Даже когда ей приходилось сталкиваться лицом к лицу с неприятностями, как сейчас, она научилась держать себя в руках. Теперь она с облегчением признала, что по крайней мере одна часть этой истории уже не является тайной для Джулиет. Она даже могла скрыть (во всяком случае, думала, что сможет), что до сих пор ей было больно думать о Луи, скрыть, как она боится, что все связанные с ним факты смогут раскрыться и будут так же тревожить всех их.

Но на какое-то мгновение, несмотря на тщательный самоконтроль, Молли не смогла удержаться, чтобы мысленно не перенестись на двадцать лет назад, в ту ноябрьскую ночь, когда умер Луи. На миг ей показалось, что она опять стоит у окна своей спальни, как тогда, ночью, когда не могла уснуть от страха и отвращения к себе. Вглядываясь в поля и в серебристые в лунном свете леса, она с беспокойством думала, где Робин и почему он не пришел домой. Когда она больше не могла этого выносить, то позвонила в Ла Гранж в надежде поговорить с Луи и сбросить с себя бремя страхов, сводивших ее с ума. Но Луи там не было. Вместо него ответила София, прервавшая ее со странной холодностью, необычной и необъяснимой резкостью. Молли налила себе джина и опять подошла к окну, моля Бога, чтобы следующий поток огней, освещающих долину, возвестил бы о прибытии Робина. Но он все не приезжал. В конце концов она приняла таблетку снотворного и легла. Когда несколько часов спустя ее разбудили настойчивые звонки телефона, его все еще не было дома. Она вытянула руку, но ощутила лишь холодную пустую простыню, потом неловко вылезла из кровати и проковыляла вниз по лестнице. Ей казалось, что голова ее набита ватой, а ноги отказываются служить.

– Робин? – тупо спросила она. – Робин, это ты?

Но это был не Робин. Это была его тетка, Вив, она разразилась новостями, что Луи застрелен, а София, мать Робина, арестована.

Ужас от воспоминаний снова потряс ее, и она на какой-то миг почувствовала слепую ярость, гнев на Джулиет, вернувшую ее в те времена.

– Ну теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты ехала на Джерси, Джулиет? – рявкнула она.

– Нет, не совсем. – Джули пересекла кухню, открыла холодильник и налила себе стакан ледяной воды. – Ну… да, я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я ехала, но не вижу никакой причины, чтобы мне не поехать.

– Наверное, это одно и то же.

– Нет, это не так. Ты не хочешь, чтобы я ехала, потому что это доставит тебе кучу плохих воспоминаний и потому… Ну, я предполагаю, что тебе стыдно. Но для меня – все по-другому. У меня нет никаких плохих воспоминаний. Я правда ничего не помню о Джерси, только иногда, с ощущением чего-то доброго или будоражащего меня. Но даже тогда я не могу ухватить эти воспоминания – я не знаю, о чем я помню. А что касается стыда… что ж, это произошло столько лет назад, что я не думаю, что кого-то это еще волнует.

– Ты не знаешь жителей острова!

– Но я же сама оттуда! И ты тоже. И папа. И я хочу поехать и отыскать свои корни.

– Не надо, Джулиет, пожалуйста!

– Извини меня, мама, но я думаю, ты ведешь себя глупо.

– Я тебе советую, потому что я старше и мудрее и знаю, какие неприятности все это может всколыхнуть.

– Я уверена, что ты преувеличиваешь. Но в любом случае тебе должно быть известно, что из-за твоей таинственности я еще больше хочу поехать.

Молли резко отвернулась. Внезапно она на самом деле здорово испугалась.

– Ну ладно, Джулиет. Кажется, мне не остановить тебя. Но пусть отвечать за это будешь ты.


Робин Лэнглуа, ничего не видя перед собой, бродил по саду, засунув руки в карманы своих традиционных шорт до колен и уперев подбородок в белую хлопковую рубашку-поло.

Это был большой сад – простор не пользовался особым спросом здесь, в пригороде Сиднея, – и Робин частенько уединялся в нем, когда хотел избежать каких-нибудь встреч или непрошеных гостей. Он не часто позволял себе задумываться о прошлом. Приехав в Австралию, они с Молли все оставили позади. Они во всем начинали жить заново. Никаких обязывающих деловых встреч – Робин всю жизнь ненавидел необходимость участвовать в управлении гостиницами и компанией, самой престижной на Джерси, – больше он не собирался выдавать себя за того, кем не был, и, самое главное, больше не было Луи.

Конечно, Луи не было, если бы они и остались на Джерси. Луи был мертв. Но Робин знал, что его дух преследовал бы их. И если бы они остались там, то никогда не избавились бы от него.

Господи, как же я ненавидел его! – подумал сейчас Робин, пораженный, как всегда, силой чувства, что вызывал в нем его брат. И это при том, что Робин во всем, что имело к нему отношение, являлся спокойнейшим из людей. Но Луи всегда умудрялся нанести удар в самое больное место. Сначала, когда они были детьми, Робина угнетало душераздирающее подозрение, что по какой-то причине мать предпочитает Луи. Отец – нет, он ощущал отца лишь как скрупулезно честного человека. Но это не мешало понимать, что Луи – любимчик мамы. Робин обожал мать, и явные проявления ее любви к брату терзали его сердце.

А потом еще бизнес. У Луи был подвижный ум, он хорошо разбирался во всем, что казалось бизнеса. Но иногда у него появлялись сумасбродные идеи, которые переворачивали все вверх дном. Но при этом он устраивал все так, что Робин чувствовал себя неловким, неуклюжим идиотом. Когда Луи поссорился с Бернаром и вышел из игры, Робин очень старался соответствовать своему положению, но у него явно ничего не получалось. Распоряжение Бернара вернуло Луи на его прежние руководящие позиции, и Робину показалось, что отец счел дикие проекты Луи предпочтительными, а сам Робин расценил это как собственную некомпетентность.

И, наконец, самое главное – Молли. Робин полагал, что мог бы простить Луи все, но только не Молли. Даже когда они были детьми и играли вместе, он понимал, что Молли нравится Луи, и это так же ранило его, как и сознание того, что Луи – любимчик Софии. Но когда они выросли и Робин влюбился в Молли, его душевные муки стали еще горше.

И неважно, что Луи лишь слегка флиртовал с ней в дни юности. Но Робин видел, какими глазами Молли смотрела на Луи, как она оживлялась в его присутствии, и понимал, что сам он – не более чем утешительный приз. Когда они поженились, он с удовольствием, запер бы ее от всех в стеклянной шкатулке – ведь он так сильно любил ее. По крайней мере, Луи сошел со сцены, он путешествовал, после того как отошел от дел.

И, едва Робин начал завоевывать расположение жены, возвратился Луи. К своему ужасу, Робин обнаружил, что тот факт, что Молли теперь его жена, делала ее привлекательной в глазах Луи. Он беспомощно выжидал, как далеко готов зайти Луи, понимая, что его несдержанность лишь сыграет на руку Луи. Ведь в конце концов для Луи это было не более чем игра, игра силы и мужского превосходства. Ему доставляло удовольствие видеть, как страдает брат, понимавший, что Луи может в любую минуту, когда захочет, увести его жену. В сущности, он не хотел ее – если бы он был влюблен в нее, Робин смог бы найти для него хоть какое-нибудь оправдание, – но нет, он не любил ее. Робин считал, что Луи вообще никого, кроме себя, не любит. Все, чего он хотел, – это удовлетворения от сознания того, что стоит ему только свистнуть, и она тут же прибежит к нему.

Робин печально покачал головой. Когда-то давным-давно он подумал, что точно знает, какие чувства испытывал Каин, когда убил Авеля. Теперь же ненависть и злоба отзывались лишь грустной болью и мучительным сожалением. Ему очень не хотелось, чтобы Джулиет порошила все это, но он понимал ее чувства. Ее родственники все еще жили на Джерси – бабушка София, тетя Катрин, сестра Софии, Поль и Вив, ее невестка и брат, младший брат самого Робина – Дэвид и его жена Дебора. Дэвид и Дебора как-то раз наведывались к ним в Австралию: Джулиет тогда было около десяти. Но обстановка оказалась настолько напряженной, что больше они не приезжали.

У нее там целое наследство, которого ее лишила судьба, подумал Робин. И это правильно, если она поедет и разыщет его. А если это заставит ее еще раз подумать о помолвке с Сином, то вряд ли это так уж и плохо.

Он выпрямился. Высокий, длинноногий мужчина, слегка сутуловатый, словно ему пришлось взвалить на свои плечи все тяготы мира.

Наверное, ему надо посмотреть, как там Молли. Право, это лучшее, что он сейчас может сделать.


Син Ричардсон лениво перебирал рукой густой водопад волос Джулиет, играл маленькими завитками на ее шее, и, несмотря на то, что голос звучал непринужденно, в глазах его затаилась тревога.

– Так ты это серьезно – насчет поездки в Англию, Джули?

Она резко повернула голову и взглянула на него, и Син понял, что она видит его насквозь, несмотря на его обычный, кажущийся невозмутимым облик.

– Совершенно серьезно. А почему бы нет?

Он сглотнул. Он никак не мог сказать ей правду: он боялся, что если она уедет, то он, возможно, потеряет ее. Это прозвучало бы довольно невыразительно, впрочем, он не был уверен, почему должен испытывать такие чувства. Они встречались уже три года, с тех пор как познакомились в школе искусств, где Джулиет изучала дизайн интерьеров, а он обучался на третьем курсе. Оба входили в студенческий союз и там подружились. Они помогали друг другу с проектами, проводили вместе праздники, наконец, делили ложе. Теперь они поговаривали о том, чтобы объявить о помолвке и свадьбе. Как раз об этих шагах он – вольномыслящий студент-искусствовед – никогда особенно не помышлял и не принимал всего этого в расчет. Но надеть кольцо ей на палец – похоже, сейчас это единственный способ удостовериться, что она останется с ним. Вот только если бы ему удалось надеть кольцо ей на палец! Син не был полностью в этом уверен. Пожалуй, было бы удобно ненароком заговорить с ней о помолвке на ее день рождения. Если она испытывает к нему такие же, как он, чувства, то почему бы ей не переехать к нему сейчас? Его квартира – не рай, но и не такая уж и плохая: три больших комнаты и небольшой задний дворик. Он успешно делает карьеру и зарабатывает такие деньги, которые всего лишь два года назад, когда он был студентом, показались бы ему целым состоянием. Но было что-то неуловимое в Джулиет. Ее быстрый ум, за который он так ее любил, в то же время выбивал его из колеи и вызывал неуверенность в себе.

Оставайся здесь и давай поженимся сейчас, хотел он сказать, но побоялся.

Вместо этого он привел последний, довольно спорный, довод, который только смог придумать, чтобы убедить ее остаться в Австралии.

– А как насчет твоей новой работы?

– Я не приступлю к ней до следующего месяца и уверена, что, если попрошу их, они немного подержат ее для меня. Я ведь буду мелкой рыбешкой в огромном озере, когда начну работать в Дарби Грейс. У них там куча прекрасных, талантливых дизайнеров, и боюсь, что пройдет несколько лет, прежде чем они позволят мне что-нибудь фыркнуть по поводу собственного проекта.

– Но ты ведь уже весьма успешно выставляла свои проекты, когда работала в «Дрим Мэшин»?

– Это совершенно другой уровень, ты ведь помнишь, я попала туда прямо после колледжа. По-моему, я заслуживаю небольшого перерыва, тем более перед расхваленным Дарби Грейс. Вернусь, освежившись, и полностью отдамся карьере.

– Надеюсь, хоть что-нибудь останется для меня!

– О Син, ты же знаешь, что да!

– Все равно я бы не хотел, чтобы ты ехала.

– Ради Бога! – Она изогнулась и посмотрела ему в лицо. – Похоже, никто не хочет, чтобы я ехала. Мама с папой наезжали на меня сегодня утром насчет этого, хотя выдвигали не такую, как у тебя, причину. Похоже, у нас довольно запутанная семейная тайна.

Он засмеялся и отбросил свои легкие песочного цвета волосы с длинного костлявого лица.

– Не могу в это поверить. Я думал, твои джерсейские родственники настоящие аристократы. Не то что мои предки-каторжники.

– Но это правда – в самом деле! Кажется, моя бабушка убила своего сына, моего дядю Луи. Поэтому мои мама с отцом приехали в Австралию, чтобы убраться подальше от скандала… – Она прервала себя. Он с потрясенным лицом вытаращился на нее. – Почему ты так на меня смотришь?

– Ты шутишь, Джули?

– Нет, не шучу. Я понимаю, это звучит невероятно, – я и сама не могла сначала в это поверить. Даже не столько тому, что это случилось, хотя все это потрясает, сколько тому, что они хранили от меня эту тайну все эти годы! Невозможно поверить!

– Они разыгрывают тебя.

– Нет, не разыгрывают. Если б ты видел их лица… Я думала о том, что мы никогда, ни на одни каникулы не приезжали туда. Ведь это странно? Я понимаю, что это на другом конце света, но на сверхзвуковом самолете это же не так далеко – несколько часов на «конкорде».

– Твои родные, полагаю, вполне могут позволить себе «конкорд». Зачем же пользоваться самым дешевым транспортом, который им может обеспечить биржевая контора!

– Ну, не начинай опять. Терпеть не могу, когда ты становишься таким дураком. Тебя заносит не туда. Ну да, у них есть деньги, но не так уж много.