообразны; ее способность схватывать и перерабатывать сложную информацию поражала. К тому же она была иронична и самокритична. Одним словом, она ему нравилась.

А еще Леонарду было ее жаль. Собирая перед уходом вещи, он спросил о том, что стало с ее школой, и увидел, как на ее лице появилось выражение глубокого раскаяния.

– С этой школой я связывала большие надежды, мистер Гилберт, но слишком спешила. Я знала, что компромисс будет необходим; чтобы привлечь учениц в достаточном числе, мне придется соответствовать определенным родительским ожиданиям. Но я думала, что мне удастся выполнить свое обещание: сделать из маленьких девочек «молодых леди» и одновременно привить им любовь к знанию. – Она улыбнулась. – Вряд ли я слишком польщу себе, сказав, что среди моих учениц были те, кому я помогла найти дорогу в жизни, и что без меня они не смогли бы отыскать ее. Но пения и шитья все равно оказалось куда больше, чем я предполагала.

Пока она говорила о своих ученицах, Леонарду пришло в голову, что от школы в доме не осталось практически ни следа. Все признаки того, что по этим коридорам когда-то ходили из класса в класс стайки девочек, стерлись, и надо было сильно напрячь воображение, чтобы представить Берчвуд-Мэнор чем-то еще, кроме как домом художника девятнадцатого века. Вся мебель, все безделушки, вместе с которыми его приобрел Рэдклифф, остались на своих местах, и, перешагивая порог, Леонард всякий раз чувствовал себя так, словно вступал в прошлое.

Когда он сказал об этом Люси, она задумчиво ответила:

– Логически это, конечно, невозможно, я имею в виду путешествие во времени: разве можно быть в двух разных местах «в одно и то же время»? Сама фраза представляет собой парадокс. По крайней мере, в этой вселенной… – (Не желая быть втянутым в еще один научный спор, Леонард спросил, как давно закрылась школа.) – О, несколько десятков лет назад. Она умерла вместе с королевой, в девятьсот первом. За пару лет до того произошел несчастный случай, можно сказать, трагедия. Одна девочка утонула в реке во время школьного пикника, и постепенно родители перестали присылать сюда своих дочерей. Ну а когда приток учениц иссяк… что ж, оставалось лишь принять неизбежное. Смерть воспитанницы не делает чести учебному заведению.

Леонарду нравилась искренность Люси. Она ничего не скрывала, с ней интересно было разговаривать, и все же теперь, восстанавливая их беседу в памяти, Леонард понял, что она, видимо, сказала ему лишь то, что намеревалась сказать. Был лишь один миг, когда ее маска ненадолго соскользнула. Что-то зацепило Леонарда в том, как она говорила о событиях 1862 года. Теперь он понял: когда Люси рассказывала о смерти Фанни Браун и о конце жизни брата, ее голос звучал почти виновато. И потом еще это странное отклонение в сторону, упоминание о перекрестке дорог, когда она вдруг пустилась в рассуждения о вине и о необходимости простить себя, словно призывала Леонарда сделать то же самое.

В 1862-м Люси Рэдклифф была еще ребенком, и, судя по ее словам, за эскападами брата и его блестящих молодых друзей наблюдала, скорее, издали. Но вот в доме случилось ограбление, пропал бесценный бриллиант, погибла Фрэнсис Браун. Лили Миллингтон, натурщица, в которую был влюблен Эдвард Рэдклифф, бесследно исчезла. По всей видимости, полицейские отчеты того времени возлагали на нее вину в пропаже камня. Любимый брат Люси так и не оправился от горя. Леонарду были понятны боль Люси, ее сожаление о прошлом, но только не чувство вины. Ведь это не она нажала на спусковой крючок ружья, из которого была убита Фрэнсис Браун, так же как и он, Леонард, не посылал ту шрапнель, которая убила Тома.

«Вы верите в духов, мистер Гилберт?»

Леонард тщательно продумал свой ответ. «Я верю, что существуют люди, которых они посещают». И вот теперь, задумавшись о ее явном, хотя и необъяснимом чувстве вины, Леонард неожиданно понял, что она имела в виду: даже пересказывая местную легенду и историю о свете в окне, который видел ее брат, она говорила не о привидениях, живущих в темных углах. Она спрашивала его, Леонарда, одержим ли он Томом так же, как она до сих пор одержима Эдвардом. В нем она признала родственную душу, страдальца, такого же, как она сама, – несущего через всю жизнь тяжкое бремя вины за раннюю смерть брата.


Когда он проходил мимо «Лебедя», откуда-то вывернул Пес и затрусил рядом с ним, вывалив язык, а Леонард вынул из кармана маленький картонный прямоугольник и провел большим пальцем по обтрепанному краю. Он получил его от женщины, которую встретил на вечеринке в те времена, когда еще жил в Лондоне, снимая комнатушку в доме над железнодорожным туннелем. Женщина сидела в углу комнаты на задней стороне дома, перед ней стоял круглый стол под пурпурной скатертью, на котором лежало что-то вроде настольной игры. Увидев ее, и особенно повязанный на голову шарф с яркими бусинами, Леонард онемел. За столом вместе с ней сидели, взявшись за руки, пятеро гостей и с закрытыми глазами прислушивались к ее бормотанию. Прислонившись к косяку, Леонард наблюдал за ними через завесу табачного дыма.

Вдруг глаза женщины распахнулись, и она уставилась прямо на него.

– Вы, – сказала она и ткнула в его сторону пальцем с длинным красным ногтем, похожим на коготь, – для вас здесь кое-что есть.

Все за столом повернули головы и уставились на него.

Тогда он просто ушел, но ее слова и особенно напряженный взгляд запали ему в душу, и позже когда он, покидая вечеринку, столкнулся с ней в прихожей – она тоже собиралась уходить, – то предложил снести по лестнице ее большой неуклюжий саквояж. На улице, когда Леонард уже попрощался с ней, она вынула из кармана карточку и протянула ему.

– Вы заблудились, – спокойно и холодно сказала она.

– Что?

– Вы сбились с пути.

– Вы ошибаетесь, но спасибо за заботу.

Леонард повернулся и пошел по улице, на ходу кладя карточку в карман и пытаясь стряхнуть странное, неприятное впечатление, которое оставила по себе эта женщина.

– Он ищет вас. – Голос женщины стал громче и летел за ним вслед.

Поравнявшись с фонарем, Леонард вынул из кармана карточку и на свету прочел:

Мадам Мина Уотерс

Медиум

Квартира 2Б

16 Нилз-ярд

Ковент-Гарден

Лондон

О своем разговоре с мадам Миной он по секрету рассказал Китти. Но та лишь расхохоталась и ответила, что Лондон кишит подобными психопатами, которые доят доверчивых людей. Леонард возразил ей, что она слишком цинична.

– Она знала о Томе, – твердил он. – Знала, что я кого-то потерял.

– О господи, оглянись вокруг: здесь каждый кого-нибудь да потерял.

– Ты просто не видела, как она на меня смотрела.

– Вот так, что ли?

Китти свела глаза к переносице и состроила «козью морду», но тут же улыбнулась, сгребла с простыни свои чулки и в шутку кинула их в Леонарда.

Леонард стряхнул чулки. Он был не в настроении.

– Она говорила, что он ищет меня. И еще, что я сбился с пути.

– Ах, Ленни. – Китти больше не шутила; голос ее звучал устало. – А мы все разве нет?


Интересно, как прошло ее собеседование в Лондоне? Она была такая красивая, когда уходила от него сегодня утром; наверное, сделала что-то с волосами. Жаль, что он не догадался сказать ей об этом. Китти шел ее нынешний цинизм, но Леонард знал ее до войны и прекрасно понимал, что это всего лишь маска.