Дезире сказала:

— Ну это совсем не плохо, совсем неплохо. Ты бы только видела, что писали обо мне на заре карьеры! Ты бы решила, что после этого мне оставалось только упаковать вещи и отправиться домой. Они все одинаковы, эти критики. Они сами ничего не умеют и не любят, когда кто-то другой проявляет способности. Не обращай внимания. Большинство из них отдало бы все на свете, чтобы оказаться на сцене. Я всегда это говорила, а уж я-то знаю всю эту кухню.

Лайза позволила успокоить себя. Кто-то ждал ее после спектакля за кулисами и попросил автограф, и это очень подняло ее настроение.

Как и в предыдущий раз, прессу больше занимало отсутствие Дезире, чем присутствие Лайзы. Одна желудочная колика могла приключиться с каждым, но две подряд уже вызывали подозрение. Начались различные намеки. Могло ли быть недомогание Дезире вызвано тем, что она слегка перебрала своего любимого напитка?

Мама и Долли просто кипели от негодования и возмущения — они даже хотели возбудить дело против журналиста, нанесшего оскорбление. Однако вскоре они успокоились.

— Что мы можем сделать? — сказала мама. — Приходится мириться с тем, что они вытворяют.

Но было похоже, что пресса вовсе не сочла замену знаменитой актрисы дублершей бог весть каким событием.

Поскольку все это произошло совсем недавно, темой разговора в парке стало выступление Лайзы.

Родерик вежливо выслушал рассказ Лайзы.

Бедная Лайза, подумала я. Мне казалось, что разговор об этом каким-то образом залечивал раны, нанесенные ее самолюбию. Она поведала Родерику о чувстве безумного страха, которое испытывала перед тем, как поднимался занавес.

— Я знаю все арии, все па. Я наблюдала за ними из кордебалета, когда стояла на сцене, то есть практически на протяжении всего спектакля. И все же без конца спрашивала себя: «А помню ли это? А какая следующая строчка?» Коленки дрожали. Казалось, я не смогу произнести ни слова.

— Мама всегда говорит, что если хочешь хорошо сыграть роль, то волнение необходимо, и у тебя, Лайза, так и было, — вставила я.

— Надеюсь. Только никто этого не заметил…

— Долли заметил. Он очень доволен тобой. Можешь мне поверить.

— Он сказал, что если у Дезире еще раз случится приступ, спектакль придется снять.

— Конечно же, он этого не сделает, да и с ней все будет в порядке. Один-два пропуска только еще больше распаляют публику.

Я повернулась к Родерику.

— Прости, что мы все время говорим об этом. Это действительно важно для Лайзы.

— Могу себе представить, — сказал он и повернулся к Лайзе. — Жаль, что меня не было на спектакле.

— Очень хорошо, что вас не было. Мне бы хотелось, чтобы вы увидели меня после того, как я приобрету больше практики.

— Надеюсь, что практику ты будешь приобретать не в «Мауд», — заметила я. — Ведь это возможно лишь в том случае, если у мамы опять случится приступ.

— Я вовсе не это имела в виду. Совершенно с тобой согласна. Я действительно очень испугалась, когда с ней случилось подобное во второй раз, но, разумеется, это лишь совпадение, ведь так сказал врач.

— Возможно, — сказал Родерик, — вы получите главную роль в другой пьесе после вашего дебюта. Наверное, очень трудно выходить на сцену, практически не имея возможности как следует подготовиться.

— В этом и заключается работа дублера. Я должна быть благодарна судьбе, что получила возможность выступить. Так трудно достичь чего-либо, не имея друзей.

— Ну, сейчас, у вас есть друзья, — сказал Родерик.

Очевидно, она поняла, что слишком много говорит о своих делах, и быстро переменила тему:

— Расскажите еще что-нибудь о находках в вашем поместье. Как бы мне хотелось посмотреть на них!

Мы продолжали беседовать, однако меня не отпускало чувство легкой досады из-за того, что она опять испортила наше свидание с Родериком.

Мы с мамой пошли навестить Джанет Дэр. Она жила в небольшом домике в Ислингтоне вместе с подругой. Она очень обрадовалась, увидев нас.

Первыми ее словами было:

— Посмотрите! Я уже без костылей.

— Прекрасно! — воскликнула мама. — Когда ты возвращаешься?

— Нужно сначала потренироваться. Все-таки это танцы. Так что, вероятно, не так скоро. Надеюсь, все будет в порядке, и мистер Доллингтон войдет в мое положение.

— Ну, конечно же.

— С его стороны было так любезно продолжать платить мне жалованье. Я просто не знала бы, что делать, если бы не это.

Я знала, почему он это делал. Я слышала, как мама спорила с ним по этому поводу. Долли говорил, что труппа не может позволить себе платить девушке, которая в настоящий момент не работает, особенно теперь, когда пришлось повысить жалованье Лайзе, взявшейся дублировать главную роль.

— Не жадничай, Долли, — говорила мама. — На что же жить бедной девочке, если ты не будешь платить ей жалованье?

— На то же, на что она живет, когда не работает, — отвечал Долли.

— Ты очень жестокий, Долли.

— Дезире, я деловой человек. Необходимо, чтобы спектакль приносил прибыль, или же мы все останемся без работы.

Наконец они пришли к соглашению. Театр будет платить Джанет половину ее жалованья, а мама доплатит остальное. Только Джанет не должна ни о чем знать.

Я хотела рассказать об этом, поскольку мне всегда хотелось, чтобы все знали, какой замечательный человек моя мама. Однако она, слишком хорошо меня зная, бросила на меня предостерегающий взгляд.

Джанет сказала:

— Они говорят, что я смогу начать репетиции лишь через две недели. Думаю, что смогу вернуться лишь через месяц.

— Не нужно особенно напрягаться, Джанет. Лайза Финнелл отлично справляется.

— Эта новая девушка? Как ей повезло! Выступить целых два раза!

— Из-за моего дурацкого желудка.

— Я читала об этом в газетах. Однако она не проснулась знаменитой. — В ее голосе слышалось едва заметное удовлетворение.

— Такие вещи происходят лишь в романтических мечтаниях.

— Но все же это случается. Однако не с Лайзой.

— Она еще новичок на сцене, — вмешалась я, пытаясь защитить Лайзу. — Она действительно неплохо справилась с ролью.

— Неплохо справилась — это вежливая форма «не так уж хорошо», — сказала Джанет. — Думаю, я бы смогла зажечь публику.

— Теперь понимаю, что вела себя неправильно, — засмеялась мама. — Мне давно следовало отравиться несколько раз.

— Ой, нет, только не это, — воскликнула Джанет. — Я пришла в ужас, услышав об этом.

— Да нет, все нормально, дорогая. Я понимаю. Это вполне естественно. То, что для одного лакомство, для другого — яд. В данном случае, это, похоже, действительно был яд. Однако в будущем я буду осторожнее. И не беспокойся. Когда-нибудь и ты станешь знаменитой.

Лайза проявила большой интерес к нашему посещению Джанет Дэр.

— Она еще не скоро сможет танцевать, — сказала я ей.

— Это ужасно для нее. Представляю, какое у нее состояние.

— Она думает, что будет не в форме еще месяц. Но мама считает, что не меньше полутора. Если бы она только пела, то все было бы уже в порядке. Самое трудное — танцы.

— Родерик Клэверхем ведь не часто ходит в театр?

— Нет. Он довольно редко бывает в городе. Он занят в имении.

— Наверное, оно очень большое.

— Я никогда там не была, но, по его словам, действительно огромное.

— Это просто здорово. Чарльз — его отец — очень приятный человек. А что за женщина его мать?

— Я никогда не встречалась с ней.

Лайза загадочно улыбнулась.

— Ну, разумеется. Полагаю, вы не дружите семьями. Я хочу сказать, ведь когда Чарльз в Лондоне, то приходит сюда, а он бывает в Лондоне довольно часто… Если учесть, что их большое имение требует внимания…

Лайза, несомненно, была достаточно искушена в светской жизни, чтобы оценить ситуацию. Чарли был необыкновенно предан моей матери. Они были похожи на супружескую пару, причем в период не любви-страсти, а в стадии глубокого взаимопонимания и искренней привязанности, любви-дружбы, ни на что не претендующей, спокойной и нежной.

Лайза продолжала болтать о Клэверхемах, и я сама не заметила, как рассказала ей все, что знаю об их доме в Кенте и о леди Констанс.

Она с жадностью слушала меня.

— А ты, — спросила она меня, — ты действительно очень дружна с Родериком Клэверхемом?

— Мы встречались несколько раз.

— Хотя он даже не приходит в дом.

— Он бы мог это сделать. Мама будет рада видеть его.

— Но все же не приходит. Он предпочитает, чтобы вы встречались где-нибудь на улице.

— Да нет… Мы просто встречаемся.

— Понимаю, — сказала она, скрывая улыбку. — Он сейчас довольно часто приезжает в Лондон, не так ли?

— Многие приезжают. Им нравится жить за городом, однако иногда хочется сменить обстановку.

— Он похож на своего отца. — Она слегка улыбнулась. — Он еще долго пробудет в Лондоне?

— Не знаю.

— По-моему, он говорил, что собирается пробыть здесь до конца недели.

— Ах да, припоминаю. Он тебя заинтересовал?

— Меня интересуют все, а он очень интересный человек. Так же, как и его отец… и Дезире, и ты. Меня всегда интересовали люди, меня окружающие. А тебя?

— Да, пожалуй.

Но я чувствовала, что Родерик Клэверхем интересует ее не так, как другие.


Затем опять случилось несчастье. Было три часа дня. Мама отдыхала как обычно перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.

Она лежала на кровати, и как только я вошла, то поняла: что-то не так.

— В чем дело? — спросила я.

— У меня опять эта дурацкая тошнота.

— Только не это! — воскликнула я, чувствуя, как меня охватывает тревога.

— Это пройдет. Когда такие вещи уже бывали, все время кажется, что они опять могут повториться. Просто больное воображение.

— Лежи спокойно. Может быть, и вправду пройдет.

— Надеюсь, дорогая. Думаю, это просто нервы. Эта сумасбродная графиня слишком долго владеет мной.

— Ну, спектакль не так уж и долго идет.

— У меня часто бывает подобное чувство. Какое-то нетерпение. Я начинаю думать о чем-то новом. Я нетерпелива по природе. Все обойдется. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, ничего. Просто хотела посмотреть, не спишь ли ты. Сейчас тебе не лучше?

— Что-то не очень, дорогая. Боюсь, как бы не случилось того, что и в прошлый раз.

— Послать за доктором?

— Нет, нет. Он опять скажет, что я съела что-то неподходящее.

— А что ты ела?

— После вчерашнего ужина ничего особенного: немного молока после спектакля. Утром выпила кофе с гренками и чуть-чуть рыбы на обед.

— Опять рыба?

— Я часто ем рыбу.

— Это все очень странно. Я очень беспокоюсь за тебя.

— Ну что ты, дорогая, не надо. Все обойдется. Я здорова, как лошадь.

— А эти приступы? Они слишком часто повторяются.

— Боюсь, здесь ничем нельзя помочь. Надо предупредить Долли.

В этот раз я серьезно обеспокоилась. Это повторялось уже третий раз за довольно короткий промежуток времени. Надо было что-то делать.

Долли был в отчаянии. Ему уже дважды приходилось выходить из подобной ситуации, и теперь все опять повторялось.

В пять часов мама согласилась, что в этот день играть не сможет. К тому времени Долли был уже на взводе. Что на сей раз скажет публика? Они решат, что нет смысла заранее покупать билеты, поскольку неизвестно, что тебе покажут. А газетчикам только этого и нужно. Они и так уже намекали, что у Дезире проблемы с алкоголем. Такие вещи не нравятся публике. Кто поверит в эти желудочные колики?

В этом-то и была проблема. Я тоже не очень-то в них верила. Я ужасно боялась, что причина не в том, что она съела что-то неподходящее.

Мама сказала мне:

— Поезжай сегодня в театр. Думаю, Лайзе будет легче, если ты будешь рядом. Робер тоже в городе. Он пойдет с тобой.

Я не хотела, чтобы она почувствовала, как я волнуюсь за нее, поэтому согласилась. Завтра мы с Мартой подумаем и решим, что делать. Скорее всего следует пригласить специалиста и выяснить, нет ли чего-то серьезного.

Перед самым отбытием Лайзы в театр я перекинулась с ней парой слов.

Она была бледна и очень волновалась.

— Я осмелилась сделать одну вещь, — сказала она. — Даже не знаю, что меня заставило. Я написала записку Родерику Клэверхему и пригласила его сегодня в театр, поскольку играю главную роль.

Я была поражена.

— Что он может подумать? — продолжала она. — Наверное, он не придет.