Миранда уже сделала вывод, что Элси очень недалекая женщина, которая будет обращаться с ней как с несмышленым ребенком. Миранда решила нарушить привычную для этого дома тишину и расшевелить угрюмого Эрни таким же способом, как она делала это с дядюшкой Седриком.

– Давайте, я приготовлю вам какао, – предложила она однажды субботним утром, когда Элси отправилась на работу. – Я же знаю, как вы любите. С молоком и двумя кусочками сахара.

Эрни подозрительно посмотрел на девочку.

– Послушай, ты что, сильно хочешь увидеться со своей сестрой?

– Да, хочу. Я очень хочу ее чем-нибудь угостить, сделать ей какой-нибудь сюрприз. – Поставив какао на стол, она придвинула свой стул ближе к Эрни. – В школе моей сестры ставят пьесы Шекспира. И в нашей школе тоже ставят, но моя сестра учится в очень хорошей, привилегированной школе.

Миранда сама себя ненавидела за такие слова. Но она играла роль, и этим все было сказано.

– Глупо все это, правда?

– Что именно глупо?

– Я имею в виду этого Шекспира. Они ставят его пьесы в театре, а я ни слова не понимаю из текста, который произносят актеры.

– Ах, вы вот о чем. Если бы ваша жена взяла меня с собою на спектакль, я бы могла вам обоим разъяснить происходящие на сцене события.

– Ты? Хочешь пойти в театр?

– Да. Пожалуйста, если можно. – Играя искорками глаз, Миранда, прижавшись к нему коленкой, опустила ресницы.

– Никогда в жизни, моя девочка! Ты же находишься под нашей опекой. Я ничего не имею против походов в кино, но в театр – ни за что!

Смысл увещеваний Эрни не доходил до Миранды. Она чувствовала себя подавленной и разочарованной.

– Но это очень важно. Экзамены… Шекспир… – заикаясь от волнения, сказала она. Пересилив себя, она села совсем рядом с ним, продолжая размешивать его дурацкое какао.

Не добившись поставленной цели, она снова начала:

– В кино показывают такую ерунду!

– Они все какие-то неестественные. В этом-то и заключается основная причина. А театральные актеры ничем не лучше киношных. Я-то знаю их. Я прослужил в армии четыре года.

– Но какое отношение имеет ваша чертова армия к постановке «Ромео и Джульетты»?

– Не смей так выражаться, моя девочка!

– Но иначе вам ничего не докажешь. Вы просто не желаете меня слушать. Моя сестра и я, – четко произнося каждое слово, отчеканила Миранда, – участвуем в школьных постановках пьес Шекспира, потому-то для меня очень важно посмотреть спектакль…

– Ну ладно. С меня хватит. Сколько можно строить мне глазки? От этого ты краше не станешь. Подожди, я еще Элси расскажу, что ты тут вытворяешь!

От злости Миранда чуть было не ударила его. Но сдержавшись, она улыбнулась ему в ответ и тихо произнесла:

– Это я расскажу Элси о том, что вы тут вытворяли, мистер Бриммингтон!

Но она не успокоилась даже тогда, когда на лице его, просиявшем сперва пониманием, затем появилась гримаса ужаса.

Приехав в Хай-Комптон, Миранда целый день провела со своей сестрой, закипая от злости, когда рассказывала о чете этих ужасных Бриммингтонов. Мэг с побледневшим от расстройства лицом попросила сестру немного потерпеть. Но у Миранды не было больше сил терпеть. Она очень хорошо понимала, что стоит только Эрни и Элси собраться вместе и обсудить назревший конфликт наедине, как Миранду немедленно выставят вон. Руководствуясь принципом «уж лучше быть, чем слыть», она решила устроить поджог собственной кровати в тот момент, когда Эрни будет на работе. Она думала, что благодаря этому поступку как-то может самоутвердиться. Но задача по поджогу кровати оказалась не из легких. Израсходовав целую коробку спичек, чтобы поджечь шерстяное одеяло, она добилась лишь того, что перепачкала его, оставив на нем массу пятен. Затем, когда было израсходовано больше половины второго спичечного коробка, девочка решила подпалить набитый конским волосом матрац, который восхитительно потрескивал, объятый пламенем. Затем она пробралась в комнату Элси, где оживленно спросила: – Знаете, что я хочу у вас спросить? Вы в курсе, что ваш дом горит?

Следующим местом пребывания Миранды стал дом Рэны и Педди Барнс. Несмотря на то, что супруги были готовы принять Миранду в свой дом, мистер Брэкнел считал их довольно невежественными людьми. Но, получив предписание психолога направить девочку в лечебный центр, Брэкнел и Миранда оба с радостью приняли объятия обитателей нового дома с узенькой террасой, расположенного по Северной улице. События разворачивались весной 1959 года. У Рэны и Педди было шестеро детей, и они рассматривали новую девочку-подростка как бесплатную сиделку и прачку. Кроме того, на подростка полагалось ежемесячное денежное пособие.

Миранда, не долго думая, решила снова прокрутить, теперь уже с Педди, испытанный с дядюшкой Седриком трюк, но получила за это громкий шлепок по заднице с напутствием подождать еще пару годков и прозвище «дерзкая сучка». Педди рассказал все без утайки своей жене, которая, заливаясь громким смехом, ответила, что через некоторое время ей придется делить собственного мужа с этой девчонкой. В доме не было людей с желчным характером. Очень часто случались перепалки, кто кого перекричит, от которых получали удовольствие обе стороны. Если Миранда воздерживалась от участия в слишком уж дерзких выходках окружавших ее питомцев или смотрела сквозь пальцы на сражения противоборствующих сторон, над ней тут же начинали насмехаться одни и душить в объятиях другие, обещая при этом напоить ее чашечкой крепкого чая для поддержания жизненного тонуса.

Это было все равно что биться лбом об стену. И тогда Миранда снова испробовала поджог, на который ее благословила Рэна, сказав, что тогда у них появится возможность получить от страховой компании новый матрац. Когда же Миранда потребовала, чтобы ее поселили в отдельную комнату, Педди страшно удивился.

– Ну зачем же тебе отдельная комната? – поинтересовался он.

– Мне почти пятнадцать. У меня бывают месячные. Вопросительно посмотрев на Рэну, Педди заметил:

– Конечно же, у тебя идут месячные, тупая сучка! А если бы у тебя их не было, нам бы пришлось бы уже завтра тебя отвести к доктору. Только как это можно связать с твоим желанием иметь отдельную комнату?

– Мне тоже иногда хочется уединиться! – почти переходя на визг, урезонивала Миранда бестолкового Педди.

– Но с тобой в комнате находятся всего лишь два ребенка. Боже милостивый, о каком еще лучшем уединении может идти речь? Может быть, ты думаешь, что дети подсматривают за тобой, когда ты меняешь свои тряпочки?

Тот факт, что эти слова были сказаны Педди, а не Рэной, просто доконали Миранду. Какой бы наглой ни была Миранда, но Педди переплюнул даже ее.

В эту ночь она убежала прочь из этого дома, переночевав в одной постели с Мэг. Вернувшись к завтраку домой по Северной улице, Миранда пришла в негодование, узнав, что супруги Барнс даже не ведали о том, что она не ночевала дома. Несмотря на одолевавшее ее чувство досады, она, не проронив ни слова, в течение двух недель продолжала спать вместе с Мэг. Это длилось до тех пор, пока однажды не обнаружилось ее ночное отсутствие. В органы социальной опеки позвонил сосед семейной четы Барнс, сообщив о ночных отлучках Миранды. Тем же вечером служащая перезвонила в квартиру Барнс, которые не обнаружили Миранду дома.

– Да они просто не достойны того, чтобы я переступала порог этого дома, – презрительным тоном стала защищаться Миранда. – Они мечтают положить меня через годик-другой в свою супружескую постель.

Эти слова повергли в ужас служащую органов социальной опеки. Сразу после этого состоялось расширенное заседание, в котором приняли участие мистер Брэкнел, детский психолог и завуч школы. Кроме этого, здесь присутствовали весьма смущенные супруги Барнс и сама Миранда. К сожалению, Мэг не пригласили на это собрание.

– Но это была просто шутка! – оправдывался Педди.

– Мы думали, и она с нами шутит! – добавила Рэна.

– Девочка сильно встревожена каким-то событием, которое оставило неизгладимый след в ее сознании, – заметил психолог.

– Вы имеете в виду тот скандал, связанный с дядей Седриком? Если это так, вы должны немедленно об этом сказать. – В этот момент Миранде очень захотелось завязать их всех в один узел и вытряхнуть из этой комнаты, швырнув куда-нибудь в морскую пучину. – Если вы думаете, что на меня подействовал связанный с дядей Седриком скандал, то в… Боже мой… ведь это был несчастный старик…

Директриса, подняв голову, быстро заметила:

– У нее такой лексикон, который вызывает беспокойство у многих членов педагогического коллектива.

– Но Педди постоянно говорит «Боже мой», – возразила Миранда.

Взглянув на девочку, мистер Брэкнел заметил:

– По-видимому, тебе очень хотелось покинуть дом на Северной улице, Миранда. Таким образом, твои возможности выбора исчерпаны.

Взору Миранды открылась глубокая яма, которую она очень несвоевременно вырыла себе собственными руками.

– Но я вовсе не хочу покидать дом на Северной улице, – с капризной интонацией в голосе возразила Миранда. – Я просто хочу все поставить на свои места. Мне бы хотелось почаще видеться с Мэг и…

– Бог мой! Можешь навещать ее хоть каждый день, если тебе этого так хочется, – ответил Педди. – Она тоже может приходить к нам в гости. Если только в этом заключается вся проблема, то существует очень простой способ ее решения.

Мистер Брэкнел заметил скептически:

– Вы до сих пор хотите держать у себя воспитанницу, мистер Барнс?

– Конечно, хотим, правда, Рэн?

– Если она не возражает стать членом нашей большой семьи, то…

Рэна пока еще не успела сообщить Педди о том, что у нее почти не осталось ни капли сомнения в том, что она снова беременна и ей понадобится помощь Миранды.

– Я могу сидеть с вашими детьми раз в неделю, – заявила Миранда, как бы читая мысли Рэны. – И за это вы можете мне платить.

Педди был шокирован подобным заявлением Миранды.

– Рэнди, ты должна выполнять свой долг, руководствуясь чувством любви к нам.

– Но я вовсе не питаю к вам никакой любви, – ответила Миранда довольно сдержанным тоном. – Итак, только раз в неделю. Не называйте меня Рэнди.

Мистер Брэкнел повернулся к психологу.

– Нам нужно удалиться, чтобы наедине обсудить кое-какие детали дела, пока Миранда уладит с Барнсами все нерешенные вопросы.

В результате этих дебатов Миранда заполучила отдельную комнату и стала, хотя и очень неохотно, но все-таки бесплатно сидеть с детьми. В течение целого года ей приходилось мириться с Рэной и Педди, которые вовсе и не подозревали, каким трудом это ей достается.

Конечно же, она могла закончить свою учебу в возрасте пятнадцати лет и подрядиться на какую-нибудь нудную работу или сидеть дома с новорожденным. Но она продолжала учиться, хотя и не надеялась на отличные оценки, навсегда распрощавшись с надеждой поступить в какой-нибудь колледж. Ей очень нравились уроки истории и обучавший по совершенно новой методике учитель. Но самым любимым ее предметом стали уроки английского драматического искусства. Позабыв скепсис Эрни Бриммингтона, Миранда зачитывала наизусть целые акты из шекспировских пьес и монологи Порции и Миранды вместо детских рассказов удивленно смотревшим на нее маленьким Барнсам. По выходным девочка ходила в общежитие к Мэг. Для опечаленной сотрудницы органов социальной опеки было совершенно очевидно, что девочки по-прежнему оставались неразлучными.

В начале лета 1960 года нечеловеческое терпение Миранды было вознаграждено. Из школы пришло послание, извещавшее о том, что в следующую среду ученики старших классов будут приглашены на спектакль «Сон в летнюю ночь», который должен был состояться под открытым небом. Всех зрителей просили запастись завтраком.

Сорок пять человек набились в автобус на стоянке «Лара» и были доставлены в Ньютон Эббот, где, обутые в поношенные башмаки, они строем прошли на заросшую вереском поляну. Из естественных выступов скал образовалась полукруглая сцена, окруженная обвитыми плющом ветвями деревьев, четырехугольными стогами соломы и аккуратно уложенными бревнами. Они прекрасно заменяли декорации.

Игра актеров была неестественно напыщенной и сопровождалась обилием драматических жестов. Но несмотря на это, строки пьесы очень хорошо врезались в память зрителей, которым прекрасно были слышны монологи актеров.

Игравшая пьесу труппа называлась «Третейский судья». Наблюдая за происходящими на сцене событиями, Миранда все время чувствовала, что она уже тысячу раз видела этот спектакль. Ее матери было лет шестнадцать, когда она впервые увидела спектакль «Уэссекских актеров». Как бы там ни было, Миранда знала, что сбывается то, что предначертано ей судьбой, и еще то, что театральную труппу как будто бы послал ей сам Господь Бог. Вспомнились увиденные в раннем детстве фрагменты пьес, поставленных «Уэссекскими актерами». Перед глазами всплывала фигура Теренса, являвшегося предметом обожания женской половины труппы. Возомнив себя Лоуренсом Оливье, он, даже закончив спектакль, никак не мог выйти из роли. Миранда никак не могла найти на сцене актрису, которая манерой своей игры напоминала бы ей мать. Девушки, исполнявшие роли Елены, Гермии и Титании, подыгрывали Лизандру, Деметрию и Оберону. Эми же своей игрой доказала право на место примы.