Мне не нравятся эти слова и то, как они сказаны. Я подавляю в себе сирену. Я никак не могу подготовиться к тому, о чем сейчас может думать Вордан.

– Принесите инструменты, – приказывает он тем двоим, что все еще держат на мушке Райдена. Они моментально поворачиваются и исчезают с поляны.

Я вижу, что мысли Райдена изменились. Хотя мне и невдомек, что именно он думает, угадать нетрудно. Он пытается сообразить, как воспользоваться тем, что сейчас его перестали так неусыпно охранять.

Но прежде чем он успевает сделать шаг, Терис вынимает пистолет и отступает назад.

– Даже не думай об этом.

– Зачем он вообще здесь? – спрашиваю я. – У вас есть я. Зачем брать второго пленника? Теперь Драксен будет его искать.

– Со временем все разъяснится, – говорит Вордан.

Он так наслаждается собой и с таким нетерпением ждет того, что сейчас последует! Мне кажется, ему вообще неважно, соглашусь я на его предложение или нет.

Я раздумываю, смогу ли изменить себя. Удастся ли мне стать идеальной женщиной для Вордана, чтобы он пожелал меня освободить? Это единственное оружие, которое у меня осталось, но принесет ли оно мне пользу? Глянув на Териса с его монетой, я понимаю, что это не сработает. Если я попытаюсь воздействовать на Вордана, Терис вмешается и остановит это.

Я беспомощна. Без оружия. Без силы. В этот момент я могу только надеяться, что кто-то рискнет подойти слишком близко к клетке или что Райден каким-то образом освободится сам и освободит меня. А поскольку Райден сейчас тоже не слишком мною доволен, то я сомневаюсь, что он попытается мне помочь, даже если ему удастся освободиться.

Охрана Райдена возвращается не с пустыми руками. У каждого в одной руке ведро с водой, а в другой – нечто, сильно смахивающее на палку. Вначале я никак не могу понять, что это такое.

– Алоса, – говорит Вордан, – ты попала сюда, чтобы я мог изучить все способности, которыми ты владеешь. Потому что если я не смогу использовать тебя, чтобы добраться до Исла де Канта, то я использую тебя, чтобы узнать все о сиренах и хорошенько защититься от них, когда туда доберусь.

Меня охватывает леденящий страх.

Значит, я – его эксперимент.

Глава 17

– Что? – говорю я, потому что больше ничего не могу придумать.

– Я не могу полагаться на то, что ты честно расскажешь обо всех своих способностях, поэтому мне придется выяснить все самому, – говорит Вордан. – Вместе с тобой, Алоса, мы определим возможности, которыми обладают сирены.

Он даже не понимает, насколько меня пугает такая перспектива. Откуда ему знать, как я ненавижу, а иногда и боюсь пользоваться своими способностями? Мне противно то, как я себя чувствую внутри и снаружи. Мне неприятно, когда они начинают управлять моими чувствами. Вдобавок еще то, как я меняюсь, когда мне приходится пользоваться своей силой. Вордан заставит меня без конца все это показывать. От этой мысли у меня желчь подступает к горлу. Я сглатываю ее.

– Я лишь отчасти сирена, – в отчаянии говорю я. – То, что я могу или не могу, никак не относится к существам, которых вы встретите на Исла де Канта. Я для вас бесполезна.

Вордан пощипывает себя за бороду.

– Это не так. Даже если ты не обладаешь такой же силой, как настоящая сирена, твои способности дадут ценное знание, которое подготовит меня к столь рискованному путешествию.

Во время нашей краткой беседы люди Вордана постоянно снуют туда-сюда. Ведра они ставят примерно в пяти футах от моей клетки, так что я не могу их достать. В каждое ведро они опускают палки, которые оказываются длинными полыми трубками.

– Для начала, – заявляет Вордан, – ты мне споешь.

– Черта с два я буду петь!

Вордан улыбается:

– А вот теперь я объясню, зачем здесь нужен молодой первый помощник. Терис, покажи Алосе, что будет происходить всякий раз, как она мне откажет.

Терис вынимает кинжал и взмахом проводит им по предплечью Райдена, прорезая рубаху. Из раны льется кровь.

Райден морщится, но больше никак не выдает, что ему больно. Вместо этого он смеется, зажав свежую рану рукой.

– Вы идиоты, если думаете, что принцессу заботит, жив я или мертв!

Терис хмыкает:

– Ты ошибаешься, Райден. Алоса живет по своим собственным правилам. У нее сильная склонность к мести. Она не выносит, если кто-то, обидевший ее, уйдет безнаказанным. Драксен ее похитил, бил, унижал, пытался над ней надругаться. Она его ненавидит. Но он все еще жив. Знаешь почему?

Райден смотрит на меня.

Я быстро опускаю глаза.

– Если бы ее не волновало, больно тебе или нет, он бы умер. Медленно и мучительно. Тот факт, что он жив, доказывает, что по меньшей мере одно ее заботит больше, чем собственное правосудие. Это ты.

– Это неправда. Я… я в долгу перед Райденом. Он оставил мне кинжал, хотя должен был отнять его. Я вернула ему долг. Он помог мне, а я не убила его брата. Не более того.

Я в этом уверена.

Постойте, мой кинжал…

Не меняя позы, я обхватываю руками лодыжки, словно пытаясь успокоиться. И похлопываю себя по сапогу.

Но в нем нет ничего, кроме моей ноги.

– Ищешь вот это? – спрашивает Терис, вынимая оружие из-за ремня, где раньше я его не замечала.

Я стараюсь сделать вид, что это меня нимало не заботит. На самом деле я в бешенстве. Терис не только отнял у меня единственную надежду на спасение – помимо того, этот кинжал мне очень дорог.

– Вот как у нас все будет, – говорит Вордан, отвлекая мое внимание от Териса. – Я буду говорить тебе, что делать, а ты будешь делать. При любом колебании или отказе Райден будет получать очередное ранение. Если ты попытаешься воспользоваться своими способностями, чтобы сбежать, мы его убьем и приведем тебе взамен кого-нибудь другого, кем ты будешь манипулировать. Это понятно?

Я бросаю на него убийственный взгляд.

– Когда я выберусь из клетки, первое, что я сделаю, – это убью тебя.

Терис, даже не дожидаясь сигнала от Вордана, ударяет Райдена кинжалом по руке.

Округлив глаза, я пытаюсь сдержать крик.

– Я спросил: это понятно?

Хотя это противоречит моей природе – как сирены, так и человеческой, – я подавляю гордость.

– Да.

– Хорошо. Ниффон, Кромис – воск.

Люди Вордана дают ему и Терису по комку желтовато-оранжевого воска. Затем каждый берет и себе по комочку. И все они вставляют их себе в уши.

Как умно, Вордан. Думаешь, что ты неуязвим. Я найду способ выбраться отсюда. Я всегда нахожу выход. Это всего лишь вопрос времени. Но как бы мне хотелось, чтобы у страха, который проник во все клеточки моего тела, была такая же уверенность!

Я даже не пытаюсь скрыть ярость, когда Вордан указывает на ведра. Подчиненные берут каждый по палке и втыкают в ведро.

– Вытяни руки, Алоса, – говорит Вордан чуть громче, чем нужно.

Нет. Я не стану этого делать. Я не могу. Я не хочу снова это переносить. Больше не хочу. Мысленно я возвращаюсь в донжон отца.

На моих запястьях защелкиваются наручники, приковывая меня к стене. Лодыжки тоже закованы в цепи, и я не могу отойти от стены более чем на фут.

– Расслабься, – говорит отец, прежде чем плеснуть ведро воды мне в лицо.

С меня стекает вода, я кашляю и отплевываюсь.

– Впитай ее, Алоса. А теперь посмотрим, как можно сделать тебя еще сильнее.

Громкий стон возвращает меня в настоящее. Райден обхватил правой рукой левую. Сквозь сжатые пальцы сочится кровь.

– Вытяни руки! – требует Вордан, срываясь на крик.

«Воспоминания – это всего лишь воспоминания, – говорю я себе. – Отец сделал тебя сильной, помог научиться всему, что ты сейчас умеешь. Если ты пережила давление и испытания, которым тебя подвергал король пиратов, то уж остальных жалких, сумасшедших слизняков выдержишь и подавно».

Эти подбадривающие мысли меньше чем за долю секунды проносятся у меня в голове. И прежде, чем Терис успевает снова поднять меч, я делаю то, что требует Вордан. Я не смотрю на Райдена. Что такое для меня послушание? Что оно значит для Райдена?

Ниффон и Кромис опускаются на колени каждый перед своим ведром. Ниффон затыкает конец своей полой трубки, вынимает ее и поднимает высоко в воздух над моей головой.

Вордан, похоже, все продумал.

Если Ниффон опустит палку еще хотя бы на фут, я до нее дотянусь. Как бы мне помогло, если бы они сейчас хоть немножко меня недооценили! Но нет. Терис видел, на что я способна, имея лишь жалкие остатки сил. Он не даст мне и пальцем коснуться палки.

Я с ужасом ожидаю, что будет дальше. Ниффон снимает большой палец с конца палки. Морская вода из нее вытекает мне на ладони.

Я пропускаю воду сквозь пальцы, надеясь, что им покажется, будто она немного впиталась в ладони. Я думаю, что смогу их обмануть, притворно изобразив свои способности. Я не могу в самом деле восполнить свои силы. Не таким путем.

Но Вордан не поддается на эту хитрость. Он недовольно качает головой, и Терис снова поднимает меч. На этот раз он приставляет его к голени Райдена.

– Не давай воде стекать, – говорит Вордан. – Впитай всю.

Он боится, что вода скопится на полу клетки в таком количестве, что я смогу сделать что-то в самом деле опасное для них. Но пока у Вордана и его дружков в ушах воск, не имеет значения, сколько воды в моем распоряжении.

Но я не говорю об этом ни слова. Мне нельзя терять времени, если я не хочу, чтобы Райден снова был ранен. Поэтому когда Ниффон снова выливает воду, я ловлю ее ладонями и впитываю всю. Ни капли не проливается на пол, и мои руки сразу же высыхают.

Перемена происходит мгновенно. Успокаивающая вода становится частью меня. Она заполняет пустоту, которую я ощущаю последние пару недель, наполняет мою песню, укрепляет мою веру в себя, успокаивает страх. Мне хочется каждой клеточкой почувствовать это утешение и радость. Я хочу прыгнуть в океан и нырнуть в самую темную глубину, чтобы эта радость никогда меня не покидала.

В этот миг я не могу думать ни о чем, кроме океана. У меня есть только одно желание – вернуться в него. Остальное неважно.

– Алоса… – сквозь мои стремящиеся к океану мысли прорывается голос Райдена.

Я стараюсь держать в узде желания сирены, которые бушуют во мне. Вот почему я не могу восполнить силу моей песни, пока не найду направление. Сила океана будит во мне инстинкты сирены. А сирене не нужен никто, кроме нее самой, сестер и океана.

Этот человек ничего для меня не значит. Какое мне дело, если они его убьют? Это неважно. Важна только я.

– Алоса, – повторяет Райден.

Я стараюсь сфокусировать на нем взгляд, сосредоточить мысли. «Не превращайся в бездушную тварь. Ты человек, ты женщина. Подумай о своей команде, о своих друзьях, о семье. Вспомни, как ты украла корабль и сделала его своим. Вспомни, каково это – быть капитаном, заслужить уважение и благодарность команды. Вспомни, какая гордость была в глазах отца, когда ты его радовала. Подумай о Райдене. Помнишь удовольствие, с которым ты сражалась с ним на мечах? Вспомни ваши подколки и насмешки. Вспомни кинжал. Вспомни его поцелуи. Подумай о Райдене, который не заслуживает того, чтобы умереть только потому, что ты не владеешь собой!»

Это помогает. Я поворачиваюсь к Вордану, ожидая инструкций.

– Спой ему, Алоса. Удиви меня.

Вордан, разумеется, ждет, что Райден будет плясать и исполнять какие-нибудь смешные трюки. При других обстоятельствах я, может, и решила бы, что будет довольно забавно посмотреть на его унижение. Но не сейчас. Не хочу забавлять человека, посадившего меня в клетку. Райден – не обезьянка, а я – не рабыня.

Я смотрю на Райдена. Страха в нем не видно, только напряжение.

– Начинай, – наконец говорит он. Он стоит лицом ко мне, а у них в ушах воск, так что они не могут видеть, что он говорит со мной. – Мы отсюда выберемся. Делай то, что необходимо сейчас.

Вордан внимательно смотрит на меня, и я не рискую кивнуть Райдену. Вместо этого я начинаю. Вначале я пою просто и неопределенно. Едва приоткрыв губы, я вывожу медленную, успокаивающую мелодию. Ноты не имеют значения. Силу песне придает намерение, которое я в нее вкладываю. Именно оно заставляет Райдена делать то, что я хочу. А сейчас я хочу, чтобы его боль прекратилась.

Его напряженные руки и ноги мгновенно расслабляются, боль от глубоких ран у запястья и на голени стихает. Тогда я отрываю от своей рубашки полоску и бросаю ее Райдену.

Люди Вордана встают, готовые вмешаться, если я попытаюсь помочь Райдену сбежать или освободить меня. Довольно лестно, что они считают меня способной сделать это с помощью куска ткани.

Но он предназначен только для его раны. Я вплетаю в песню еще несколько нот, заставляя Райдена плотно перевязать самую глубокую рану и остановить кровотечение. Я хотела бы их излечить, но мои возможности ограничены. Я могу влиять только на мозг, в котором, как я выяснила, и возникает боль. Я могу лишь временно облегчить его страдания, ничего больше.