Тугой свист пролетевшей совсем близко стрелы. Мимо – но за спиной вскрикивает кто-то из ее девушек. Зиндра уже не оборачивается.

Едва разминувшись с головой, проходит брошенная кем-то метательная палица – из бронзового навершия торчат губительные острия. Вокруг крики ярости и боли, звон оружия и ржание коней. Все мысли куда-то пропали, тело действует само по себе, без всякого вмешательства разума.

Громадный краснолицый сармат, до бедер затянутый в плотную вареную кожу, вылетает прямо на Зиндру, проламывая низкие кусты грудью коня. Меч в его руке уже занесен, девушка ничего не успевает, но Джигетай вновь успел шарахнуться в сторону, второй раз спасая свою наездницу. Аорс, не ожидая такого, замешкался на долю мгновения. Она успела даже увидеть его распяленный в крике рот…

Страха не было, и Зиндра направила удар в неприкрытую доспехом ляжку сармата, успев упереться коленями в два запасных колчана, прикрепленных к конской сбруе. Откинулась назад, гася силу столкновения. Этому ее тоже научила Дарана: прием небезопасный, но действенный.

И она сумела удержаться в седле, а вот ее огромный противник, не успев повторно размахнуться, слетел с коня. Зиндра мимолетно порадовалась оглушительному, воистину бабьему визгу чужака.

– Ах ты, сука! – слитно раздались вопли нескольких глоток.

– Не сука, а волчица! – выкрикивает она. Рядом почти мгновенно оказывается другой сармат, в таком же кожаном доспехе, притирается рослым конем вплотную к невысокому Джигетаю, теснит его – и Зиндра по рукоять втыкает меч в бок вражескому жеребцу, ясно слыша хруст плоти, разрываемой сталью. Любовно отточенный клинок не подвел: по-человечески вскрикнув, конь стал заваливаться… Она развернулась – и Джигетай в кровавую слякоть растоптал рухнувшего вместе с конем врага.

…И то ли сразу вслед за этим, то ли вечность спустя, неожиданно умолкли вопли и лязг оружия. Зиндра огляделась вокруг.

И поняла – битва закончилась…

* * *

– Дарана, сестра, открой глаза! Ты же не умерла?

Хунара билась, заходясь в рыданиях, на теле подруги, обнимала ее, пыталась поднять, целовала белое обескровленное лицо. Ее оттащили, влили в рот вина.

Дарана приняла нелегкую смерть: ее, упавшую с коня, искололи множеством копейных ударов, добивая наверняка, с запасом. А вот Анта умерла мгновенно. Пущенная мощным луком почти в упор стрела пробила стеганую кожу легкого панциря, прошла меж ребер и рассекла главные жилы, так что вся кровь покинула тело за несколько биений сердца.

Аксиана, морщась и прихрамывая (ей досталось по ноге палицей), подошла к Зиндре.

– Дарану убили… – всхлипнула девушка.

– Знаю. Есть кто раненый еще? – сухо спросила ардара, пожав плечами. Это простой воин может предаться страданию, а военачальник и такого права лишен.

– Зарине стрелой щеку пропороли, – сумрачно отозвалась Меланиппа.

Та только рукой махнула, пытаясь улыбнуться перевязанным лицом. Челюсть у нее, хвала Великой Матери, не была сломана: стрела ударила уже на излете, и потому рана оказалась легче, чем могла бы быть. Щеку же Меланиппа только что зашила конским волосом и заклеила смолой-живицей. Ругаться Зарина не могла, лишь время от времени сплевывала наземь кровавую слюну вместе с комками сухого мха и паутины…

– Еще?

– Кию чуть не застрелил в упор какой-то ольвиополит. Стрела от шлема срикошетила, но Кия все сидит, подняться не может.

– Ничего, посидит и встанет. Это все?

– И Бендиде пониже колена угодило. Э… да вот и Варке досталось…

– Где?!

– Да вот же, смотри! – Их целительница указала пальцем. Только сейчас Зиндра заметила, как с подола панциря стекают красные капли. А потом увидела и рассеченные пластины на боку – тоже с покрасневшими краями.

– Да царапина… – поспешно пробормотала она.

– Снимай доспехи, – повысила голос ардара. – Перевяжись как следует.

Битва закончилась вничью. Не удалось ни заставить фалангу сломать строй, ни окружить ее, а чтобы нанести живой крепости серьезный урон, стрел не хватило… Сильнее всего пострадала конница с обеих сторон, зато уцелела, на удивление, бóльшая часть степной пехоты, которую вожди вообще-то прочили в смертники.

В итоге, расползшись в разные стороны от места боя, те и эти стали лагерем вдалеке друг от друга. Между станами засновали гонцы.

Аксиана громогласно заявила, что итог боя можно считать утешительным: ее эорпаты потеряли убитыми только двоих и троих не тяжело раненых, считая Зиндру (та пыталась возразить, но ардара прикрикнула). Вот приданные им лучницы действительно полегли мало не наполовину. Одни до последнего пускали стрелы и не успели уйти, когда атака сменилась отступлением, другие, наоборот, заполошно ринулись наутек прежде, чем следовало, и были изрублены настигшей их ольвийской кавалерией.

Между тем по полю битвы деловито сновали люди – из обоих лагерей. Уносили раненых и убитых, порой коротко взблескивали ножи, избавляя от мучений тех, кому уже не помочь. Время от времени вспыхивали ссоры: то ли из-за дележа добычи, то ли, наоборот, кто-то стремился помешать чужаку ограбить своих мертвецов. Иные из степняков даже срезали с убитых скальпы – старый обычай, сейчас приугасший, но, видать, не совсем… В пору предков знаменитые бойцы, случалось, в плащах из скальпов ходили…

Мимо два воина протащили тело кого-то из врагов. Головы не было – срублена, а доспех знатный: пластинчатый набор, вроде позолоченный даже, с круглой пластиной посреди груди, на ней – грифон искусной чеканки. При этом мертвец был без штанов: панцирь ценой в невесть сколько серебром оставили, а шаровары и сапоги сняли. Рядом с нагрудной пластиной зияла дыра от копейного удара. Должно быть, обладатель панциря бился, уже спешившись, на земле, и противник тоже был спешен – всаднику такой раны не нанести. А может, его, еще остававшегося верхом, удачно поймал на охотничью рогатину кто-то из пешцов. Он потом и стянул с убитого штаны вместе с сапогами, а доспехи – зачем они принятому в род изгою? Все равно старейшина или вождь отберет.

Зиндра смотрела на происходящее, прилаживала непослушную повязку и чувствовала, как слезы набухают на ресницах. Да, ее подруги уже умирали, но… Но веселая и светлая Анта… Но Дарана, старшая сестра и наставница… А те девушки, чьих имен она так и не узнала… Нет!

– Не сметь плакать! – рявкнула на нее Аксиана, подошедшая, как всегда, незаметно. – Ты ни в чем не виновата.

– Я жива, – прошептала Зиндра. – Значит, виновата перед ними.

– Не глупи. Дарана и Арана умерли, потому что на то воля Апатуры, нашей всеобщей Матери. Скажи лучше, как ты сумела убить самого ксая Грилла?

– Кого? – безразлично спросила Зиндра.

– Вот это да! – Ардара хлопнула в ладоши. – Прикончила третьего человека во вражеском войске и не знаешь даже?

– Я не помню… – покачала головой Зиндра. Она и в самом деле не могла вспомнить никакого знатного воина, с которым бы сражалась. Или он погиб от ее стрелы? Но как тогда это выяснили? На стрелах нет ее знака, никто из воинов там свои знаки не ставит, слишком уж часто обновляются стрелы в колчанах. Копье или дротик – дело другое. Но разве…

– Этого сына жабы и шелудивой свиньи ты проткнула джеридом через горло аж до спинного хребта!

– А, этого… Я вообще думала, что он йован… – пробормотала Зиндра, по-прежнему не в силах думать о воинской славе.

– Ну вот видишь, – улыбнулась Аксиана. – Будет с тебя толк! А мне ведь о нем еще отец говорил, ему не раз с ним переведаться доводилось. В битве с Гриллом брат мой сгинул. Так что я должница твоя. По чужим девкам горевать нечего, пусть их в собственных йерах оплачут. А сестер мы проводим как положено – в нашем йере.

– Разве уже…

– Да, уже все. Вожди договорились, – в голосе Аксианы прозвучало злое презрение. – Перемирие на год. Кроме того, Булуну вернут пастбища на Дан-Абре. На что только рассчитывал Скилур, собираясь с такими силами воевать Ольвию, да на три племени… Ну да ладно. Добычи нет – значит, и нет…

– И пира не будет? – осведомилась Хунара.

– А ты что, проголодалась?

– Нет, но… Разве можно без пира после битвы? Ведь надо же почтить богов возлияниями и тризной. Полагается так. По обычаю. А то они обидятся, в другой раз победы не дадут…

– Да какая победа?!

И Аксиана выругалась так, что тащившие бесштанного мертвеца дружинники, обронив тело, уважительно посмотрели на ардару.

* * *

Через два дня на востоке от их селения они все вместе рыли могилу для Анты и Дараны – одну на двоих.

Яму начали копать с раннего утра. Слежавшийся чернозем, пронизанный корнями, тяжело поддавался заступам, но, когда солнце встало, могила была готова. Аксиана самолично спустилась туда, чтобы убедиться, что раскоп достаточно велик и там поместятся не только тела девушек, но и их кони.

Убитых воительниц уложили на погребальные носилки и собирали их в могилу так, как собирают в дальнюю дорогу. На Дарану надели ее длинную шелковую рубаху, янтарные и сердоликовые бусы, на Анту – золотой браслет, а еще зажали в ее ладони дивной красы золотистую раковину, какие иногда привозят караванщики с давних южных морей.

Там, куда девушки отправляются, тоже могут быть враги, поэтому без доспехов в загробном мире – ни шагу. Анту обрядили в копытный панцирь, такой же, какой спас жизнь Зиндре; на Даране сама Аксиана застегнула ее боевой пояс, украшенный серебряными и золотыми бляхами.

Шлемы – деревянный с обкладкой из кабаньих клыков и грубой ковки железный с конским плюмажем – лежали рядом; наденут на головы покинувших их уже в могиле.

А вот теперь и вправду пришло время поминального пира, на котором все сестры, живые и мертвые, будут вместе в последний раз. Рядом с Антой и Дараной на медных блюдах были возложены зажаренные ягнята, осыпанные кориандровым семенем, и кумыс в окованных серебром кубках из турьих рогов. Все это отправится с девушками в могилу. Когда Вийу придет к ним в гости, им будет чем приветить его.

Запылал огонь. Живые устроились вокруг костра на обычных местах и начали говорить похвальное слово об ушедших.

Девушки осушили поминальные рога, а Аксиана еще и вылила в могилу кубок со старым хмельным медом – в честь подземных хозяев. Так издревле в Степи провожают воинов – и сейчас все происходило в предписанном старым обычаем порядке. Каждая из амазонок поднималась со своего места, вспоминала бои, кочевки, приключения, которые делила с Антой и Дараной. Дошла очередь и до Зиндры.

– Если бы не Дарана, – сказала она, поднявшись с полным рогом кумыса в руке, – я была бы уже мертва. Она учила меня владеть оружием… Пусть каждый убитый мной враг будет жертвой Вийу во имя ее, и…

Не договорив, Зиндра вдруг расплакалась.

– Ну, ну, – похлопала ее по плечу Аксиана, – не реви! Наши сестры сейчас еще с нами – не оскорбляй их слезами…

День потухал, клонясь к вечеру. Пора было расставаться.

Укладывала девушек в могилу Аксиана – таков долг военного вождя. Потом ей сверху подали шлемы и гориты уходящих сестер, их бронзовые зеркала, которые ардара уже там, внизу, в преддверии Подземного Мира, сомнет ударами своего меча. Зеркала, в которых отражались их лица, должны умереть со своими хозяйками, чтобы с ними же вместе воскреснуть в царстве Великой Матери и по-прежнему служить им.

Тарса принесла к краю могилы подарки, собранные оставшимися сестрами для уходящих.

Вот каменный флакон с благовонным маслом – дар Меланиппы. Вот перстень и браслет Хунары, вот стеклянная брошь Бинки – ее единственная ценная вещь…

Зиндра протянула свой кинжал и оселок наксосского наждака – полезный дар. На этом свете он, может, и годится лишь на то, чтобы править клинок, но в загробной жизни, которая полна опасностей, способен предохранять от дурного глаза и лечить загробную рану, нанесенную отточенным лезвием…

Аксиана, лишь пару мгновений помедлив, сняла с пояса нарядный кошель, расшитый золотом. Высыпала в погребение пригоршню серебряных монет, бросила за ними следом и опустевший мешочек…

Затем к могиле подвели оставшихся без хозяек скакунов, оседланных и в сбруе. Один из них, мышастый красавец, прядал ушами, тоскливо ржал, чувствуя судьбу, но не пытался убежать. Две девушки придержали его за седло, Тарса за уздечку потянула голову, склоняя шею вниз. Точным и сильным движением меча Аксиана рассекла горло. Хлынула алая кровь; конь шарахнулся, передние ноги его подломились, он еще некоторое время постоял так, сонно закатывая глаза, а потом рухнул в яму.

Несколько мгновений – и второй конь последовал за ним.

– Кости наших сестер прорастут травой… – печально сказала ардара, стоя у могилы.

– Как и наши кости порастут травой… – в один голос ответили все.

– Но души наши будут пировать в Йерее! – выкрикнула Аксиана. Ее шатнуло от выпитого, но голос был тверд.

– Но души наши будут пировать в Йерее! – согласно грянули воительницы.