— Вам нравится моя работа, мисс Тремастон?

— О, да… просто прекрасная.

— Вы имеете какое-нибудь представление о гобеленах?

— Никогда этим не занималась.

— Это, как видите, наш дом. Он имеет для меня огромное значение.

— Я понимаю. Замок великолепен.

Она подошла поближе и встала напротив, не спуская с меня глаз.

— С тех пор, как я поселилась здесь, я делала все, чтобы поддерживать традиции, заложенные нашими предками.

— Не сомневаюсь, мадам.

— И я сделаю все, чтобы ничто не изменило эту атмосферу.

— Ну, конечно, — сказала я. — Было бы очень жаль, если бы это произошло.

— Вы что-нибудь искали? — спросила она.

— О нет, нет. Я просто заблудилась.

— Так легко заблудиться без привычки… — Она смолкла.

Я почувствовала, что меня охватила дрожь. У меня было единственное желание повернуться и убежать подальше от этого дома.

Я робко сказала:

— Я шла завтракать.

— Ну конечно. Возвращайтесь на то место, откуда начали путь. В конце коридора увидите лестницу. Она ведет вниз, в зал. Комната, где подается завтрак, справа от него.

— Теперь я поняла, как мне следовало идти. Благодарю вас.

Я была рада уйти. Она прямо сказала мне, чтобы я убиралась, что я чужая здесь. Это читалось в каждом ее движении, слышалось в интонации ее голоса. Я должна уехать как можно скорее.

Но в тот же день, несколько позже, когда Родерик давал мне очередной урок верховой езды, я видела, как он рад тому, что я рядом, и мне захотелось остаться.


Когда я занималась верховой ездой с Родериком или с растущим интересом изучала вместе с ним древние развалины, то чувствовала себя менее несчастной. Я подружилась с Фионой, и она показала мне, как очищать черепки мягкой кисточкой, чтобы снять слой почвы.

Я подружилась и с Герти, горничной, которой было поручено опекать меня. Она по вечерам приносила мне горячую воду, а по утрам убирала мою комнату.

Ей было лет семнадцать, а в замке она появилась, когда ей исполнилось двенадцать. Я ей нравилась, потому что была не такой важной, как большинство гостей, останавливающихся в Леверсон-Мейноре. Мне нравилось болтать с ней.

Она знала, что я дочь Дезире, и это произвело на нее впечатление.

— Я однажды видела Дезире, — говорила она мне. — Это было несколько лет тому назад, когда выходила замуж моя сестра. Ее жених был человек зажиточный. Он держал две палатки в Паддингтоне на рынке, торговал морскими продуктами. Дело у него шло прекрасно. Было так здорово. Он сказал: «Я поведу вас посмотреть великую Дезире. Весь Лондон увлечен ею». Мы видели ее в «Цыганке».

Я прикрыла глаза. Я хорошо помнила то время. Как всегда были ссоры. Мама отказывалась от каких-то костюмов, Долли бушевал, убегал, возвращался, затем они находили какой-то компромисс и костюмы утверждались. Воспоминания были просто невыносимы.

Герти не догадывалась об этом.

— Она была такая красивая, — продолжала она. — В ее ушах блистали большие золотые кольца. А как она танцевала с лордом Джеймсом! Она кружилась по всей сцене, и это было так здорово.

— Я хорошо помню это, — сказала я.

— А теперь вы здесь, мисс. Это так интересно.

Я понимала, что мое родство с Дезире в значительной степени привлекало ее, именно это и делало ее со мной более откровенной.

Она сказала, что леди Констанс «немного мегера».

— Все должно быть так, как она скажет. Иначе тебя к ней вызывают. Сначала предупреждают, а в следующий раз выгоняют. Она всегда говорит о каких-то трад… трад…

— Традициях? — предположила я.

— Да, точно, мисс. Все в доме должно быть как следует, как было в далекие времена.

— Могу себе представить.

— Она может быть очень жестокой. Вот был случай с Эмми Джентл…

— Одной из горничных? — уточнила я.

Герти кивнула.

— Она была довольно необузданной. Больше любила мужчин, чем работу. Крутила со всеми, кто носил брюки. И часто что-нибудь разбивала. Иногда можно было ее как-то прикрыть… Но здесь много драгоценного фарфора. Ее предупредили один раз, потом другой. Ну, а когда это случилось в третий раз, ее выгнали. Без рекомендаций трудно найти место. Эмми ничего не нашла. И свернула на дурную дорожку.

— На дурную дорожку?

— Ну да. Так говорят. Вы бы посмотрели на нее. Вся расфуфыренная. Платье из настоящего шелка. Она говорит, что это лучше, чем быть в услужении у леди Констанс… Да, с леди Констанс надо быть очень осторожной. Ее милости не нравится, что мисс Вэнс часто встречается с Родериком, — продолжала Герти.

— Правда? — спросила я. — Почему?

— Ну, она, наверное, боится. В конце концов, кто такая мисс Вэнс? Некоторые говорят, что эта старуха, ее бабушка, — ведьма. Как-то, когда у Эмми Джентл были какие-то неприятности, она к ней ходила. Эмми всегда говорила, что та помогла ей. Ну, а мисс Фиона — говорят, у нее хорошее образование. Старая миссис Карлинг позаботилась об этом. Она все для нее сделает. Приезжал сюда какой-то Гарри, не помню фамилии. Он многое объяснил ей про эти римские вещи, научил ее всему и дал ей работу. Она уехала, а потом вернулась. Она настоящая леди, но леди Констанс не такую девушку хотела бы для Родерика.

— А что ты скажешь о… Родерике?

— Он вполне самостоятельный. И он, и хозяин сами все решают, особенно в серьезных делах. В других они могут и уступить. У них много общего. Но я думаю, что, когда придет время, Родерик выберет себе невесту без помощи матери. Но все равно, если он так и сделает, то грандиозного скандала не избежать. Она хочет женить его на настоящей леди, с высоким титулом. Не забывайте, что она сама леди Констанс, и не любит, когда об этом забывают.

— Но ведь ты говоришь, решать будет сам Родерик.

— Да, но не надо сбрасывать со счетов старую миссис Карлинг. Она всегда добивается, чего хочет; говорят, она обладает такой силой…

Я промолчала, неуверенная, что поступила правильно, ведя подобную беседу в доме, где являюсь гостьей. Я заговорила о находках, сделанных на земле Леверсонов, но Герти эта тема была неинтересна, и на этом наш разговор иссяк.


Однажды я зашла в домик Фионы и застала там незнакомую женщину, как я сразу поняла, миссис Карлинг, о которой была столько наслышана.

Она действительно была непохожа на других — высокая, подтянутая, густые черные волосы заплетены в косы и уложены вокруг головы; большие испанские серьги оттягивали мочки ушей. Но что поразило меня больше всего, так это ее сверкающие пронзительные глаза. Они как бы светились, и казалось, проникают прямо в душу и видят то, что не дано видеть другим. Мне стало не по себе под ее тяжелым взглядом, который пронзил меня, пытаясь прочесть то, что мне хотелось скрыть.

Я сказала:

— Вы, наверное, миссис Карлинг. Я так много слышала о вас. Меня зовут Ноэль Тремастон.

— Ну, конечно. Я тоже много слышала о вас. И я так рада наконец-то встретиться с вами. Как вам здесь нравится?

— Очень интересно, особенно эти раскопки.

Она кивнула:

— Фиона вышла. Кто-то что-то нашел в своем саду. Она пошла посмотреть: действительно это что-нибудь древнее или относится к нашему времени. Вы представить себе не можете, какое количество людей считает, что нашли нечто ценное, с тех пор как здесь начались раскопки.

— Мне кажется, это неизбежно. Никогда не знаешь, что именно представляет настоящую ценность.

— Садитесь, пожалуйста. Не выпьете ли чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Я только что пообедала.

— Фиона скоро придет. Она ушла уже больше часа назад.

Я села.

— Она очень увлечена раскопками, — сказала миссис Карлинг.

— Я могу понять, это так захватывает.

— Г-мм, — сказала она. — Они с Родериком такие энтузиасты.

— Да, я знаю.

Она с участием посмотрела на меня.

— А как вы, милая? Я слышала, вам пришлось пережить большую потерю.

Я не ответила, и она продолжала:

— Простите, мне не следовало говорить об этом. Но я вас хорошо понимаю. Может быть, вы что-нибудь слышали обо мне?

Я кивнула.

— Вы очень понравились Фионе. Мне бы хотелось вам помочь.

— Спасибо, но что вы можете сделать? Ничего нельзя изменить.

— Я знаю, милая, но вы молоды. В любой момент, если вам понадобится помощь… Не знаю, слышали ли вы, что судьба наградила меня особым даром.

Мне стало не по себе, потому что, произнося эти слова, она не спускала с меня глаз.

Я ответила:

— Да, я слышала.

— Я тоже испытала горе, поэтому хорошо понимаю вас, — продолжала она. — Я потеряла дочь, когда ей было двадцать два года. В ней заключалась вся моя жизнь. Я взяла к себе Фиону, и она стала мне утешением в жизни. В жизни всегда есть утешение, дорогая. Нужно только об этом помнить.

— Я стараюсь помнить об этом.

— Я знаю, ваша мать была необыкновенной женщиной и очень знаменитой. Я знаю, что значит неожиданная смерть близкого человека. Но даже в скорби может родиться нечто хорошее. По крайней мере легче понять страдания других. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли это.

— Спасибо. Вы очень добры.

— Вы должны как-нибудь зайти ко мне. Может быть, я смогу вам помочь.

— Вы очень любезны.

— Обещайте, что зайдете ко мне.

— Спасибо, обязательно.

— Самое главное я сказала, и хватит об этом. Расскажите о себе. Клэверхемы — очень приятные люди, правда? Я имею в виду хозяина и его сына. Трудно желать лучших господ. Очень известный род, его история уходит в глубь веков. Родерик станет таким же, как его отец. Это очень хорошо для наших мест. Не сомневаюсь, что они прекрасно относятся к вам.

— Да, это так.

Она посмотрела на меня с некоторой хитрецой.

— А ее светлость?

Я не знала, что ответить, и она засмеялась.

— У нее свои принципы. Но мистер Клэверхем очень хороший и добрый человек, а его сын Родерик пошел в него.

Неожиданно она сменила тему разговора.

— Некоторые зовут меня ведьмой, — сказала она. — В старые времена меня могли бы сжечь за это на костре. Только подумайте о тех бедных добрых женщинах, которые встретили свою печальную судьбу. Ведь кроме обычных, существуют еще и белые ведьмы. Белые ведьмы делают только добро. Можно считать меня одной из них. Я хочу помочь другим. Я хочу помочь тебе.

Я почувствовала облегчение, услышав стук копыт. Миссис Карлинг встала и подошла к окну.

— Это Фиона, — сказала она, и через несколько секунд Фиона вошла в дом.

— А, Ноэль, рада видеть вас. Вы уже познакомились с моей бабушкой?

— Мы очень хорошо поладили, — сказала миссис Карлинг.

— Мне пришлось поехать в Джасмин Коттедж, — сказала Фиона. — Знаете, они нашли в саду какие-то фаянсовые черепки. Кто-то, очевидно, выбросил старый молочник несколько лет тому назад. — Она невесело улыбнулась. — Такие вещи иногда происходят. Но все равно мы должны посмотреть. Мы не можем позволить себе что-то пропустить.

— Ну, конечно, — заметила я.

— Я рада, что моя бабушка немного развлекла вас. Спасибо, ба.

Мы пили кофе, когда приехал Родерик.

Он сказал, что встречался с одним из арендаторов и на обратном пути решил заехать сюда. Казалось, он был рад видеть меня здесь. Я знала, ему нравится, что мы сошлись с Фионой.

Когда мы с Родериком собирались возвращаться домой, миссис Карлинг, взяв меня за руку, серьезно на меня посмотрела.

— Я очень хочу, чтобы вы пришли ко мне, — сказала она.

— Спасибо. Обязательно.

— Пожалуйста, обещайте мне, — настаивала миссис Карлинг.

— Приду обязательно.

— Надеюсь, вам это пригодится.

Мы попрощались, и по дороге домой Родерик спросил:

— Ну и что ты думаешь об этой даме?

— Очень необычная.

— Необычная! Некоторые считают, что она немного не в себе.

— Она говорила, что лет двести тому назад ее бы сожгли на костре.

— Ну, значит, ей повезло, что она не родилась раньше.

— Мне кажется, она обожает Фиону.

— В этом нет никакого сомнения. Фиона очень приятная девушка. И ничем не похожа на свою бабку. Никаких фантазий. Фиона твердо стоит на земле. Для ее бабушки это странно, и мне кажется, та ее немного раздражает.

Мы приехали. Я пошла в дом, а Родерик отвел в конюшню наших лошадей.


Я получила письмо от Лайзы Финнелл. Она писала:

«Дорогая Ноэль!

Я не писала тебе раньше, потому что была больна. Я все еще живу в доме. Месье Буше сказал, что я могу оставаться до тех пор, пока не найду что-нибудь подходящее. Миссис Кримп очень добра ко мне. Просто не знаю, что бы я делала без нее — ну и, разумеется, без месье Буше.