Ничто особенно не изменилось, поскольку в этом была заинтересована Эмили. Она никогда не получала особой радости и удовольствия от плантации, когда та еще процветала. Ей было все равно как растут цветы, аккуратные живые изгороди, яркие магнолии или глицинии. Если бы она выглянула в окно и посмотрела на мир своими серыми глазами, все вокруг ей показалось бы бесцветным. Она жила в черно-белом мире, в котором только ее религия была сетом, а дьявол постоянно пытался навязать тьму.

Эмили становилась все выше и тоньше, и ни что еще не вызывало во мне такого тягостного чувства. Она все еще твердо придерживалась своих детских убеждений и предрассудков. Однажды после очередного моего визита, она проводила меня до машины, сжимая в своей костлявой руке ту самую старую Библию.

– Всем нашим молитвам и хорошим делам воздастся, – сказала она мне, когда я повернулась, чтобы попрощаться. – Дьявол здесь больше не живет.

– Возможно, ему здесь слишком холодно и темно, – саркастически заметила я. Она собралась с силами и неодобрительно сжала губы.

– Когда дьявол понимает, что у него нет шансов на победу, он быстро перемещается на новое пастбище. Остерегайся, он может последовать за тобой в Катлерз Коув и устроить свое жилье в твоей захолустной берлоге разврата и удовольствия. Ты должна настоять на регулярных религиозных службах, построить часовню, положить в каждую комнату по Библии.

– Эмили, если когда-нибудь понадобится изгнать дьявола из моей жизни, я позову тебя.

– Да, – сказала она, самонадеянно отступая назад. Ее самоуверенность действовала мне на нервы, я с нетерпением ждала, когда же я смогу вернуться в Катлерз Кову.

В Мидоуз я вернулась уже через год, получив известие о смерти папа. На его похоронах было всего несколько человек. Даже Билл не поехал со мной, сославшись на неотложную деловую поездку. У папы почти не осталось друзей. Все его карточные приятели уже умерли или уехали куда-нибудь, а большинство владельцев других имений, став жертвой тяжелых времен, распродали свои земли. Ни один из родственников папы даже не подумал приехать в Мидоуз.

Папа умер в одиночестве, до самого последнего часа он напивался в стельку. А как то утром он просто не проснулся. Эмили не проронила ни слезинки, даже в моем присутствии. Она была удовлетворена, что Бог забрал его, потому что настало его время. Похороны были очень просты, а потом Эмили предложила чай и немного пирога. Даже священник не остался после похорон.

Я подумала о том, как бы забрать Шарлотту с собой, но Вера и Чарлз отговорили меня от этого.

– Ей хорошо здесь с Лютером, – сказала Вера. – Разделив их, мы разобьем их сердца.

Я понимала, что на самом деле это разобьет сердце Веры, потому что она стала матерью Шарлотте, и было по всему видно, что Шарлотта тоже считала так. Конечно, Эмили была против отправления Шарлотты в этот греховные Содом и Гоморру на пляже. В конце концов я решила, что самое лучшее оставить ее здесь, даже с Эмили, потому что, казалось, Эмили не влияет на Шарлотту и не докучает ей своими религиозными фантазиями. И конечно, я никогда не говорила Биллу правду о Шарлотте и никому не собиралась рассказывать. Она останется моей сестрой, а не дочерью.

– Может когда-нибудь вы с Чарлзом привезете Лютера и Шарлотту в Катлерз Коув и погостите некоторое время, – предложила я Вере. Она кивнула, но сама мысль о такой поездке казалась ей не реальней полета на Луну.

– Думаешь, теперь с вами здесь будет все в порядке? – спросила я ее перед отъездом.

– О, да, – сказала она. – Мистер Буф давно перестал заниматься хозяйством. Его смерть никак не повлияла на нашу жизнь. Чарлз следит за выполнением работ. Они с Лютером все делают вместе, и Лютер будет сильным и умелым помощником.

– А моя сестра… Эмили?

– Мы привыкли к ней. На самом деле, не знаю, что мы делали бы без ее гимнов и молитв. Чарлз сказал, что она лучше, чем те фильмы, о которых мы слышали. Выходя из комнаты, можно наткнуться на Эмили, плавно идущей по дому со свечой в руке и осеняющей темные углы крестными знамениями. И кто знает, может, она и в самом деле не пускает дьявола.

Я рассмеялась.

– У вас все в порядке, мисс Лилиан, не так ли? – спросила Вера. У нее уже появилась седина, а ноги стали тоньше и длиннее.

– Вера, я построила свой дом, и нашла цель, чтобы жить дальше, если ты об этом спрашиваешь, – ответила я.

Она кивнула.

– Думаю, так и есть. Ну, мне нужно приглядеть за ужином, поэтому я прощаюсь сейчас.

Мы обнялись, и я пошла попрощаться с Шарлоттой. Она лежала, растянувшись на полу в той комнате, где когда-то читала мама, рассматривая старый семейный фотоальбом. Лютер сидел на небольшом диванчике рядом и вместе с ней разглядывал фотографии. Они подняли головы, когда я появилась в дверях.

– Я уезжаю, дети, – сказала я. – Рассматриваете семейные фотографии?

– Да, мэм, – кивнул Лютер.

– А вот та, где ты, я и Эмили, – сказала Шарлотта, показывая на фотографию. Я посмотрела и вспомнила, когда это было.

– Да, – сказала я.

– Мы знаем почти всех людей на фотографиях, – сказал Лютер, – а на этой – нет.

Он перелистнул страницу назад и показал на маленькую фотографию. Я взяла альбом в руки и смотрела на нее. Это была моя настоящая мама. Первое мгновение я не могла говорить.

– Это младшая сестра мамы, Виолетт, – сказала я.

– Она была очень красивая, – произнесла Шарлотта. – Правда, Лютер?

– Да, – согласился он.

– Правда, Лил? – спросила Шарлотта.

– Очень.

– Ты ее знала? – спросил Лютер.

– Нет. Она очень рано умерла, до… сразу после моего рождения.

– Ты очень на нее похожа, – сказал он и покраснел.

– Спасибо, Лютер.

Я опустилась на колени, поцеловала и обняла его и Шарлотту.

– До свидания, дети. Будьте умницами, – сказала я.

– Или Эмили рассердится, – проговорила Шарлотта. Я улыбнулась сквозь слезы.

Не оглядываясь, я заторопилась прочь.

С Биллом что-то произошло во время той деловой поездки, которую он предпринял вместо того, чтобы поехать со мной на похороны папы. Когда он вернулся несколько дней спустя, было заметно, что он сильно изменился. Он был спокойней и сдержанней, чем обычно и много времени проводил сидя на крыльце, потягивая чай или кофе и неподвижно глядя на океан. Он не бродил по отелю, подтрунивая над молоденькими горничными, не играл в карты в комнате для официантов, коридорных и мойщиков посуды.

Я думала, возможно, он заболел, хотя он и не выглядел бледным или слабым. Несколько раз я спрашивала его, все ли с ним в порядке. Он говорил что – да, каждый раз уставившись на меня на мгновение, прежде чем уйти.

Наконец, однажды вечером, почти неделю спустя он вошел в спальню, когда я уже лежала в постели.

После первых месяцев нашей совместной жизни, мы все реже и реже занимались любовью, пока не наступил долгий период, когда даже не целовались. Он знал, что когда бы я ни целовала его или занималась с ним любовью, я делала это из супружеского долга, чем из-за чувства, даже несмотря на его привлекательность.

Я не беременела, и думала, что это из-за тех ужасных родов, когда появилась Шарлотта. Но, насколько я понимала, у меня было все в порядке со здоровьем и не было причины, по которой я не могла забеременеть. Но этого не происходило.

Билл подошел ко мне и сел, сложив руки на колени и опустив голову.

– В чем дело, – спросила я. Его странное поведение заставило мое сердце биться сильнее. Он взглянул на меня: его глаза были полны печали и боли.

– Мне нужно сообщить тебе кое-что. Я не только бизнесом занимался в своих поездках, особенно, когда ездил в Ричмонд. Я играл в карты и… принимал участие в пирушках.

Я облегченно вздохнула.

– Это не новость для меня, Билл. Я никогда не требовала отчета о твоих поездках, и теперь не собираюсь это делать.

– Я знаю и ценю это. На самом деле, я хочу сказать тебе, как сильно я тебе признателен, – мягко говорил он.

– Откуда эта внезапная перемена?

– В этой поездке меня постигла неудача. Я играл в карты в поезде. Игра начала затягиваться на целый день. Мы вышли из поезда и пошли играть в отель в Ричмонде. Я выигрывал. В самом деле, я так много выиграл, что один из проигравших заподозрил меня в жульничестве.

– И что произошло? – Мое сердце забилось в предчувствии беды.

– Он поднес к моей голове револьвер, сказав, что в барабане только одна пуля и, если я жулик, то прозвучит выстрел. Затем он нажал на курок, но ничего не произошло. Его друзья нашли это забавным, а он решил, что это только проверка, и решил попробовать еще. Он нажимал еще и еще, но выстрела не было. Наконец он сказал, что я могу уйти со своим выигрышем. Чтобы убедить всех, что это была не шутка, он направил револьвер в стену, еще раз спустил курок, и в этот момент раздался выстрел. Я бросился прочь и как только мог быстро отправился домой, все время думая, что моя жизнь едва не прервалась. Я мог бы умереть так бесчестно, где-то в отеле в Ричмонде, – простонал он. Немного переигрывая, он поднял взгляд к потолку и вздохнул.

– Моя сестра Эмили с удовольствием выслушала бы такое признание, – сухо сказала я, – может, тебе съездить в Мидоуз.

Он снова посмотрел на меня и заговорил на одном дыхании.

– Я знаю, ты меня не любишь, и ты все еще не простила меня за то, как я сделал тебя своей женой, но ты женщина, обладающая духовной силой. Ты из хорошей семьи и я решил… если у тебя все в порядке, что… что у нас должны быть дети. Я хочу сына, чтобы было кому передать наследие Катлеров. Думаю, если ты согласна, то все получится.

– Что? – изумленно спросила я.

– Я решил измениться, решил стать примерным мужем и хорошим отцом. И я не буду вмешиваться в то, чем ты занимаешься в отеле. Что ты на это скажешь?

– Не знаю, что и сказать. Полагаю, я должна быть счастлива, что ты не просишь меня перетасовать колоду, чтобы принять решение, – добавила я.

Он опустил глаза.

– Я знаю, что заслужил это, – произнес он, – но сейчас я искренен, правда.

Я села и внимательно посмотрела на него. Может, я – дура, и он действительно кажется искренним.

– Не знаю, смогу ли я забеременеть.

– Но может мы попробуем?

– Я не могу удержать тебя от попытки.

– Ты не хочешь ребенка? – спросил он, ошеломленный моим холодным ответом.

Я так и порывалась сказать ему, что у меня уже есть один, но я проглотила эти слова и просто кивнула, что хочу.

– Да, думаю я тоже, – признался он. Он улыбнулся и хлопнул в ладоши.

– Ну что ж – договорились. – Он поднялся и начал раздеваться.

Я не забеременела в этом месяце. И в следующий месяц мы занимались любовью так много, как только вообще возможно, особенно в то время, когда моя беременность была наиболее вероятна, но потребовалось еще три месяца, и однажды утром я проснулась от знакомого ощущения тошноты. То, чего хотел Бил, свершилось.

На этот раз моя беременность протекала намного легче, и я родила в больнице. Роды были быстрыми. Думаю доктор подозревал, что я уже рожала, но он ничего не сказал и не спросил.

У меня родился мальчик, и мы назвали его Рандольф Бойз Катлер в честь дедушки Билла.

В то мгновение, когда я увидела своего ребенка, я поняла, что мое безразличие исчезло. Я начала кормить грудью и поняла, что нас с ним невозможно разлучить. Никто не мог так легко уложить его спать или удовлетворить его нужды, как я. Мы нанимали одну няню за другой, пока я не решила, что буду одна заботиться о сыне. Рандольф – будет единственным ребенком в моей жизни, который никогда не потеряет свою мать. Мы никогда не должны разлучаться даже на день.

Билл жаловался, что я его балую, превращая в маминькиного сыночка, но я поступала по-своему. Когда он начал ползать, он ползал по моему кабинету, а когда начал ходить, то мы вместе прогуливались по отелю и приветствовали постояльцев. Временами казалось, он просто моя половина.

Но Билл получив сына, быстро забыл свои обещания. Вскоре он вернулся к своим привычкам, но мне было все равно. У меня были сын и отель, который продолжал развиваться. Были построены теннисные корты и запланировано поле для игры в мяч. Постояльцев катали на катере и угощали изысканными обедами. Строительство курорта стало главной целью моей жизни, и я занималась этим так, что не упускала ничего из того, что могло бы этому помешать. Когда мне исполнилось двадцать восемь лет, я услышала, как кое-кто из сотрудников называет меня «старуха». Сначала мне это не понравилось, но потом я поняла, что так шутливо они назвали свою начальницу.

Однажды чудесным летним днем, когда небо было безоблачно, а с океана дул освежающий бриз, я вернулась в свой кабинет после инспекции бассейна и разговора с садовником об устройстве новых садов за отелем. Почти стопкой лежала на столе, как обычно ожидая меня, и как обычно это была высокая стопка. Я со скукой просмотрела большую часть писем, откладывая счета и сортируя просьбы забронировать номер вместе с личными письмами от наших бывших постояльцев, написанных в ответ на мои открытки с благодарностью и по особым случаям.