— Мне не на что жаловаться. Хорошо, что я работаю.

— Я слышала. В «Тряпье и Лохмотьях». Что это за шоу?

— Обычное представление с песнями и танцами.

— Все идет хорошо?

— Неплохо. Первый ряд кордебалета. Долли поставил меня на замену Лотти Лэнгтон.

— Это ведь хорошо?

— Думаю, да. Я никогда не перестану быть благодарной. Я всем обязана твоей маме.

— Да, именно она заставила Долли взять тебя.

— Она была замечательной женщиной.

Мы обе какое-то время помолчали. Затем я сказала:

— Мы должны постараться забыть прошлое.

— Это нелегко. — Она улыбнулась, пытаясь развеселиться. — Ты должна посмотреть «Тряпье и Лохмотья», пока ты здесь.

— С удовольствием.

— Я могу достать хорошее место для тебя на послезавтра на вечер. Долли сделает это.

Я колебалась. Это будет предлогом остаться, а у меня была только одна причина, почему я хотела вернуться в Леверсон-Мейнор, это — желание увидеть Родерика, которого, как я поняла, мне не хватало гораздо больше, чем я ожидала.

Я быстро сказала:

— Это было бы чудесно, Лайза. Буду с нетерпением ждать встречи с тобой.

— Тогда решено. Послезавтра вечером.


Родерик приехал в Лондон. Я собиралась уходить, когда послышался стук в дверь. Я крикнула:

— Входите!

И тут вошел Родерик.

Моя радость, должно быть, была очевидной. Он схватил мои руки, смеясь.

— Я подумал, что мне стоит навестить тебя, — сказал он. — Я давно тебя не видел.

— Три дня, — сказала я.

— Казалось больше. Когда ты возвращаешься?

— Я… я не знаю.

— Я подумал, что ты приехала сюда, чтобы встретиться с адвокатом. Уверен, что ты это уже сделала? Я решил узнать, что тебя задерживает здесь.

— О, Родерик, как это мило!

Он выглядел печальным, и я подумала, что он собирался что-то сказать, но затем, казалось, передумал. Потом он спросил:

— Что у тебя нового?

— Ты помнишь Лайзу Финнелл?

— Конечно. Она была на заменах.

— Правильно. Я видела ее. Она все еще живет в доме. Робер сказал, что она может там оставаться, пока не найдет себе что-нибудь. Она играет в каких-то «Тряпье и Лохмотьях». Я собираюсь посмотреть спектакль сегодня.

— Одна?

— Это неважно, я многих знаю в труппе. Там, конечно, будет Долли. Он отвезет меня домой.

— Я думаю, тебе нужен сопровождающий. Я пойду с тобой.

— О? Ты хочешь?

— Ничего не хочу больше этого. Я немедленно пойду и договорюсь о местах.

Я почувствовала себя счастливой.

— Не надо. Лайза в кордебалете. Она что-то говорила о билетах. Достаточно просто сказать ей, что нас будет двое.

— Будет очень интересный вечер, — сказал он.

Вечер был восхитительным. Мы пообедали рядом с Гайд-парком и после этого погуляли там, посидели на берегу Серпентайна. За это время он уговорил меня вернуться в Мейнор на следующий день. Должна признаться, что для этого ему потребовалось немного усилий. Мое пребывание в Лондоне убедило меня, что здесь для меня нет ничего, кроме тяжелых воспоминаний, которых невозможно избежать.

Более того, я поняла свое истинное отношение к Родерику. В его обществе я чувствовала себя более счастливой, чем могла себе представить после потери мамы, и я начала осознавать, что он стал единственным человеком, кто был мне так же дорог, как мама.

В тот день в Гайд-парке я была почти счастлива.

Лайза сказала Долли, что я собираюсь посмотреть представление с другом, и он договорился о местах в партере. Я знала, что посещение театра, где играла моя мама, явится для меня нелегким эмоциональным испытанием, и приготовила себя к этому.

Когда занавес поднялся, я сразу узнала Лайзу. Я пристально следила за ней. Она была превосходна. Она пела с особым жаром и танцевала со страстью. Неудивительно, что Долли выбрал ее заменять Лотти Лэнгтон. Лотти была очень профессиональной актрисой, но ей не хватало очарования, которое было у моей мамы.

Пьеса оказалась банальной, но не более, чем «Графиня Мауд», и в ней не хватало изюминки, а это означало, что в ней нет Дезире.

Долли подошел к нам во время антракта. Он хотел узнать, как я поживаю, и смотрел на меня с такой нежностью, что я испытала прилив чувств.

— Что ты думаешь о спектакле? — спросил он.

Родерик подтвердил мои слова, что спектакль очень развлекателен.

— Да, неплохо, — сказал Долли. — Если бы только… — Он печально вздохнул.

— Как дела у Лайзы Финнелл? — спросила я.

— Неплохо, — улыбнулся он. — Совсем неплохо. Она полна энергии. Она, конечно, не Дезире, но кто может с нею сравниться?

Мы немного помолчали, думая о маме.

— Я бы хотела увидеться с Лайзой после представления, — сказала я.

— Зайди в уборную. Ты найдешь ее там. Она во второй уборной для кордебалета. Ты знаешь дорогу.

— Да, разумеется.

— Ну, ладно. Я должен вас оставить. За кулисами обязательно что-то случается. Ни одно представление не обходится без этого. Увидимся еще, Ноэль. Ты знаешь, что для тебя всегда есть место на моих спектаклях.

— Спасибо, Долли.

Он поцеловал меня и удалился, а после спектакля мы пошли в уборную кордебалета и нашли Лайзу.

Она была в восторге, увидев нас.

— Ты должна поужинать с нами, — сказал Родерик.

Ее лицо засветилось от радости.

— Это было бы чудесно! Вы можете подождать немного, пока я переоденусь?

Лайза была очень оживлена во время ужина в тот вечер и даже возбуждена, так как ее карьера складывалась хорошо.

— Конечно, я только в кордебалете, — объясняла она. — Но будут перемены. Тот факт, что Долли поставил меня на замену Лотти, говорил о многом. Я жду только шанса показать, на что способна.

Я не могла не подумать о том шансе, который был у нее в связи с болезнью мамы. Тем небольшим недомоганием, которое привело ее к смерти.

— Когда-нибудь этот шанс представится, — сказал Родерик. — Самое главное быть готовым к нему.

— Да, это правда. Я буду готова. Я хотела бы участвовать в чем-то получше, чем «Тряпье и Лохмотья».

— Это непременно произойдет, — сказал Родерик пророчески.

Она улыбнулась ему:

— Теперь расскажите мне о себе и том удивительном месте, где жили древние римляне.

— Ноэль очень заинтересовалась им.

— Да, призналась я. — Это очень захватывает. Мне позволили очищать некоторые фрагменты керамики и других вещей, которые там были найдены.

— Как удивительно! Мне бы хотелось это увидеть.

— Ты должна как-нибудь приехать, — сказал Родерик.

Я не могла не представить себе реакцию леди Констанс, когда она окажется лицом к лицу с танцовщицей кордебалета из «Тряпья и Лохмотьев». Эта мысль вызвала неприятные воспоминания о том, как была принята я.

Я больше молчала, и Родерик понял, что театр вызвал во мне печальные воспоминания. Наверное, еще слишком рано возвращаться в Лондон. Мне необходимо больше времени, чтобы отодвинуть прошлое. Я правильно решила уехать с Родериком. Пусть и ненадолго.


Леди Констанс холодно приветствовала меня, дав понять, что она надеялась, что я останусь в Лондоне. Герти была рада видеть меня. Именно от нее я узнала последние новости.

Погода стояла ужасная. Дождь пошел на следующий день после моего отъезда и с тех пор почти не прекращался. Река вышла из берегов и возникли сложности с раскопками. Пришлось приостановить их. Грейс споткнулась на лестнице и вывихнула ногу.

Грейс была одной из горничных, которая убирала в комнатах леди Констанс. Она была старше большинства остальных и жила в доме с тринадцати лет.

— Надеюсь, она не очень пострадала, — сказала я.

— Ну, ей надо лежать. Поэтому теперь я должна убирать комнаты ее милости. — Герти скривила лицо.

— И это тебя не радует, Герти?

— Вы знаете, что собой представляет ее милость. Она очень придирчива. Я лучше буду с вами, мисс.

— Спасибо, Герти, надеюсь, что Грейс скоро поправится.

— Скорее бы.

Я зашла к Фионе. Она тепло встретила меня и рассказала о наводнениях и оползнях.

— Это недалеко от мозаичного тротуара. Я очень разволновалась, когда это случилось. Скоро начнутся исследования, но пока земля еще слишком мокрая. Как только она немного подсохнет, там начнутся работы.

— Интересно, найдут ли там что-нибудь еще?

— Возможно. А пока взгляни на этот сосуд для питья. Посмотри, какая замысловатая резьба! Было чудесно собирать его по частям.

Пока она показывала сосуд, появилась миссис Карлинг. В ее взгляде был явный упрек, который, как я знала, означал, что она недовольна мною за то, что я не воспользовалась ее советом держаться подальше.

— Мисс Тремастон была в Лондоне, — сказала Фиона. — Они с Родериком вчера вернулись.

— Приехали вместе, не так ли?

— Да, — ответила я. — Он приехал в Лондон, когда я была там. А вернулись мы вместе.

Пока мы пили кофе, я все время чувствовала, что миссис Карлинг внимательно следит за мной. Видно, она действительно рассердилась, что я не приняла ее совет.


Было утро. Родерик с агентом по делам имения уехал рано утром, а я не знала, чем заняться. Мне бы хотелось покататься верхом, может быть, поездить по окрестным деревням, но я еще не очень хорошо сидела в седле, чтобы отправиться одной.

Я решила прогуляться и навестить Фиону, что стало уже привычкой. Казалось, ей приятно мое общество и явно доставляет удовольствие рассказывать об остатках материальной культуры древнего человека и о том, как она обращалась с ними.

Я спускалась по лестнице мимо комнат, которые занимала леди Констанс, и вдруг заметила, что одна дверь открыта.

Герти, должно быть, услышала мои шаги и вышла на лестницу.

— Мисс, — прошептала она. — Я должна вам показать то, что я нашла. — Она приложила палец к губам и добавила: — Зайдите.

Я колебалась. Это была спальня леди Констанс, где обычно убирала Грейс, а сейчас Герти, заменявшая ее.

— Вы должны посмотреть, — продолжала Герти. — Вас это заинтересует.

Я все еще не решалась.

— Посмотрите… Я вам покажу.

Она вернулась в комнату. Я все еще стояла у двери. Я видела, как Герти подошла к туалетному столику, выдвинула ящик и вынула альбом. Он был довольно большой. Герти раскрыла альбом на столике и через плечо заговорщически посмотрела на меня, приглашая взглянуть.

Я знала, что мне следует отказаться, но, действуя по какому-то внутреннему побуждению, на цыпочках вошла в комнату.

Герти указала на открытый альбом.

Я ахнула от удивления, так как увидела фотографию своей мамы. Я хорошо помнила эту фотографию. Она была сделана, когда мама играла в «Сладкой Лаванде». Это платье с кринолином цвета лаванды. На шее была розовато-лиловая бархатная лента с бриллиантами.

Теперь я уже не могла остановиться и подошла ближе.

«Дезире, Мисс Лаванда, господствует на сцене, — прочитала я. — Ее яркое присутствие может осветить любую скучную пьесу».

Я почувствовала слезы в глазах, и мгновенно поняла, почему фотография моей мамы оказалась в альбоме, который принадлежал леди Констанс.

— Здесь все о ней, мисс, — сказала Герти. — Посмотрите. — Она перевернула страницу. Там были фотографии мамы — одной или с другими актерами и актрисами. «Дезире в «Цветке страсти», «Дезире в «Красных розах для мая». Вырезки из газет были тоже о ней. «Дезире изысканна и принесла что-то свое в известные старые мелодии». «Деревенская девушка, бедная, но истинная Дезире».

В альбоме оказалось множество таких вырезок. Кто-то потрудился тщательно вклеить их в альбом.

Я была полностью поглощена фотографиями, и вдруг меня пронизал ужас. Дрожь пробежала по телу. Инстинктивно, не оборачиваясь, я почувствовала, что за нами наблюдают.

Леди Констанс стояла в дверях.

Она подошла к нам. Ее взгляд упал на альбом. Ледяным тоном она спросила:

— Чем обязана вашему присутствию в моей комнате?

— Э, — проговорила я запинаясь. — Я проходила… и просто остановилась поговорить с Герти.

Герти дрожала. Порывистым движением она закрыла альбом и положила его в еще открытый ящик туалетного столика.

— Я думала, Герти, что вы закончили, по крайней мере, десять минут тому назад, — сказала леди Констанс. — Грейс делает это гораздо быстрее.

Я что-то пробормотала о том, что ухожу. Она кивнула, и я, охваченная смущением и виной, выскользнула из комнаты.

У меня в голове был полный сумбур, когда я вышла из дома. Я почувствовала на разгоряченном лице прохладный ветерок. Какая ужасная ситуация! Как я могла вести себя так глупо? Я позволила себе сунуть свой нос в ее тайны…